Элли выросла в мастерской матери в зажиточном верхнем квартале Города. Когда ей было восемь лет, мать умерла, и Элли с братом перебралась в приют на Сиротской улице. Когда ей было десять, умер брат, и Элли перебралась в пустующую кузню напротив приюта, чтобы устроить в ней свою собственную мастерскую.

Это была идея Кастиона. Городу нужен был кто-то, кто мог бы продолжить дело Эллиной матери. Ханна Ланкастер была гением, и своими изобретениями она преобразила Город; ко времени её смерти Город полагался на её машины в отлове китов, сборе устриц, фильтрации морской воды и во многом другом. Элли мало что знала об изобретениях матери, и всё же она знала больше других, и Кастион сумел убедить Городской совет выплачивать ей небольшое содержание за то, чтобы она поддерживала аппараты в рабочем состоянии, а также создавала свои собственные изобретения. Первым творением Элли была небольшая ракета, приводившаяся в движение порохом; девочка с гордостью запустила её в мастерской в присутствии Кастиона и Анны, нацелив в открытое окно. Вторым изобретением Элли была поливочная система.

Мастерская находилась на одном уровне с улицей, на антресолях располагалась библиотека, а небольшая слесарная мастерская занимала подвальное помещение. Напоминая внутренность деятельного, но совершенно безалаберного ума, она ускользала от понимания и вызывала головокружение. Это была высокая комната неправильной формы, вдоль стен поднимались аж до самых стропил ряды полок. Пол и стены были обшиты деревом, но посетителю было простительно и не заметить этого, поскольку ни на стенах, ни на полу не было ни единого, ничем не заставленного или не завешанного пятачка. Несмотря на внушительные размеры мастерской, воздух был затхлый и спёртый, пахло сыростью, краской и старыми книгами. Мастерская скрипела и стонала под собственным весом.

Похоже было, что здесь не прибирались ещё ни разу. Заброшенные проекты скапливались по углам, сметённые переменившимся настроением изобретательницы, ожидая, что она подберёт их по прошествии месяцев затем лишь, чтобы снова отбросить в сторону. Словно волнорезы из россыпи металлических обрезков, оброненных банок с краской и раскрытых книг поднимались верстаки. Хрупкие инструменты для составления погодных карт были беспечно брошены и валялись где попало. Стеклянные банки выстроились рядами на грубо оструганных полках, внутри плавали в жёлтой жидкости мёртвые штуковины: скрученные внутренности гигантского морского окуня, шипастый хвост ската. Кипы заляпанных чернилами бумаг, заполненных зарисовками тел, лиц, рук, китов, айсбергов и кораблей, оползали со стен до самого пола. Это были порождения снов Элли, изобретения, которые она сконструировала, почти сконструировала или собиралась однажды сконструировать.

Широкий проход на улицу перекрывала составленная из дубовых панелей дверь-«гармошка». Над ней было приделано чучело луны-рыбы с навечно раззявленным в бессмысленном «О» ртом и слегка выпадающим из глазницы стеклянным глазом. С потолка свисал скелет гигантской черепахи, подвешенный на железных цепях к толстым латунным трубам водного резервуара. В правом дальнем углу спиральная лестница вела вверх на антресоль: на полуэтаже Элли устроила библиотеку, вмещавшую многочисленные тома, оставленные ей матерью. Коллекция разрослась вдвое от первоначального своего размера, и книги едва умещались на полках.

На нижнем этаже, возлежа на центральном верстаке, почётное место занимало большое гарпунное ружьё. На другом верстаке был латунный телескоп, химическая лаборатория и прибор, который мог вырабатывать электричество. Тем временем на полу лежали открытый ящик с фейерверками, рабочая модель Солнечной системы и (во всяком случае, сегодня) Элли – скрутившись калачиком, она спала на стопке географических карт.

Когда раздался стук в дверь, она резко пробудилась и выплюнула прядь собственных волос. Поскольку она так и не просушила их как следует после падения в морскую воду, они превратились в спутанную мочалку, царапающую лицо и с треском осыпающуюся морской солью.

– Секундочку! – крикнула девочка. Она провалилась в сон, полностью одетая, когда изучала план городской канализации. Неловко ковыляя к двери, она ругмя ругала себя за то, что заснула, тогда как тот мальчик нуждается в её помощи. За окном было уже темно.

Стук раздался снова, на этот раз громче, казалось, что в дверь стучат даже не кулаком, а головой.

– Я иду, Анна!

Элли принялась отпирать многочисленные засовы на выходившей на улицу двери, а затем сдвинула её в одну сторону на дребезжащих металлических колёсиках. Зазвенел смех, и три небольшие фигурки вбежали из темноты. За ними шла Анна, она лениво кивнула Элли и расхлябанно прошествовала внутрь.

– Привет! – сказала она.

Трое малолетних сирот – Фрай, Ибнет и Сара – круглыми глазами вытаращились на верстаки. В следующее мгновение что-то хрустнуло и сломалось под чьей-то ногой.

– Смотрите, куда наступаете! – отчитала их Элли.

– Небось, если бы ты хоть иногда прибиралась, у тебя не было бы таких проблем, – заметила Анна.

– Только ты не начинай! Я видела, на что похожа твоя спальня, – сказала Элли и кинулась к Ибнету, который пытался расчесать волосы чучелом ежа. – Неплохо было бы, если бы ты предупреждала меня, когда приводишь посетителей. – Она выхватила ежа из рук мальчика. – Ты чего-нибудь разузнала в доках?

– Ага, мне встретился этот моряк по имени Даррий, он научит меня, как можно убить чайку, просто…

– Я имела в виду, о Сифе, – начав в полный голос, Элли произнесла имя шёпотом.

– Ах, о нём. Нет, ничего. Не трогай это, Сара.

Сироты, встав на цыпочки, разглядывали склянки, дивясь мёртвым штуковинам, плавающим внутри. Элли многозначительно зыркнула на Анну.

– Не могла же я разочаровать их, – сказала Анна, подбирая лежавшее на одном из верстаков яблоко. – Они сказали, что хотят поглядеть, что там поделывает «чокнутая старушка Элли».

– Старушка?! Да мы с тобой одних лет! Эй, поосторожнее с этим! – вдруг прикрикнула она – Фрай подняла с пола толстую трубку из чёрной глины с вырезанным с одного бока китом. Девчушка приложила трубку к губам и дунула. Жуткий свист грянул с другого конца. Двое других детей зажали уши.

– Слушайте, я сейчас занята, – сказала Элли, выхватывая трубку из рук Фрай. – Мне надо работать.

– А ты знаешь, что у тебя в волосах носок? – спросила Анна, сдёргивая его с макушки Элли. – Значит, ты придумала, как спасти Сифа?

– Да кто говорит, что я собираюсь его спасать?

– Это и так очевидно, – заявила Анна, надкусывая яблоко. – У тебя в глазах такое безумное выражение. Так бывает всякий раз, когда ты начинаешь работу над новым изобретением.

Элли оглянулась на сирот, чтобы убедиться, что они не подслушивают.

– Я думала об этом. – Она указала на разложенные на полу карты. – Туннели канализации проходят прямо под площадью Св. Ефрема, а, по словам Харграта, именно там состоится казнь. Можно попробовать подлезть под костёр и стащить с него Сифа.

Анна уставилась на Элли, а затем выплюнула яблочное семечко.

– Ты просто чокнулась. Тебе такое никак не провернуть. И вообще, почему ты так хочешь его спасти? Он не показался мне настолько уж интересным.

– Он же появился из кита! Куда уж интереснее тебе нужно? И они собираются убить его! Если бы один из сирот тонул, ты бы прыгнула в воду, чтобы спасти его, верно?

– Ну да, – сказала Анна, – но они же мои сироты. А ты за него не в ответе, и не твоя вина, что он попался.

– Нет, моя! – воскликнула Элли. Анна наградила её огорошенным и обозлённым взглядом. – Я должна была сделать что-то ещё, чтобы спасти его.

– Что ещё ты могла сделать? – вопросила Анна. – Харграт швырнул тебя в море. Не глупи.

Но Элли не слушала. Из головы не шёл Сиф, она всё представляла его запертым в камере, где его пинают и бьют инквизиторы. У неё заныло в груди.