Наконец не выдержав, сын встал из-за стола и, извинившись перед леди и лордом, отправился в птичник. Мать проводила его долгим взглядом, а отец ничего, казалось бы, необычного не заметил.
В птичнике прибирались слуги, вычищали клетки и выскабливали половой настил. К соколу никто не был допущен, Ромэн сам всегда ухаживал за птицей, и сейчас, жестом попросив слуг удалиться, остался с ним наедине. Сокол не спал. Он тоже был немного не в себе.
– Ну и что это было, Эрмон? – Строго спросил его юный лорд.
Птица сердито нахохлилась и повернулась к нему спиной.
– Я с тобой разговариваю!
Сокол упорно сидел на своем месте спиной.
– Это ты сделал так, что мы улетели? – Чуть мягче спросил Ромэн. – Я не мог управлять тобой, мне это не понравилось.
Эрмон резко обернулся и сверкнул желтыми глазами.
– Ночью с тобой проще, – вздохнул парень.
Сокол взвился с места и насколько позволяла клетка, размахнулся крыльями.
– Эй, эй, спокойно, что такое? Ты хочешь полетать?
Ромэн отпер клетку, но вместо привычного ритуала, когда сокол садился на руку юноши, они доходили до открытого сада, и по команде он взлетал – сразу вырвался и вихрем унесся вдаль.
Парень побежал за ним следом, но его друг Эрмон будто исчез, в небе его уже не было видно.
Весь день Ромэн прождал его. Весь день он избегал кого бы то ни было: родителей, слуг, а к вечеру и приезжих на большой званый ужин гостей. Как ни старался отец, сын успевал ускользать от него и посланных за ним слуг, ведь на ужине были самые прекрасные дочери, внучки и племянницы самых известных домов в этой части страны. Такие вечера, последнее время, давались нелегко каждому члену семьи. Отец желал знакомства с невестами и скорейшего заключения помолвки, матушка придирчиво осматривала каждую из них, ревнуя и волнуясь за сына, а сын, каждый раз либо пытался сбежать под любым предлогом, либо сидел скучным и равнодушным, что отталкивало девиц.
В этот вечер он убежал в ближайший маленький «лесок», где невозможно заблудиться, и слуги несколько раз искали его. Поздним вечером, услышав, как от замка отъезжают кареты, Ромэн вернулся в свои покои, где его уже давно ждала мать.
– Ты пропустил ужин, дорогой, – спокойно сказала она, когда тот появился на пороге комнаты.
– Я… матушка, я, кажется, не здоров, – соврал он.
– Я так и сказала гостям и твоему отцу, – также спокойно ответила леди Плэмери.
Ромэн топтался в дверях, он желал, чтобы родительница скорее покинула его.
– Ромэн, мальчик мой, ответь мне: ты сегодня хорошо спал ночью?
Юноша слегка побледнел.
– В целом… в целом – неплохо.
Матушка внимательно посмотрела на него. Сын заметно нервничал.
– А твоя птица, сокол, тоже спит по ночам?
– Э… я не знаю, матушка, наверное, спит.
– Знаешь, я подумала, может стоит выпускать его летать по ночам?
– Зачем это? – Нахмурился сын. Мать задавала странные вопросы, будто о чем-то догадывалась.
– Это же свободные птицы, понимаешь, хоть они и приручены к человеку.
– Матушка, я не понимаю – что ты хочешь мне сказать? – Прямо спросил Ромэн.
– Ты выпускал его сегодня ночью, ведь так?
– Я? Нет! – Но спустя секунду он подумал, что лучше сказать «да» – мать и вправду странно себя ведет, за девять месяцев она никогда не спрашивала его о птице, о таких глупостях – выходит, она что-то слышала или видела, вот только что?
– Значит, не ты выпускал сокола?
Ромэн нервно улыбнулся.
– А… сегодня, ты спросила, про сегодня? Прости, я, наверное, не расслышал. Да, я выпускал его. На один только час. Очень уж он просил полетать…
Матушка довольно кивнула, и Ромэн слегка расслабился.
– Ну хорошо. А ты где был этот час?
Парень снова замешкался, но его спас вернувшийся Эрмон: сокол громко и пронзительно крикнул у птичника, просясь внутрь, парень сразу бросился к нему, оставив мать без ответа.
Сокол сразу прыгнул на руку юноши, в клюве у него что-то было.
– Ну и напугал же ты меня, дружище, больше не делай так, ладно?
В клюве был ароматный лепесток алой розы. И все.
Но этого было достаточно, чтобы Ромэн понял: ночью все было реально. Ая – реальна. Сокол – не просто птица, он способен летать сквозь другие миры, если сказанное Королевной правда (в чем теперь не смел сомневаться юноша). Он, не стыдясь своих чувств, заплясал рядом с птичником, прижался щекой к прохладным перьям друга и готов был закричать о своем счастье.
– Но значит, это не ты сам улетел от нее ночью, – чуть остыв, произнес Ромэн, всматриваясь в желтые умные глаза птицы.
– Может, она сама прогнала нас прочь?.. Мы вернулись на рассвете, выходит, она знала, что нам пора? Хм, а что было бы, если б мы задержались еще дольше?..
Но сокол лишь смотрел немигающим взглядом на своего хозяина и не мог ответить на вопросы, которые так терзали парня.
– Ладно, отдыхай, друг.
Едва сокол залетел в свою клетку – тут же уснул, мгновенно.
– Устал, бедняга, – прошептал парень, прижимая к сердцу лепесток. Закрыв птичник, он внимательно исследовал замки и ключи, все было на месте. Но ему все равно придется отвечать на вопрос матери, она не спроста спрашивала.
– Значит, нас не было дома, – вслух произнес Ромэн.
Тем временем, леди Плэмери, подождав сына еще десять минут, отправилась в свою комнату. Сокол не давал ей покоя. Пока его не было, сын вел себя прекрасно, он был общительным и вежливым, не убегал от гостей, не прятался, никогда не лгал и не юлил. Что-то происходило с ним, и связано это с птицей. Но мать не могла ни с кем поделиться своими опасениями: муж давно был не в счет, старик, последнее время все чаще недовольный и брюзжащий, помешанный на идее заключения выгодного брака для сына и рождения внуков. Около одиннадцати вечера, леди Диам, уложив старика спать, быстро переоделась в дорожный костюм, натянула капюшон плаща на лицо и вышла из замка, оставшись никем не замеченной.
* * *
Еще днем леди Плэмери спланировала эту ночную вылазку, доверившись одной очень надежной служанке, которую знала с малых своих лет. Та обещала отвести леди к ведуну. Сама служанка боялась идти к нему, ведь он жил за небольшим леском, в дряхлой лачуге, был пьяницей и дебоширом, и по слухам от других слуг и служанок однажды в пьяном угаре убил свою жену, зажарил в печи и съел. Леди Плэмери строго отругала за эти сплетни Милору – так звали старушку – нечего выдумывать, это глупости и сказки, лишь бы отпугнуть детей, чтобы не шлялись там. К ведовству сама леди относилась осторожно, ведь в нынешнее время было не принято якшаться с различными представителями магического сообщества, все они считались прислужниками дьявола, почти что нечистью, и в высших светских кругах об этом не говорили. Плэмери, на самом деле, не была против, но и не стремилась злоупотребить общением с кем-то из Тех. Как и все дамы её круга, при случайном упоминании этой деликатной темы она делала испуганное лицо и требовала в благоговейном ужасе немедленно прекратить опасные и позорные речи. Никто не знал, но не в первый раз она уже была у колдуньи, у другого ведуна, и даже встречала мага. По её мнению, именно слепая колдунья даровала ей сына, когда она уже отчаялась понести.
Сейчас она была настроена на провидение: может быть, этот пьяный ведун раскроет ей, что за птица этот сокол, вмешалась ли тут чья-то грязная магия или черный расчет на что-то.
– Далеко еще, Милора? – Шепотом спросила леди, пробираясь через кусты и деревья.
– Ох, дорогая Плэм, не ходила бы ты туда, негоже леди… – запричитала старушка.
– Заткнись, Милора, я спросила тебя: далеко еще?
– Да вот за теми деревьями, уже скоро. Только в избу я не зайду, прости ты меня, но ни за какие брильянты не пойду, хоть зарежь меня, но не пойду, никак не пойду…
– Тише ты, квохчешь, как курица. Будешь около стоять.
Лес закончился, обнажая заросшую поляну, и в тени сухих зарослей и гнилых деревьев спряталась избушка ведуна.