Я понял, о чем он говорит. Сопровождающий меня физрук увез меня из олимпийского городка, едва мне вручили бронзовую медаль, не позволив пообщаться ни с кем из организаторов и тем более журналистов. Куда там было Ленцу добраться до меня! И хорошо, что ему это не удалось. В присутствии воспитателя я все равно смог бы ответить на его приветствие лишь дежурной фразой, прописанной в правилах.

— Я не знал, что вы там были, — ответил я сдержанно-вежливо. — А то бы постарался выступить получше, чтобы вам не приходилось за меня краснеть.

— А, по-моему, ты здорово навешал тому парню в бою за третье место. Никогда не думал, что у семнадцатилетнего парня может быть такой мощный хук. Господи, да бедняга, должно быть, очнулся в больнице!

— Нет-нет, с ним все в порядке. Спасибо, сэ… Роберт.

— Твой отец гордился бы тобой, если бы видел это.

Я закусил губу, не решаясь задать вопрос, и повисло тяжкое молчание. Но Роберт предугадал мой вопрос и ответил на него сам:

— Я все тебе расскажу. Позже. Хорошо?

— Да, конечно, — кивнул я.

Где-то полчаса спустя Роберт свернул с улицы в сторону одного из множества небоскребов. Система управления на въезде в подземный паркинг автоматически вывела на дисплей бортового компьютера схему, подсветив зеленым светом свободное место и проложив нам к нему маршрут. Едва шлагбаум поднялся, мы погрузились в катакомбы многоэтажной парковки. Лишь на седьмом подземном этаже мы наконец добрались до указанного компьютером свободного парковочного места. Втиснуться меж двух стоящих рядом машин Роберт доверил парк-тронику — компьютер мог рассчитать точность лучше и надежнее, чем самый опытный водитель.

— Идем, — предложил он, заглушив мотор.

Не спрашивая, куда мы приехали (интернат научил меня воздерживаться от лишних вопросов), я пошел за Ленцом. Скоростной лифт доставил нас в шумный людный холл какого-то торгово-офисного центра, где от обилия прохожих и рекламы у меня зарябило в глазах и я едва не натолкнулся на робота-уборщика. Еще один скоростной лифт, куда мы втиснулись вместе с двумя десятками ужасно занятых людей, поднял нас на несколько десятков этажей выше. Когда раздвижная дверь наконец открылась, чтобы выпустить нас, я увидел белые стены, уютные диванчики из кожезаменителя для посетителей и вывеску какого-то медицинского учреждения. Нас встретила голограмма в виде сексапильной медсестры, объявившая, что приветствует нас в клинике эстетической медицины доктора Гривза.

— Роберт Ленц. Я по записи.

После секундного замешательства, во время которого компьютер просканировал посетителя, голограмма расплылась в улыбке.

— Приветствуем вас, мистер Ленц. Доктор уже ожидает.

Поманив меня за собой, Роберт последовал к автомату, выдающему бахилы, и провел по коридору к кабинету врача. Следуя за ним, я не подал виду, что немного начинаю нервничать. Зачем Ленц притащил меня в больницу?! За последние полтора года представители медицинских профессий научили меня остерегаться с их стороны какого-нибудь подвоха вроде маски с усыпляющим газом на лице и непрошенного появления в моем теле посторонних предметов.

— Здравствуйте! — нас с улыбкой приветствовал плечистый чернокожий средних лет в медицинском халате — таком же белоснежном, как его зубы, резко контрастировавшие с эбонитовой кожей. — О, вот и наш пациент! Что, парень, неужели тебе правда не понравился нанокомм? Мой сын от него в восторге! Скажи правду, это папаша заставляет тебя избавиться от этой модной штуковины!

— Э-э-э… — неловко протянул я.

— Доктор, просто избавьте молодого человека от всех посторонних предметов внутри его организма, — молвил Роберт, подмигнув мне. — Можете называть меня старпером и консерватором, но на нас сегодня и так сыпется информация со всех сторон. Не хватало еще только галлюцинаций перед глазами и посторонних голосов в голове. Так и с ума сойти недолго. Это не говоря уже о том, что через эти штуковины какой-нибудь ловкий хакер может следить за всей нашей жизнью в режиме реального времени

— Что ж, тут с вами сложно не согласиться, — дипломатично кивнул доктор. — В нашем с вами возрасте начинаешь понимать, чего стоит немного приватности и тишины. Что ж, тогда давайте в кресло, молодой человек. Раз папаша настаивает, выймем из вас всю дорогостоящую начинку и оставим в первозданном виде. Это не больно.

— Э-э-э… я не уверен, что… — я умоляюще глянул на Роберта, вспомнив тысячу и одно правило интерната, строго-настрого запрещающих любые манипуляции с нашими «личными средствами связи».

— Только не надо споров, Дима, — с деланной строгостью ответил Ленц. — Это мое твердое решение.

Полчаса спустя мы покинули клинику доктора Гривза тем же путем, что зашли, и вновь спустились на двух лифтах в подземный паркинг. Я временами щурился и дергал головой, не веря, что внутри меня больше нет штуковин, которые стали в интернате неотъемлемой частью моей жизни.

— Не беспокойся, — произнес Роберт, садясь в автомобиль. — Нанокоммуникатор полностью удален. В твоем организме не осталось ничего, что могло бы позволить кому-либо за тобой следить. Можешь быть также спокоен и за мою машину. Специфика моей работы такова, что я вынужден тщательно следить за безопасностью. Никаких подслушивающих устройств здесь нет и быть не может.

— Мне казалось, что вы работаете в армейской службе обеспечения или чем-то подобном.

— Да, мой отдел формально относится к Войскам обеспечение ОМСС, — кивнул он, едва заметно усмехнувшись. — Тебе стоит привыкнуть к тому, что в нашем мире вещи часто называются именами, которые не соответствуют их сути. Войны не называют «войнами», армии — «армиями», разведку — «разведкой». Моя работа — явление того же порядка. Слово «обеспечение» необязательно означает закупку и раздачу солдатских портянок.

— Так вы — типа разведчик?

— Может быть, когда-нибудь я расскажу тебе о своей работе подробнее, — уклончиво ответил он. — Я уверен, что у тебя сейчас есть более насущные вопросы. Итак, наконец, можешь задать их, ни от кого не таясь.

— Я боюсь, что нарушил какие-то правила, — несчастным голосом произнес я.

— К черту эти дурацкие правила! — отмахнулся Роберт. — Забудь о них, пока ты со мной. Ты снова в нормальном мире, сынок. Ясно?!

«Ну да. На полтора месяца. А потом я вернусь туда, куда ты меня запроторил», — подумал я, напряженно глядя на лицо своего новоиспеченного опекуна.

Тот тяжело вздохнул и посмотрел на меня виновато.

— Знаю, ты наверняка винишь меня в том, что попал туда, Димитрис. Я сам себя в этом виню. Времени было слишком мало и я, наверное, не дал тебе достаточно информации, перед тем как отправить в «Вознесение». Я не стану врать тебе. Может быть, ты возненавидишь меня за это, но я сознательно не стал посвящать тебя в самые неприятные подробности. Я понимал, что другого выхода нет. Но в то же время я не был уверен, что ты сможешь сознательно сделать этот нелегкий выбор. Я очень боялся, что ты сбежишь назад в Европу, пропадешь там, и тогда я не смогу сделать то, что пообещал Володе. А принуждать тебя я не чувствовал себя вправе. И поэтому я прибегнул, скажем так, к полуправде. Это было нелегко, клянусь тебе. Я очень хотел бы, чтобы твои родители могли сделать этот выбор вместо меня. Но их не было — и я сделал его сам.

Глядя в лицо Роберта, я чувствовал, как во мне борются противоречивые чувства. Воспитанная в интернате затравленность и покорность велели мне выслушивать все молча, не выказывая эмоций, которые потом будут использованы против меня. Постепенно просыпающееся гнев и обида заставляли зубы сжиматься и подсовывали на язык сочные матерные слова и проклятия, которые во всей красе объяснили бы Роберту, как я ценю его заботу и его самоотверженную ложь во спасение. И, наконец, слабый голосок рассудка совсем глубоко в душе подсказывал, что, может быть, в словах папиного друга есть какая-то частичка истины, разглядеть которую мне мешают накопившиеся страсти.

— Папа, — произнес я после долгого молчания. — Это заявление от него. Оно настоящее?