- Я не буду с тобой танцевать, - вздохнула Женя. – Даже если с меня не убудет.

- Не нравлюсь? – приподнял он бровь.

- Ты сейчас серьезно? – растерянно спросила она, задохнувшись на мгновение. – После… после всего, что было?

Его глаза полыхнули. И если бы влезть к нему под грудную клетку, наверняка можно было увидеть, как точно так же полыхнуло и там. Роман наклонился к ней и проговорил:

- А что было? Ладно, черт со мной... У тебя-то что было?

- У меня? – вспыхнула и Женя. От его близости, от его голоса, от его запаха. – Ну конечно! Белый и пушистый у нас ты. Ведь всегда можно денег отсыпать – и карму подчистят. А как остальные гребут – какая тебе разница? Перешагнул и пошел дальше.

Женя собиралась еще что-то сказать, но быстро проглотила рвавшиеся из нее слова, едва увидела подлетавшего к ним главдракона, переживавшего за их отношения больше, чем за собственные с... с налоговой! В секунду он из грозной ящерицы обратился нежной порхающей бабочкой, и, не давая Ромке огрызнуться, торжественно воскликнул:

- А знаете, какой замечательный торт будет у нас на десерт!

В то время как Женя, очень ясно поняв, что это единственная возможность ускользнуть от Моджеевского, почти бегом направилась к выходу из зала. И заставляла думать себя не о взгляде, который прожигал в ее спине незаживающую рану, а о том, что уже завтра вечером она будет сидеть рядом с Юлькой и, слушая болтовню мелкой, заставит себя выбросить из головы сегодняшнюю встречу.

Но впереди была дорога домой на такси, короткая, как и все пути в Солнечногорске, но достаточная, чтобы двадцать раз запутаться в окружающих и окончательно – в себе. И тем не менее, как ни повторяла про себя Женя мантру о завтрашнем отъезде к сестре, а оно рвалось. Рвалось изнутри. Рвалось снаружи. Жужжало голосом ведущего в бормотавшем радио и ревом двигателя, мчавшегося по улицам автомобиля.

Как так?

Как так!

Почему у него вид, будто бы это его бросили, расплатившись?

Какое он право имел подойти?

Зачем он вообще к ней лезет?

Она же не трогала его! Совсем! Столько времени! Умерла так умерла – он же сам так захотел, она не настаивала и не навязывалась, прекрасно зная его манеру все решать в одно мгновение. И вот пожалуйста.

«Замечательный торт на десерт!» - фыркала Женя себе под нос.

Шоколадный. Со стриптизершами внутри. О десертах Моджеевский знает все! Местных, парижских и даже африканских! И видимо, один из них, особо изысканный – состоял в том, чтобы испортить единственный день, когда Женя попыталась снова почувствовать радость жизни и приближение праздника. Зачем он вообще приперся на эту вшивую ректорскую вечеринку? Знала Женя, что он на самом деле думает обо всей их университетской возне. У этого человека совсем другой уровень знакомых и времяпрепровождения. Так какого же черта, соответствуя этому уровню, он не катает на своей яхте очередную дуру... в районе Мальдивских или любых других островов?

Нет же! Вместо этого он прикатился сюда, проторчал бог знает сколько времени на их приеме и уходить не собирался, пока не испортил ей настроение окончательно.

Танцор, блин. Все ему танцы! Одно радовало – скоро из нее будет так себе партнерша по этим самым танцам. Пусть бы он только оставил ее в покое!

Такси остановилось возле ее дома. Расплатившись, Женя выбралась из автомобиля и несколько секунд постояла просто на улице, провожая глазами машину, отъехавшую от нее и устремившуюся прямо по шоссе. Надеялась, что на прохладном, хотя и не совсем зимнем воздухе немного остынет лицо и остынут мысли. Но долго так торчать не будешь – еще застудиться не хватало. И она неторопливо пошла во двор, уложенный качественной плиткой и вылизанный по случаю праздника и завершения реставрации до блеска. Минуя замысловатые находки ландшафтного дизайнера со скульптурами в виде каменных баб и кошек под ярким светом фонарей, она топала к подъезду, пока не наткнулась у самого своего крыльца на внушительную и знакомую с детства фигуру с сигаретой.

Усмехнулась и сказала:

- А клумбы – нет! Сигареты бросать некуда!

- Злая ты, Жека, - хохотнул из своего любимого угла Климов. Откинул окурок, судя по траектории полета огонька, куда-то под забор и вышел на свет. – Спецом попросила своего олигарха, чтобы он клумбу твою снес?

- Конечно! – весело закивала ему Женька, думая, как бы не расплакаться. – Я же только и думала, как бы тебя любимой пепельницы лишить. Ради того все и затевалось.

- А я всегда знал, что ты ко мне неравнодушна!

- Тебя не проведешь! – она подошла ближе и поднялась на одну ступеньку крыльца. Взялась за кованые перила, те были очень холодными. Может быть, хоть они остудят? Но не чувствуя облегчения, она снова улыбнулась Гарику и поинтересовалась: - Как жизнь семейная?

- Ну у тебя ведь тоже все в порядке, - подмигнул Гарик.

- Конечно! Лучше всех! – объявила Женька и сочла нужным поинтересоваться: – Ты родителей проведать заехал?

- Типа того. Кстати, слыхала, музея у нас не будет.

- Не будет? Это точно? Кто сказал? – всполошилась она.

- Ну как кто? – заржал Климов. – У нас все вести носит баба Тоня. И благие, и не очень. Говорит, вот она сила общественности! Только кого волнует та ее общественность. Всё и всегда решается кем-то конкретным.

- Кем? – не поняла Женя. – Они таки по депутатам ходили?

- Не знаю, кем, - пожал плечами Гарик. – Я же тебе не Фрейд, чтобы предсказывать. Только к депутату они ходили не одну неделю, а тот им подсовывал то помощника своего, то еще кого помельче. Пикет их дурацкий даже полиция разгоняла. А потом вдруг бац! И сюжеты в телеке, и депутаты с поддержкой, и митинг вдруг стал санкционированным. Не бывает так, Жека!

То, что так не бывает, она и сама знала, но промелькнувшая в голове мысль, у кого достаточно денег и власти, чтобы все это провернуть, была ею немедленно и беспощадно отброшена. Такими темпами скоро Моджеевский ей мерещиться начнет. На фресках Гунина. А ведь это именно его стараниями вся их реставрация. Плевать ему на людей, с чего бы вдруг снизошел?

- Не бывает, - медленно кивнув, согласилась она. – Но уже точно-точно не будет музея? Можно дальше спокойно жить?

- Пока можно.

- До следующего раза, - неожиданно грустно усмехнулась она.

А когда поднялась на свой третий этаж и прошла в свою комнату, еще очень долго сидела, не переодеваясь в пижаму, и глядела на собранные в дорогу сумки. Впереди Юлька и Новый год. Значит, все обязательно будет хорошо.

Проливной дождь – это худшее, что может случиться с погодой в новогоднюю ночь. А если он еще и усилен жутчайшими порывами ветра, то толку от такого праздника? Утешало одно – по прогнозу утром 1 января обещали солнце, а значит, можно будет поехать на набережную, сейчас нарядную до сказочности, и поторчать там некоторое время.

Если, конечно, можно найти хоть что-то красивое в выключенных днем фонариках, унылой плитке, испещренной лужами то тут, то там, паре убогих оленей с Сантой на санях, которому по задумке детишки должны рассказывать о своих желаниях, и установленной сцене, где упорно и бесчеловечно несколько скоморохов из местного ДК пытаются создать окружающим праздничное настроение.

Однако это все равно лучше, чем глухая чернота и тишь, прерываемая лишь стуком дождевых капель по капоту новенькой Бентли. Ни тебе музыки, ни тебе камина, ни тебе звона бокалов и улыбки любимой женщины в качестве не самого плохого подарка. Абсолютное и всепоглощающее одиночество. Ринго не в счет. Ринго с вечера наелся и спал.

Но при любом раскладе подобная перспектива празднования самой главной ночи года, прямо скажем, феерична. А другой у Романа Романовича Моджеевского, сидевшего без пятнадцати полночь в машине под стенами «Золотого берега», не нашлось.

Как его занесло, он предпочитал даже не задумываться. Само собой вышло.