Наконец не выдержав, сын встал из-за стола и, извинившись перед леди и лордом, отправился в птичник. Мать проводила его долгим взглядом, а отец ничего, казалось бы, необычного не заметил.

В птичнике прибирались слуги, вычищали клетки и выскабливали половой настил. К соколу никто не был допущен, Ромэн сам всегда ухаживал за птицей, и сейчас, жестом попросив слуг удалиться, остался с ним наедине. Сокол не спал. Он тоже был немного не в себе.

– Ну и что это было, Эрмон? – Строго спросил его юный лорд.

Птица сердито нахохлилась и повернулась к нему спиной.

– Я с тобой разговариваю!

Сокол упорно сидел на своем месте спиной.

– Это ты сделал так, что мы улетели? – Чуть мягче спросил Ромэн. – Я не мог управлять тобой, мне это не понравилось.

Эрмон резко обернулся и сверкнул желтыми глазами.

– Ночью с тобой проще, – вздохнул парень.

Сокол взвился с места и насколько позволяла клетка, размахнулся крыльями.

– Эй, эй, спокойно, что такое? Ты хочешь полетать?

Ромэн отпер клетку, но вместо привычного ритуала, когда сокол садился на руку юноши, они доходили до открытого сада, и по команде он взлетал – сразу вырвался и вихрем унесся вдаль.

Парень побежал за ним следом, но его друг Эрмон будто исчез, в небе его уже не было видно.

Весь день Ромэн прождал его. Весь день он избегал кого бы то ни было: родителей, слуг, а к вечеру и приезжих на большой званый ужин гостей. Как ни старался отец, сын успевал ускользать от него и посланных за ним слуг, ведь на ужине были самые прекрасные дочери, внучки и племянницы самых известных домов в этой части страны. Такие вечера, последнее время, давались нелегко каждому члену семьи. Отец желал знакомства с невестами и скорейшего заключения помолвки, матушка придирчиво осматривала каждую из них, ревнуя и волнуясь за сына, а сын, каждый раз либо пытался сбежать под любым предлогом, либо сидел скучным и равнодушным, что отталкивало девиц.

В этот вечер он убежал в ближайший маленький «лесок», где невозможно заблудиться, и слуги несколько раз искали его. Поздним вечером, услышав, как от замка отъезжают кареты, Ромэн вернулся в свои покои, где его уже давно ждала мать.

– Ты пропустил ужин, дорогой, – спокойно сказала она, когда тот появился на пороге комнаты.

– Я… матушка, я, кажется, не здоров, – соврал он.

– Я так и сказала гостям и твоему отцу, – также спокойно ответила леди Плэмери.

Ромэн топтался в дверях, он желал, чтобы родительница скорее покинула его.

– Ромэн, мальчик мой, ответь мне: ты сегодня хорошо спал ночью?

Юноша слегка побледнел.

– В целом… в целом – неплохо.

Матушка внимательно посмотрела на него. Сын заметно нервничал.

– А твоя птица, сокол, тоже спит по ночам?

– Э… я не знаю, матушка, наверное, спит.

– Знаешь, я подумала, может стоит выпускать его летать по ночам?

– Зачем это? – Нахмурился сын. Мать задавала странные вопросы, будто о чем-то догадывалась.

– Это же свободные птицы, понимаешь, хоть они и приручены к человеку.

– Матушка, я не понимаю – что ты хочешь мне сказать? – Прямо спросил Ромэн.

– Ты выпускал его сегодня ночью, ведь так?

– Я? Нет! – Но спустя секунду он подумал, что лучше сказать «да» – мать и вправду странно себя ведет, за девять месяцев она никогда не спрашивала его о птице, о таких глупостях – выходит, она что-то слышала или видела, вот только что?

– Значит, не ты выпускал сокола?

Ромэн нервно улыбнулся.

– А… сегодня, ты спросила, про сегодня? Прости, я, наверное, не расслышал. Да, я выпускал его. На один только час. Очень уж он просил полетать…

Матушка довольно кивнула, и Ромэн слегка расслабился.

– Ну хорошо. А ты где был этот час?

Парень снова замешкался, но его спас вернувшийся Эрмон: сокол громко и пронзительно крикнул у птичника, просясь внутрь, парень сразу бросился к нему, оставив мать без ответа.

Сокол сразу прыгнул на руку юноши, в клюве у него что-то было.

– Ну и напугал же ты меня, дружище, больше не делай так, ладно?

В клюве был ароматный лепесток алой розы. И все.

Но этого было достаточно, чтобы Ромэн понял: ночью все было реально. Ая – реальна. Сокол – не просто птица, он способен летать сквозь другие миры, если сказанное Королевной правда (в чем теперь не смел сомневаться юноша). Он, не стыдясь своих чувств, заплясал рядом с птичником, прижался щекой к прохладным перьям друга и готов был закричать о своем счастье.

– Но значит, это не ты сам улетел от нее ночью, – чуть остыв, произнес Ромэн, всматриваясь в желтые умные глаза птицы.

– Может, она сама прогнала нас прочь?.. Мы вернулись на рассвете, выходит, она знала, что нам пора? Хм, а что было бы, если б мы задержались еще дольше?..

Но сокол лишь смотрел немигающим взглядом на своего хозяина и не мог ответить на вопросы, которые так терзали парня.

– Ладно, отдыхай, друг.

Едва сокол залетел в свою клетку – тут же уснул, мгновенно.

– Устал, бедняга, – прошептал парень, прижимая к сердцу лепесток. Закрыв птичник, он внимательно исследовал замки и ключи, все было на месте. Но ему все равно придется отвечать на вопрос матери, она не спроста спрашивала.

– Значит, нас не было дома, – вслух произнес Ромэн.

Тем временем, леди Плэмери, подождав сына еще десять минут, отправилась в свою комнату. Сокол не давал ей покоя. Пока его не было, сын вел себя прекрасно, он был общительным и вежливым, не убегал от гостей, не прятался, никогда не лгал и не юлил. Что-то происходило с ним, и связано это с птицей. Но мать не могла ни с кем поделиться своими опасениями: муж давно был не в счет, старик, последнее время все чаще недовольный и брюзжащий, помешанный на идее заключения выгодного брака для сына и рождения внуков. Около одиннадцати вечера, леди Диам, уложив старика спать, быстро переоделась в дорожный костюм, натянула капюшон плаща на лицо и вышла из замка, оставшись никем не замеченной.

Еще днем леди Плэмери спланировала эту ночную вылазку, доверившись одной очень надежной служанке, которую знала с малых своих лет. Та обещала отвести леди к ведуну. Сама служанка боялась идти к нему, ведь он жил за небольшим леском, в дряхлой лачуге, был пьяницей и дебоширом, и по слухам от других слуг и служанок однажды в пьяном угаре убил свою жену, зажарил в печи и съел. Леди Плэмери строго отругала за эти сплетни Милору – так звали старушку – нечего выдумывать, это глупости и сказки, лишь бы отпугнуть детей, чтобы не шлялись там. К ведовству сама леди относилась осторожно, ведь в нынешнее время было не принято якшаться с различными представителями магического сообщества, все они считались прислужниками дьявола, почти что нечистью, и в высших светских кругах об этом не говорили. Плэмери, на самом деле, не была против, но и не стремилась злоупотребить общением с кем-то из Тех. Как и все дамы её круга, при случайном упоминании этой деликатной темы она делала испуганное лицо и требовала в благоговейном ужасе немедленно прекратить опасные и позорные речи. Никто не знал, но не в первый раз она уже была у колдуньи, у другого ведуна, и даже встречала мага. По её мнению, именно слепая колдунья даровала ей сына, когда она уже отчаялась понести.

Сейчас она была настроена на провидение: может быть, этот пьяный ведун раскроет ей, что за птица этот сокол, вмешалась ли тут чья-то грязная магия или черный расчет на что-то.

– Далеко еще, Милора? – Шепотом спросила леди, пробираясь через кусты и деревья.

– Ох, дорогая Плэм, не ходила бы ты туда, негоже леди… – запричитала старушка.

– Заткнись, Милора, я спросила тебя: далеко еще?

– Да вот за теми деревьями, уже скоро. Только в избу я не зайду, прости ты меня, но ни за какие брильянты не пойду, хоть зарежь меня, но не пойду, никак не пойду…

– Тише ты, квохчешь, как курица. Будешь около стоять.

Лес закончился, обнажая заросшую поляну, и в тени сухих зарослей и гнилых деревьев спряталась избушка ведуна.