Хоть он и был перегнут через спинку кресла, стоял к нему не вплотную. Это позволило мне одной рукой гладить его плоский живот, спускаясь все ниже, нашаривая важную часть тела.

— А скажи-ка мне, зайка моя длинноухая, часто ли тебя раньше пороли? — поинтересовалась я, принявшись водить пальчиками вокруг его члена, чувствуя, как он возбуждается, но не касаться органа.

— Постоянно, — коротко выдохнул он, забыв добавить «госпожа».

За это я тут же шлепнула ладошкой по поротой заднице, вызвав его судорожный вздох.

— Простите, госпожа, — Кайл тут же осознал в чем его вина.

— А по заднице пороли? — я задала провокационный вопрос, возвращая свою руку в паховую область.

— Только когда был ребенком, госпожа. Когда стал рабом, порка стала намного болезненнее, но приходилась больше на спину, плечи и грудь, — ответил он, тяжело дыша.

О, Кайл родился свободным? Это многое объясняет и тем любопытнее. Насколько знаю, довольно часто молодые, смазливые парни и девушки из небогатых семей, не желая работать или как-то еще устраивать свою жизнь, продают себя в рабство. Определяют свою цену, выбирают хозяина, заключают договор на добровольной основе. Деньги сразу кладутся на счет в банке. Можно считать, отныне их жизнь устроена. Конечно, иногда попадаются хозяева-садисты, не без этого. Но таких единицы и это уже зависит в большей степени от везения.

Им не нужно думать о том, где достать еду, одежду, крышу над головой, особой ответственностью не обременены, имеют право решать: заводить ребенка или нет, зная, что тот уже изначально будет несвободным. С последним я, правда, не согласна, но, думаю, со временем выйдет закон и на этот счет. За все это плата — лишь беспрекословная покорность. В случае плохого поведения зачастую грозит лишь порка.

Опять же, они знают, что все предельно просто: вел себя хорошо — получил определенную награду, накосячил — получил по заднице, после чего твоя вина считается искупленной и можно жить спокойно дальше, больше не возвращаясь к этому. Если когда-то кто-то из хозяев решит освободить раба (иногда в старости им выписывают вольную) — тоже не проблема. Обналичив счет, можно спокойно жить несколько лет, не работая. Или попытаться вновь продаться в рабство.

Судя по всему, Кайл в свое время, решив избежать лишней ответственности, продал себя, но ему не повезло с одним или несколькими хозяевами, отчего и проснулась жажда свободы. Такое иногда случается у рабов. Но ненадолго: единожды решив себя права распоряжаться жизнью, редко кто хочет по-настоящему вернуть его себе. Скорее Кайлу сейчас просто хочется найти хозяина, с которым ему было бы хорошо.

— Понятно. И сейчас ты чувствуешь себя едва ли не оскорбленным, что тебя порют так, как обычно наказывают детей? Забавно. Можешь считать это моей блажью, но, если все же приму решение взять тебя своим личным рабом, наказания будет принимать именно эта твоя часть тела, — хмыкнула я, поняв откуда в его глазах взялся стыд. Он возмущенно вскинул голову, но быстро взял себя в руки.

Во время того, как я произносила эту фразу, ладонью сжала его член и водила вверх-вниз, четко следя за тем, чтобы Кайл не кончил. Наказывать сегодня его еще и за это не хотелось, и так развлекательная программа предполагается довольно обширной. А это лучше приберегу на другой раз.

Хм… Прозвучало так, как будто я уже решила его оставить себе. Рановато пока делать такие выводы, мы лишь начали.

Рассуждая подобным образом, продолжала неторопливо ласкать Кайла, но обратила внимание, что он вновь недвижим, замер в одно позе и помимо тяжелого дыхания, от него ничего не слышно. Понятно, режим маскировки вновь включен. Но теперь для того, чтобы не кончить, я ведь не разрешала.

Желая проверить свою догадку, вновь подошла ближе и потянула за волосы, вынуждая смотреть на меня. Заметила в глазах возбуждение вперемешку с почти ненавистью. О, совсем не хочешь, чтобы твое тело реагировало на мои ласки подобным образом? Тебе же хуже.

На моем лице появилась мрачная улыбка. Я ведь могу играть по-разному, ориентируясь лишь на свое наслаждение. Отметила прокушенную губу Кайла. Наверняка сжал ее зубами, чтоб оставаться равнодушным к происходящему. С одной стороны, его можно понять — столько лет носил эту маску, скрывал чувства, а с другой — мне какое дело до его мотивов? Есть я, есть моя игрушка и есть мое удовольствие, которое получу так или иначе. К тому же, что скрывать, мальчик действительно вызывал интерес.

— Кажется, я ясно выразилась. Мой раб не имеет права мне лгать, — зло сузив глаза, холодно сказала я.

— Я не лгу, госпожа, — звенящим от напряжения голосом ответил Кайл.

— Ты прикусил губу, стремясь сдержать стоны или вскрики, твое тело напряжено. Что это, как не ложь? — глядя ему прямо в глаза, отчеканила я, наблюдая за борьбой на его лице.

Было видно, что ему хотелось мне угодить, чтобы не попасть на аукцион, но и внутренняя ярость, почти ненависть прорывалась наружу. Сколько лет в рабстве, а эти эмоции еще не искоренили? Этот мальчик начинает забавлять меня все больше. Но ему свой интерес не покажу.

— Я стараюсь показать все, что чувствую. Но если бы не сдержался и кончил, мое наказание было бы в разы хуже, госпожа, — не выдержав, высказался он, язвительно процедив последнее слово и с дерзостью глядя на меня.

Я лениво хлестнула его по щеке той же рукой, что держала только что за волосы, с удовлетворением услышав его судорожный вдох. Меня возмутило не то, что он пытался не кончить без разрешения — тут Кайл, безусловно, прав. Но те же стоны или вскрики можно было выпустить наружу. Я уже молчу о том, что, услышав их, перестала бы его ласкать еще раньше, удовлетворившись услышанным, не заставляя терпеть до последнего, тренируя выдержку. Во всяком случае, сейчас такой цели не было.

— Старайся лучше. Не тебе решать какое наказание и за что ты получаешь. Кончить от моих рук — награда, которую еще нужно заслужить, а ты пока далек от этого. Но раз у тебя остаются силы и мысли на то, чтобы зажиматься и прятать от меня свои эмоции, видимо, я недостаточно старательна. Придется исправить это досадное упущение. Ладно, тогда продолжим, — протянула я задумчиво.

И вновь взялась за плеть, нанеся сразу два сильных хлестких удара, оставивших по себе более отчетливые чуть вспухшие красные следы. От неожиданности Кайл даже зашипел сквозь зубы.

— Итак, вернемся к нашему разговору. Как далеко ходил и зачем, кстати говоря? — буднично поинтересовалась я, продолжая неторопливо осыпать его хлёсткими ударами, наслаждаясь свистом плети. Вспомнив, собственно, о причине, по которой раб оказался сейчас здесь.

— Я уже больше года… толком не был… на улице… На последний аукцион… везли в карете, поздно вечером… В доме все равно… толком не нужен никому… надеялся, что никто не заметит… меня не было всего минут пять… — делая паузу между словами, когда плеть опускалась на его тело, ответил Кайл.

Впрочем, паузы заполнялись его стонами и негромкими вскриками, которые находили отклик в моем теле расплывающимся теплом наслаждения. Было видно, что он по привычке все еще старается их сдерживать, но уже не получается. Полностью абстрагироваться не стал, памятуя о моих словах, а иначе переносить порку молча не получалось.

— Я дошел до соседнего дома, постоял с минуту и вернулся обратно, — поспешно добавил он, и сделал попытку обернуться ко мне, впрочем, не отпуская подлокотников.

— Смотри прямо и стой немного ровнее, — ответила ему с непроницаемым выражением лица.

Нанесла еще несколько ударов, которые уже наложились на те, что были нанесены ранее. Кайл больше не терпел их молча и не стоял как статуя, я своего добилась. Вздрагивал всем телом, дергал поясницей, будто бы надеясь увернуться от удара, переступал с ноги на ногу, мышцы рук, которыми он с такой силой вцепился в подлокотники, словно от этого зависела его жизнь, были напряжены до предела. От этого зрелища у меня уже все было мокро между ног.