Больше, чем сообщениям от Клаудии, меня удивило лишь одно послание. Оно было датировано 1-ым ноября 2077 года и не отличалось безупречным качеством. Отправил его Боря Коваль. На экране я увидел знакомое лицо школьного друга, и первым делом поразился, как оно похудело. Борины щеки и второй подбородок, с которыми не могли справиться физруки и диетологи, исчезли, словно их и не было. Вид у него из-за этого стал несколько болезненным. Я не мог толком разглядеть, где находится Боря, но вокруг был шум, ходили и разговаривали какие-то люди, и кажется, даже завывал ветер.
«Привет, Дима!» — прокричал он, перекрывая весь этот шум. — «Как жалко, что ты сейчас не онлайн! У нас ходят слухи, что тебя увезли куда-то в Содружество. Надеюсь, что так и есть и что ты там круто оттягиваешься со своей девчонкой. Хотел бы я сейчас быть там с тобой! А у нас тут не так уж весело. Ты, наверное, не знаешь, что мой папа… погиб. Он никогда не был солдатом, но он решил, что должен воевать, и в первый же день югославы его убили. Мне сказали, он вел себя очень храбро и совсем не мучился… Давай не будем об этом, а то я сейчас начну рыдать. Тебе, наверное, не так уж интересно смотреть на мои сопли. Я постоянно вспоминаю тебя и пытаюсь не расклеиваться, быть таким же сильным, каким всегда был ты. Мне не всегда удается, но… Что?! Да, да! Я помню, что у меня 5 минут! Я уже заканчиваю! Извини, у нас тут очень много насобиралась желающих с кем-то поговорить. Расскажу тебе все вкратце. Ты же знаешь, папа меня заранее вывез в Олтеницу. А когда пошли слухи, что югославы вот-вот придут и наши военные неожиданно начали отступать — я упросил каких-то солдат взять меня с собой. Я не хотел оставаться в городе, захваченном югами. Хотел воевать с ними, отомстить за папу. Но солдаты отказались взять меня в свой отряд. Сказали, что я для них слишком молодой и… толстый. Высадили на ближайшем перекрестке и уехали. Я прибился к небольшой группе беженцев, которые двигались на запад пешком. Шли прямо по нежилой территории. Это было довольно страшно, Дима. Пустоши совсем не такие, как нам показалось тогда, во время экскурсии в Храм Скорби. Я часто вспоминал рассказы, как мой папа с твоим бродили тут двадцать лет назад, и мне казалось, будто я перенесся обратно в темные времена. Эх, я бы столько тебе мог рассказать!.. Да, да, заканчиваю! Минуту еще! В общем, мы дошли до небольшого поселения, которое приняло нас как родных. Называется — Наш Замок. Это просто название такое, на самом деле оно под землей. У нас там нет озоногенератора и всего такого, приходится прятаться от солнца. И воды чистой мало. Но люди там хорошие и заботятся обо мне. Я работаю, как все взрослые люди, помогаю ухаживать за домашним скотом. Хорошо, что папа меня кое-чему научил. Жаль, что я был таким глупым и часто не хотел его слушать. Взрослые говорят, что мне здесь нечего делать, что нужно ехать на запад, в одну из «зеленых зон». Но я не хочу снова идти на пустоши. Решил пока поселиться здесь. У нас там нет Интернета, но время от времени мы ездим к соседям — у них есть мощная спутниковая антенна. И вот я упросил взять меня с собой, и решил позвонить тебе. В общем, я отключаюсь. Если когда-то будешь в округе, приезжай ко мне в Наш Замок. Буду очень рад тебя видеть…».
Весть о гибели Игоря Андреевича Коваля оглушила меня словно обухом по голове. Перед глазами сразу же всплыло пухлое лицо нашего доброго и косноязычного учителя ОБЖ — такого непосредственно честного, добродушного и безобидного, даже когда он пытался злиться или перебирал лишнего. Хорошо помню, как он впервые заявился к нам домой по приглашению мамы: слегка смущенный, с двумя огромными арбузами под мышками в самый разгар зимы. Солдат из него и впрямь не мог получиться.
Что потянуло его на войну? Призыв? Или чувство долга? Наверное, последнее. Вспомнив слова Игоря Андреевича, которые он говорил в пылу во время застолья с генералом Думитреску у нас дома, я пришел к выводу, что он, скорее всего, пошел защищать Генераторное добровольно. Им двигало то же самое чувство, которое заставило моего отца согласиться на самоубийственное задание в Бендерах. Что это за чувство такое, если из-за него наши отцы оставили своих сыновей одних в этом жестоком мире?!
Я не мог представить себе Борю — добродушного стеснительного толстячка Борю Коваля, который в школе ходил за мной хвостиком — несчастным, одиноким, бредущим пешком по пустошам в неизвестном направлении. Господи, что же эта проклятая война сделала со всеми нами?!
К тому времени, как автомобиль пробрался сквозь пробки и вырулил на смутно знакомый паркинг кондоминиума, в котором жил Роберт, я закончил с сообщениями от Клаудии и Бори и перешел к длинному списку посланий от Дженет.
Похоже, Роберт не преувеличивал, говоря, что она не забывала обо мне. Джен записывала мне видеосообщения все время моего отсутствия — вначале с большей частотой, затем с меньшей, но все же не реже, чем раз в две недели.
Открыв первое сообщение, я почувствовал удивление и смятение от вида привлекательной рыжеволосой австралийки с серьезным слегка веснушчатым лицом и четким произношением телеведущей. Я поймал себя на мысли, что представлял ее совсем иначе, если вообще представлял хоть как-то. Эта симпатичная девушка вовсе не казалась мне кем-то родным и знакомым.
Год разлуки без общения, без переписки и даже без фотографии, по которой можно сохранить в памяти лицо человека — слишком большой срок для юношеской влюбленности. Конечно, вначале я тосковал о Дженни, и даже довольно часто. Но с каждым следующим месяцем в интернате ее образ стирался из моей памяти и отходил в прошлое вместе со всем, что касалась Димитриса Войцеховского и не имело отношения к его новой личности — Алексу Сандерсу. В какой-то момент, сам того не заметив, я оставил мечты о долгожданной встрече с Дженни. И, в итоге, оказался к ней не готов.
«Дима, привет!» На первом сообщении вечером 15-го апреля 2077-го года Джен выглядела расстроенной и несчастной. Она сидела на кровати в смутно знакомых мне очертаниях своей комнаты в Перте, сложив ноги по-турецки. На ней была домашняя белая футболочка с изображением мультяшных героев, однако на лицо был нанесен ненавязчивый макияж — Дженни, вопреки моим заверениям, что я не сторонник косметики, никогда не позволяла себе выходить со мной на связь, не накрасившись. «Друг твоего папы, номер которого ты мне дал, уже сказал мне, что отвез тебя в интернат. Как жаль, что я пропустила от тебя звонок! Прости! Я была в школе, на математике, мы как раз были в виртуалке, а когда я вышла из нее и увидела от тебя пропущенный — ты уже не отвечал. Ох, Дима! Когда же мы с тобой теперь сможем увидеться?! Очень надеюсь, что порядки в этом твоем «Вознесении» не такие строгие, как ты боялся, и нам с тобой разрешат связываться почаще. Скажи им, что тебя ждет любимая девушка! Что они, не понимают, что ли? Все ведь люди…».
«Эх, если бы ты только знала, Джен», — подумал я, помрачнев от мысли, как ответил бы Петье или Кито, если бы я сказал им то, что она советует. Я промотал длинное сообщение ближе к концу.
«… уже этим летом тебя отпустят и мы сможем поехать в «Юнайтед». Здорово было бы, правда?!» — продолжала делиться со мной мечтами Дженни. — «Я уже созванивалась со своими девчонками с прошлогодней смены. Кэтрин, Мэг и Оливия обещали, что в этом году будут. Твои ребята, думаю, тоже поедут. Вот было бы весело!..».
Я прокрутил вниз длинный ряд сообщений и включил другое сообщение, датированное 10-ым сентября 2077-го. На этот раз Джен была в какой-то незнакомой мне комнатушке. Лежала, одетая в белую маечку, забравшись с ногами на кровать, а за ее спиной были слышны отголоски музыки и оживленная девичья болтовня. «Общежитие», — догадался я. Должно быть, она уже в Сиднее, поступила в университет. Об этом, наверное, говорилось в более ранних сообщениях.
С первого взгляда я едва узнал Джен. Она изменила прическу — сделала себе прямые волосы и покрасила их в каштановый цвет. Щеки девушки выглядели слегка подрумяненными солнцем (хоть я и знал, что она не жалует загар из-за вредности ультрафиолета), и я готов был поклясться, что она провела смену в «Юнайтед». Главное же, что на лице ее стало намного меньше веснушек — кажется, готовясь к взрослой студенческой жизни, она-таки удалила их с помощью лазера, вопреки запретам родителей.
