На мраморной плите были изображены двое – растрёпанный парень с широкой улыбкой, и статная курносая девушка с длинными волосами и притворно-горделивым взглядом. Под фото были выгравированы имена и годы жизни: «Скрябин Александр Андреевич, 10. 01. 1991 – 27. 10. 2010», «Шевелёва Евгения Викторовна, 10. 01. 1991 – 14. 08. 2010». Они были такими красивыми. Такими молодыми…

Вика опустилась на корточки перед могилой и посмотрела на эти весёлые лица. Она так скучала по ним, так хотела вновь услышать их голоса и смех, обнять их, посплетничать с Женей, поворчать на Сашу, который не отрывался от компьютера. Именно он научил её той самой игре, что была установлена на стационарный компьютер в ординаторской Склифа. Склифа…

Вика разговаривала с фотографиями всегда. Это было своего рода успокоением, помогало отвлечься, да и на душе становилось немного легче. Вот и сейчас девушка рассказывала обо всём, что произошло с ней за всё это время – о нападении, о том, как лежала в больнице, не желая жить дальше, о Косте, который сумел выдернуть её из депрессии и сблизился с ней месяц назад. О своей работе в институте Склифосовского, о Саламе, ставшем верным другом… Обо всем. И, заговорившись, девушка совершенно не заметила молодого человека, в изумлении замершего за спиной Ковалевой.

– Ты как здесь оказалась? – голос Лазарева заставил девушку вздрогнуть, тихо ахнув, и вскочить на ноги.

– А ты?

– Мама попросила привезти её к отцу, – Костя спрятал руки в карманы куртки и подошёл к памятнику, посмотрев на гравировку.

– Брат, – пояснила Вика, и, ничего не сказав, запрокинула голову, чтобы не дать слезам скатиться по щекам. Лазарев заметил это, и обнял девушку, погладив её по спине и поцеловав в висок.

– Они в один день родились, – заговорила девушка через некоторое время молчания. Раньше она никогда не говорила об этом. – Мамы наши подружились в роддоме ещё, вот они с тех пор и не расставались – детский сад, школа… По выходным всегда друг к другу в гости, все праздники вместе. И когда им по пятнадцать исполнилось, встречаться начали. Я посмеивалась сначала, а потом присмотрелась повнимательнее, и поняла, что действительно встречались, а не баловались. Как-то сроднились они со временем друг с другом, полюбили. Сашка мне хоть и сводный, а всю жизнь, как хвост за мной ходил, в медицинский даже пошел, на меня насмотревшись. А Женька в педагогический – любила это дело почему-то.

Костя отпустил девушку, снял с себя шарф и замотал им оголенную шею Вики – поднимался ветер, а горло пальто было свободным. Всё это он сделал молча, ожидая продолжения – он видел, что Вике надо собраться с мыслями. Ковалева с благодарностью посмотрела на мужчину и продолжила задрожавшим голосом.

– В тот день они на пикник с компанией своей поехали – шашлык, песни у костра, палатки… Возвращались рано утром, машину, в которой они ехали, на влажной дороге занесло – старая иномарка была. Женька сразу умерла, а вот с Сашей потом просто ужас творился – он выкарабкался, спасли его, только вот его самого не спросили – хочет ли он жить. В общем, вены он себе порезал, мутизм появился – он вообще разговаривать перестал, когда мы ему о Жене сказали. Продержался два месяца, но не хотел он жить, вот и все… Я на парах была, когда он из окна выбросился. В один день родились, в один день умерли, по сути. Он мне записку оставил, до сих пор наизусть помню – «Женька – всё, что у меня было, а я просто стал обузой. Там мне лучше будет, и вам жизнь облегчу». В дрожь бросает, когда эти слова вспоминаю, господи… – Вика вцепилась в куртку шокированного от услышанного Кости и беспомощно заплакала. Правда, через пару минут успокоилась, и посмотрела мужчине в глаза, чуть прищурившись. – А знаешь, кто его оперировал? Пётр Пастухов. Мы же сводные, фамилии и отчества у нас разные, поэтому никто ничего не знает. Вот, как судьба иногда сталкивает людей…

Лазарев открыл было рот, чтобы что-то ответить, но Вика лишь покачала головой, давая понять, что не хочет отвечать ни на какие вопросы.

– Пойдем отсюда? Пожалуйста, – Вика умоляюще посмотрела на мужчину, и тот лишь кивнул, исподлобья посмотрев на Ковалёву.

До ворот они шли молча, каждый погружённый в свои мысли. А за воротами у машины Кости стояла Мария Валерьевна, которая очень удивилась, увидев Вику. Стоявшая до этого, сложив руки на груди, женщина, увидев девушку своего сына, улыбнулась.

– Здравствуйте, Мария Валерьевна, – поприветствовала Ковалёва женщину охрипшим от неприятного разговора и сдерживаемых слёз голосом.

– Здравствуй, Викулечка, – только она могла так называть девушку.- А я всё думаю, кого же Костик там увидеть вдали мог? Кто у тебя здесь?

– Брат.

Мария Валерьевна сочувственно покивала головой, погладив Вику по плечу. Женщина одобряла выбор сына, хотя и старалась не показывать этого совсем уж открыто. Она вообще старалась не вмешиваться в личную жизнь Кости, понимая его сложный характер, да и просто осознавая, что личная жизнь – это личная жизнь, и советов здесь давать нельзя. Но выбор всё равно одобряла.

…Поехали к Косте домой – ехать к себе Вика просто не хотела, не желала оставаться в одиночестве. А Костя и Мария Валерьевна были совершенно не против, наоборот – женщина не хотела отпускать Ковалеву от себя, видя, в каком подавленном состоянии та находится. Вике определённо нельзя было сейчас утыкаться носом в подушку и плакать в одиночестве – в подобных ситуациях всегда надо быть с людьми, которые смогут отвлечь или хотя бы просто побыть рядом. «Посиделки» оказались довольно длительными – Мария Валерьевна покинула молодых людей в начале одиннадцатого вечера. Вика начала собираться минут через двадцать после ухода Лазаревой, но была остановлена Костей, в планы которого явно не входила ночь в компании одного лишь Пирата – огромного бело-рыжего кота. Мужчина купил его у одного из своих пациентов за пять тысяч рублей, тем самым отдав свои последние на тот момент деньги бедному пенсионеру, которому не хватало денег даже на лекарства. Сначала Лазарев хотел выдворить котяру на улицу, но тот упорно бежал за Костей, не желая оставаться на морозе, и жалость взяла верх – теперь откормленное животное жило в трехкомнатных хоромах и не знало былых печалей.

– Куда ты собралась-то? На часы смотрела? – Костя отобрал у девушки её же пальто и повесил его обратно в шкаф.

– Что значит «куда»? Домой, спать, я устала ужасно просто.

– Тебя одну вообще нельзя отпускать никуда, – хмыкнул Лазарев, оперевшись спиной о входную дверь.

– Ну, отвези меня тогда, – Вика сложила руки на груди.

– Я выпил уже.

В самом деле – мужчина позволил себе рюмку водки, слушая разговор Марии Валерьевны и Вики о безвременно ушедших родственниках.

Вика усмехнулась и протянула было руку к шкафу, но Костя оказался проворнее – встав перед створкой, мужчина положил протянутую руку себе на плечо. Ковалева изогнула бровь, но руки не убрала, и некоторое время просто молчала, глядя на мужчину.

– Останешься?

Вопрос прозвучал тихо и как-то пронзительно. Костя выжидающе смотрел на девушку, перебирая в руке её тонкие пальцы. Вика же отвела взгляд и закусила губу, прекрасно понимая, что подразумевает это «Останешься?» - оно уже звучало однажды. Девушке было не страшно, как тогда, но немного неуютно – былые травмы давали о себе знать в самые неподходящие моменты. Но, в то же время, девушка доверяла Лазареву безоговорочно, уже на опыте зная о том, что бояться ей нечего. Собственно, именно поэтому девушка и кивнула сейчас.

– Останусь.

И Костя привлек девушку к себе, не обращая внимания на Пирата, ревностно бросившегося под ноги молодым людям из-за угла неосвещенной спальни. В которую и направлялись сейчас влюбленные, упиваясь той нежной страстью, что охватила обоих.

…А утром девушка обнаружила в своем мобильном несколько пропущенных вызовов от человека из прошлой жизни - того, кто в свое время был одним из самых близких, и чей номер телефона было просто жалко удалять. И сейчас он объявился, явно желая восстановить общение и совместную деятельность – Виктория знала это наверняка, зная своего партнера, как облупленного. Он не выходит на связь просто так, никогда.