Энтони жадно вглядывался в лицо своей самой прекрасной женщины на свете, словно желая заново отпечатать в памяти каждую ее черточку, отпечатать так, чтобы и за века не смылось. Впрочем, взгляд не был постоянным, поскольку не было постоянным расстояние между их лицами – оно регулярно сокращалось для очередного поцелуя.

Джоанна мазнула по лицу возлюбленного томным взглядом, одновременно проводя рукой по раскрасневшейся щеке, и вдруг заметила, как к абсолютно счастливому и влюбленному взгляду ее мужа примешалась озадаченность.

Женщина слегка приподнялась, опираясь головой на согнутую в локте руку, отчего ее белокурые локоны каскадом рассыпались по кровати вокруг ее плеч.

– Ты пытаешься понять, что не так с моим лицом? – с легкой усмешкой вопросила она, глядя на все более обескураженного с каждой секундой супруга.

– Да, – честно признался тот, – Ханни, твои глаза, они…

– Такие же, как у тебя, – лениво отметила женщина, – да. Я уже привыкла.

– Давно? – просто спросил Энтони, не зная, что еще спросить.

– Да, – задумавшись, немного отстраненно ответила Джоанна, – после рождения Хелен у меня началась лихорадка, ну, роды были преждевременные, и…

– Почему? – тут же перебил Энтони, притягивая жену поближе.

– Весть, – коротко ответила она. Объяснения длиннее и не понадобилось, Энтони все понял.

– Прости…

– За что? – Джоанна заглянула ему прямо в глаза, – в самом деле, Энтони, за что? Разве ты здесь хоть в чем-то виноват?

– Меня не было рядом, – покачал головой мужчина.

Джоанна упрямо поджала губы.

– Меня тоже, если так подумать.

Они снова обнялись, успокаивая друг друга.

– Ну, и что все же случилось? – вернул разговор в прежнее русло Энтони.

– Да я сама не знаю, – пожала плечами Джоанна, – лихорадка была странная – побыла-побыла, и сама прошла, будто и не было. И я проснулась, а глаза у меня голубые. После одна знающая женщина сказала мне, что так и должно было быть, и мне самой так показалось – что тогда произошло что-то, соединившее нас еще крепче, чем прежде.

Энтони задумчиво провел рукой по лицу, а затем снова вгляделся в лицо жены, привыкая к изменениям, которые, кажется, сделали ее еще нежнее и красивее.

– И я, знаешь, смотрела в зеркало, тогда, в первый раз после пробуждения, и мне казалось, что я вижу не себя, а тебя…

Энтони буквально услышал, как что-то щелкнуло у него в голове.

– Это тогда… – прошептал он, прикрывая глаза.

– Это когда? – тут же заинтересовалась Джоанна.

– Знаешь, – произнес Энтони, слегка хмурясь, – там, на острове, я… безумно скучал по тебе. Как никогда прежде, правда. Я мысленно пытался говорить с тобой, писал тебе письма, даже зная, что ты не услышишь их содержания… Но это все было не то, ничего, что я делал, не могло заполнить той ужасающей пустоты, что образовалась в моей груди за время нашей разлуки…

Джоанна молча обвила руки вокруг мужа, продолжая слушать.

– А потом, однажды, был день, когда мимо нашего острова проплыл корабль, и никто на нем не заметил нас… Мы все были в полном отчаянии, и именно тогда я вдруг ощутил твой взгляд. Ты как будто снова была рядом, утешая и давая надежду…

– А я всего-то лишь взглянула в зеркало, чтобы понять, что не так с моими глазами, – восхищенно пробормотала Джоанна.

– Всего лишь, – прошептал Энтони, – да, ты, неземное чудо, всего лишь взглянула в зеркало, и душа того, кто любит тебя больше жизни, была спасена от безумия.

На мгновение взгляд Джоанны затуманился, а затем она вдруг игриво сверкнула глазами:

– А тебе нравится?

– Да, очень, – прошептал Энтони, снова обнимая возлюбленную, – ты совершенно очаровательна, – и он снова потянулся к любимым губам, попутно ловя взгляд теперь голубых любимых глаз.

И, несмотря на усталость после насыщенного дня, уснули они только под утро.

========== Часть 20. Горько! А потом сладко… ==========

Рози вертелась перед зеркалом с абсолютно счастливым, хотя и слегка перепуганным, видом. Пышное белое платье, расшитое кружевами, сплетенными Джоанной, сидело на ней идеально, превращая её, и без того красавицу, в настоящего ангела.

Фрэнсис, который попытался было поздороваться с невестой перед церемонией, был вытолкан взашей, ибо плохая примета. Сам он в приметы не верил, и ещё долго ворчал за дверью, заставляя слышавших это женщин, которых его мнение не колыхало, тихонько хихикать.

Рози, сама нервно смеющаяся, крикнула ему что-то явно ободряющее, но совершенно невнятное. Этим юноше и пришлось удовлетвориться.

Миссис Пауэрс, наконец-то наладившая отношения с дочерью, весьма напряженные после её первой свадьбы, колдовала над прической Розмари. Джоанна, легко улыбаясь, составляла букет, Флора помогала с макияжем. Малютка Люси тоже вертелась неподалёку, внимательно наблюдая за всем, что происходит.

На улице их уже ждали две кареты, в одной из которых сейчас уезжали Энтони и Фрэнсис, все еще недовольный тем, что ему придется увидеть красоту своей невесты чуть ли не последним, а вторая должна была через какое-то время отвезти в церковь Рози.

Сама невеста нервничала так, словно выходила замуж впервые, хотя, учитывая некоторые обстоятельства ее первой свадьбы, примерно так оно и было. Заметив ее состояние, Джоанна, приблизившись к ней с очень хитрой улыбкой, опрокинула в приоткрытый от гипервентиляции рот подруги рюмку чего-то весьма крепкого, а затем сразу же зажала ей рот салфеткой, чтобы Рози от неожиданности не выплюнула напиток на роскошное платье. Та, поморщившись, сглотнула и закашлялась, а затем гневно уставилась на Джоанну и прохрипела:

– И что это было?

– Настоечка, – пропела миссис Хоуп, сладко улыбаясь, – такую очень любят наши бабушки, она у них всегда есть. Полезная, между прочим, на травках настоянная! От лишних нервов хорошо помогает.

Рози принялась было вытаскивать из недр своей памяти цветистые, емкие моряцкие ругательства, которые Энтони иногда рассказывал ей по секрету, но на полдороге передумала и махнула рукой. В конце-концов, настойка и впрямь помогла, и Рози сравнительно спокойно досидела в кресле, пока ее заканчивали одевать, заплетать и красить.

Ну, как спокойно… К “настоечкам” она была непривычна, а потому она попросту уснула прямо в кресле, все же начав вспоминать моряцкие крепкие словечки, когда ее попытались разбудить.

– Джоанна, по-моему, ты слегка переборщила, – взволнованно констатировала миссис Пауэрс.

Джоанна, уже сама это заметившая, не сдержала смеха.

– Да кто ж знал, что она у вас пить не умеет? – выдавила она сквозь хохот, – на праздниках вино нормально пьет!

– Так то вино, – довольно хмыкнула Белинда, появляясь в дверях, – а то моя настоечка. Ничего, не паникуйте, просто травки-то в ней успокоительные. Поспит часок и проснется, все равно до церемонии еще полно времени.

Ситуация старушку явно забавляла, как и молодую хозяйку дома, которая едва сумела прекратить смеяться. Слегка хихикнула и Флора, тоже не увидевшая в маленькой рюмочке алкоголя перед свадьбой ничего плохого.

За спиной Белинды послышались шаги. Аннабель, уже услышавшая о случившемся, закатив глаза и чуть подвинув Белинду, вошла, прошелестела по комнате и, остановившись перед полусонной Рози, поднесла к её губам небольшой стаканчик с полупрозрачной зеленоватой жидкостью.

– Давай-ка, внучка, – усмехнулась она, а затем взглянула на неё поближе и покачала головой, – да нет, дело не только в настойке. Она просто не выспалась и перенервничала, вот и спит теперь. Ничего, Бели права, проснется скоро. Вы ее пока доготавливайте, уже в церковь скоро ехать.

Спустя полчаса уже полностью готовую невесту все-таки разбудили. Не то, чтобы ей это понравилось, но, стоило ей вспомнить о свадьбе и ожидающем ее прекрасном женихе, как весь хмель тут же выдуло из головы, и она чуть ли не бегом бросилась вниз, к карете. Остальные женщины, посмеиваясь, последовали за ней.