«Э-э-э, – подумал Петрович, – такими темпами я его никогда не освою». Хорошо еще, что тетя из отдела кадров спровадила его в Англию.

– Аутентичных теперь точно не будет, – произнес он вслух какому-то китайцу, который стоял рядом с ним в очередь на паспортный контроль. Китаец ничего не понял, но улыбнулся.

Уже в Англии на границе Петрович чего-то растерялся. Он вообще на любом контроле ждал, что его завернут. Это ж никогда не проблема. Была бы задача, а повод найдется. Сколько раз такое бывало, когда рыбу сдавал. Найти, за что забраковать партию, можно всегда. Это ж вопрос цены. Её везде умеют сбивать. А тут у него спросили про цель поездки. И у него от непривычки все английские слова, – даже те, которые знал, – куда-то пропали.

– Where do you go? – вопросительно посмотрел на него полицейский. И поднял бровь.

– Как же это сказать?… – наморщился капитан, а потом нашелся. – К этим… К хоббитам! To hobbits!

И ведь самое главное – все это было чистою правдой. А полицейский заулыбался и поставил британский штамп. Хорошие они – эти хоббиты, решил капитан и сделал свой первый шаг по Британской земле.

Знаете такие элитные английские учебные заведения, типа Оксфорда или Кембриджа? Там ещё всё так чинно и на века. Дубовая мебель в коричневых тонах. Все в твидовых пиджаках или одинаковых жилетках. И вообще, всё просто и с достоинством, и оттого совсем не просто.

Или есть ещё вариант – где все современно, все в позитивно, но от этого не менее по-английски качественно. Такого много в рекламных проспектах. Все ярко и современно.

Ну так вот, школа, где очутились Мак и Петрович, эта самая «Мэджик-скул», ничего общего с этими школами не имела. То есть если, конечно, не сильно вглядываться, то в подтасовке фотографий на сайте их напрямую не упрекнешь, но на месте стало понятно, что фотошопом там поработали неслабо. Места, вроде, те же самые и ракурсы такие же, но огонька в реальности не было.

– Меньше будешь верить рекламе, – сам себе сказал капитан, хотя он и так-то никогда ей особо не доверял.

Самым главным сюрпризом стало то, что находилась школа вовсе не в милой своими зелеными холмами тихой дворянской глубинке, а в почти маргинальном поселке недалеко от Лондона, куда по доброй воле местные стараются не заходить. С большой натяжкой можно было представить, что где-то здесь жили хоббиты. Но ведь такие районы сейчас есть везде. Вон в Париже, кроме центральных округов – почти все такие. Или в Осло. А уж если взять какой-нибудь Советск, там и вовсе вся благоустроенная жизнь заканчивается за проспектом Ленина.

Для Мака его английская жизнь и вовсе началась с гальюна, как сказал капитан по-морскому. Пошел Мак по нужде, а там унитаз сломанный. И санузел один – на несколько комнат. Все протекло и застряло. А это, между прочим, воскресенье – выходной день. И сантехника днем с огнем не найти.

– Can I help you? – спросил его Петрович, когда с вещами входил с соседний номер. Он решил сразу побольше общаться на английском. А потом, когда чемодан соскользнул ему на ногу, выругался по-морскому на русском.

Но Мак отрицательно замотал головой: не для того он сюда приехал, чтобы общаться с русскими. Не русский же язык учить – английский. И ушел к себе, не произнеся ни слова. И Петрович ушел. А санузел починили без них спустя пару часов.

На следующее утро Петрович пришел на занятия первым. Сказывались привычки всей жизни: подняться на мостик пораньше, проверить, проконтролировать. Мало ли что вылезет в последний момент. А так оно всегда и бывает. Еще учителей не было, а он уже огляделся, проверил, уточнил. Те же запасные выходы. Мало ли что. На всякий случай. Привычка у него такая.

Следом за ним подтянулись ученики. Некоторые поначалу решили, что он-то и есть учитель, а когда поняли свою ошибку, стали хихикать, слушая не очень складную английскую речь капитана откуда-то из Сибири, который пытался объяснить, что не учитель.

Группа набралась кто откуда: венгр, индус, пара австрийцев, француженка, кто-то из Бенилюкса, какие-то братья-славяне то ли из Польши, то ли из Чехии – всего человек двенадцать.

Последним вошел Мак. Он даже здесь не торопился прийти вовремя. Проснулся за шесть минут до появления в классе. Позавтракать не успел. И вообще был не в духе.

Вошел, оглянулся. Сразу увидел два свободных места. Одно – рядом с девушкой, которая в этот момент говорила, что она – из Парижа. Второе – рядом с капитаном.

Девушка прервала свой рассказ и посмотрела на Мака. Он – на неё. И так она ему понравилась – сразу ведь видно – француженка, что в миг застеснялся и сел от неё куда подальше. Получилось – к тому самому странному русскому. Короче, не повезло прямо сразу.

Когда они все представились, тут-то и вскрылось, что они с ним вдвоем из России. И ничего хорошего в этом не было. Уехать за тридевять земель, забраться в британскую глушь и усесться рядом с соотечественником, который к тому же тебе в отцы годится! Даже ведь в Турции хочется залечь подальше от русской речи, а уж тут – тем более. Ты же не русский сюда приехал учить – как-никак английский. Впитывать их культуру, образ жизни и мыслей, а тут такая неприятность! Отечество, как всегда, напомнило о себе в ненужный момент.

– А оно так всегда и бывает, – неожиданно произнес Макар Петрович, глядя на своего соседа. Мак заволновался и внимательно посмотрел в глаза капитану:

– Это что же – я всё вслух произнес? – удивленно спросил подросток.

Капитан улыбнулся и подмигнул ему:

– Это у тебя на лице было написано…

– Я просто хотел совсем погрузиться в английскую среду… – смущенно произнес Мак.

– Ну, кто ж этого не хочет, – спокойно ответил ему Петрович.

И прозвучало это как-то слишком спокойно, можно сказать, равнодушно.

Ну, а дальше всё пошло своим чередом. Занятия, то есть lessons, «What is your name?», «How are you?» и все такое прочее.

Сказать по правде, уровень английского у капитана был ниже всех. С чтением еще куда ни шло. Ну, этакий русский вариант английского. Даже без какого-то намека на изящную английскую кашу во рту. Впрочем, Петровича это ничуть не смущало. Старый он, чтобы чересчур усердно играть в другую жизнь и коверкать привычную ему речь. Потому говорил так, как ему было удобно.

Ана слух он вообще не понимал и половины того, что звучало, а то и больше.

Говорят: «Аnd now – listen», типа: «А сейчас – слушаем», а он решает, что конец лекции «end of lesson» и сейчас перерыв на обед. Встает и собирается идти подышать свежим воздухом. Народ говорит про медведя, про «bear», а он выруливает на пиво, на «beer». И так постоянно. Но капитана это вроде как не смущало. Сам смеялся в числе первых.

Он вообще все время попадал в дурацкие ситуации из-за того, что был словно с далекой планеты. Вот, например, у него спрашивают про самое интересное путешествие или запомнившегося человека, и он начинает вспоминать, как это было на самом деле. Время идет, а он мысли и слова подобрать не может. Народ уже хихикает вокруг, а он все думает. И в итоге выдает что-то из разряда «fool emotions». Типа собор какой-то красивый посетил, или человека какого-то стоящего встретил. Много ли таких людей вокруг, а он вспоминал. Не знает, что тут не надо правду говорить, нутро выворачивать. Тут надо бойко на вопрос ответить и на экзамене оттарабанить. А что у тебя на самом деле – никому здесь неважно. Мак об этом знал ещё с первых английских уроков. Главное, чтобы уверенно и бойко. И за соотечественника ему, как всегда, было стыдно.

Молодежь из группы всё больше и больше начала подсмеиваться над стариком. А для них-то он – действительно старик. И каждый, кому за тридцать. Маку было из-за этого неловко, но уж не настолько, чтобы как-то влезать. Хоть и соотечественник, так ведь все равно не его это дело. А может, и тем более, что соотечественник. Сам ведь сюда приехал этот капитан. Понимал, куда едет. В его-то возрасте.