– А, Матвеев! Явились? Долго отсутствовали.

Николай, поставив вещи на стул, молча подошел к ней, обнял за плечи и поцеловал в полную щечку.

– Не надо. Кто-то войдет. Отойди… – сделав испуганно-рабочий вид, прошептала Мария. – Ну, что вам нужно?

– Сначала – здравствуй. А потом – что мне нужно.

– Здравствуй.

– Вот! Так лучше. Ничего хорошего. Вот, соскучился за вами, решил заглянуть, да несколько дней пожить. Приютишь? – он отошел от нее.

– Посмотрю на ваше поведение. В прошлый раз три месяца назад ты только пил, а на коменданта – ноль внимания.

– Ну, тогда я был всего пару дней. А ты ж, Маруся, знаешь мой принцип – первые два дня пить, а потом за работу. Так что не хватило тогда времени на тебя внимание обратить. Не поработал даже в библиотеке и в архиве. В этот раз я приехал почти на неделю, обязательно обращу на любимого коменданта внимание, – Николай снова подошел к Марии Павловне. Она поднялась со стула и он, обняв ее за широкую талию, поцеловал в губы. Она не отстранилась, быстро ответила ему жадным поцелуем и прошептала:

– Отойди и сядь на стул. А то кто-то войдет и увидит… – она говорила ему то «вы», то «ты» – и для этого были все основания.

– Я не могу, Маша, долго без тебя, – беззастенчиво соврал Николай. – А в прошлый раз не встретился с тобой потому, что времени не было. Все беготня, да пьянки по вечерам. В этот раз мы обязательно будем вместе все дни, пока буду жить у тебя.

– Обманываете, Николай Иванович. Но как приятен этот обман… хоть слова звучат ласково! Научились вы этому…

Она подошла к большому зеркалу, висевшему на стене, и стала поправлять нарушенную им прическу и платье. Николай сел на стул и стал смотреть ей в спину.

– А у тебя красивая фигура, – с улыбкой произнес он. В его словах не было никакой издевки, – так он умел говорить, когда нужно.

Мария Павловна, глядя на него из зеркала, ответила:

– Все смеешься?

Конечно же, она знала достоинства и недостатки своей фигуры. Несмотря на небольшой рост, у нее были крупные груди, большой отвисший зад с толстыми, до самой талии бедрами, – такое сразу бросается всем в глаза, особенно мужчинам, оценивающим женщин не по лицу, а по другим достоинствам. Но она давно привыкла к таким комплиментам и не обижалась.

– Я серьезно. У тебя очень красивая фигура. Смотрю, и оторваться не могу.

– Я вижу, на какую часть фигуры ты смотришь.

Она повернулась к нему, и ее разноцветные глаза – один с зеленым, другой с желтым зрачком, придававшие ей таинственно-понимающий вид, будто бы пронзили его. Эти разноцветные глаза страшно нравились Николаю, и он непроизвольно поднялся со стула, шагнул навстречу этим колдовским глазам. Вытянув ладонями вперед протестующие руки, Мария Павловна произнесла.

– Не подходи. Вдруг люди зайдут, а ты меня снова разлохматишь. Обманщик ты и нет у тебя ко мне никаких чувств, кроме сексуальных… и то – когда у тебя нет других женщин. Но что поделаешь, – ты мне нравишься. Так что вам надо? Комнату?

– Конечно. Только не как в прошлый раз на первом этаже, за решетками. – Окна первого этажа общежития были зарешечены. – Может, в прошлый раз я на тебя и обиделся, что дала плохую комнату. Машенька, если можешь, дай мне сейчас комнату для высокопоставленных гостей? – подчеркнул он слово «высокопоставленных». – Где есть телевизор…

– Может, и с ванной?.. – шутливо продолжила она, смеясь. Таких комнат в общежитии не было, и они оба это знали.

Николаю стало приятно от такой шутки, – он нашел контакт с комендантом, и захотелось сказать ей что-то хорошее:

– Ты сегодня вечером свободна? Приходи ко мне? Поговорим. Что молчишь?

– Да вы ж первые два дня будете пить, как всегда. У вас будет полно гостей. Вам будет не до меня, – ответила она с усмешкой.

– Вообще-то, ты права… – согласился Николай и спросил напрямую: – Так дашь мне привилегированную комнату?

– Ну, как же тебе не дать! Конечно ж, дам лучшую комнату. Тебе отказать – самой от самого дорогого отказаться. Но если кто-то приедет из более высоких… – она заулыбалась, – то придется вас перевести в обыкновенную комнату.

– Хорошо.

Николай снова подошел к ней и обнял за талию.

– Ты самая лучшая из комендантов! – шутливо сказал он.

– У тебя было много комендантов? А?

– Только по служебным отношениям. Но все злые, а ты – сама прелесть.

– Вот и ты пользуешься тем, что я добрая и не могу тебе отказать. Отойди, а то кто-нибудь может неожиданно войти.

Она подошла к своему столу, выдвинула ящик и нашла нужный ключ.

– Возьми! Только чтобы в комнате был порядок.

– Будет. А телевизор работает?

– Работал. Кстати, тебя, наверное, Федько заждался. Все ждет, когда приедешь.

– Собутыльника ждет! – рассмеялся Николай, довольный тем, что получил приличную комнату.

– Разберетесь. Ну, иди, устраивайся, а я займусь делами.

Николай подошел к ней, наклонился и поцеловал, теперь уже искренне, в щечку.

– Ты самая красивая и умная женщина из всех, которых я знаю. До завтра. Договорились?

– Хорошо. До завтра, – ответила она.

Николай поднялся на второй этаж и открыл угловую комнату под номером двести шестьдесят, которая на несколько дней должна стать его квартирой. Ему было немного жаль Марию Павловну – красивую, зрелую женщину, и неприятно за себя, что он воспользовался своим влиянием на нее и выбил эту комнату, – для высокопоставленных гостей. Но в этот приезд Николай решил жить с удобствами.

Комната была стандартной, достаточно большой для общежитий – метров двадцать квадратных, с совмещенным умывальником и туалетом. Комната была на двух человек потому, что присутствовали две кровати, на стенах перед ними висели старенькие ковры, два стола, стулья, холодильник и телевизор. Вот последнего не было в других комнатах, чем, собственно, и заключалось отличие привилегированной комнаты от прочих.

Николай включил телевизор, проверить – работает ли он, и стал выкладывать вещи из портфеля. Достал электробритву, стал бриться. Нагревшись, заговорил телевизор. Николай пощелкал кнопки каналов, но везде шли украинские программы. Российские программы в Киеве уже не транслировались. Чтобы их смотреть, надо было иметь спутниковую антенну. Но кто сделает это для общежития? Он включил первый канал-официоз. Как обычно, говорили о политике. Развлекательных программ на этом канале показывали мало, – не стоит баловать народ, его надо просвещать и воспитывать в национальном духе. Поэтому все украинские программы телевидения были забиты культурно-просветительскими внушениями и идеологическими разъяснениями. Он водил электробритвой по лицу и глядел в телевизор. Выступал, видимо в записи, президент Кучма. Его лисье личико, с немигающими мышиными глазками, не выражало эмоций.

– Украина, – вещал он на плохом украинском языке, – не поступится своей независимостью. Черноморский флот наш, и делить его будем с Россией, исходя из приоритетов нашей обороны…

«Все против России», – прокомментировал про себя Николай.

– Нашу позицию в данном вопросе поддерживает общественное мнение Европы… – продолжал президент.

«Запад нам поможет! – известной фразой отметил про себя Николай. – Нищий в Европе! Ты лучше скажи, когда введешь второй государственный язык – русский? Тебя ж, подонка, на востоке и юге избрали только за это обещание. Как экономист ты – ничто. Как политический деятель – вечный обманщик. Твоя прошлая жизнь – обман прошлого режима. Будущая судьба – обман народа. В этом ты непревзойденный специалист».

Он закончил бриться, но так и не услышал из косноязычных уст президента предложений по оживлению экономики.

«Для нас экономика – приложение к национальной политике», – подумал Николай.

Взяв полотенце и мыльные принадлежности, пошел в душ, не дослушав верноподданнических изъяснений своего президента, предназначенных западу. Для своего народа он ничего хорошего и ободряющего не мог сказать. Оценка его политической деятельности из-за бугра для него была важнее, чем авторитет у своего народа, от имени которого он постоянно выступал. С этой точки зрения президент и строил каждое свое выступление. А народ для него – неудобная подстилка, на которой он вынужден временно спать. Но перина для будущего безмятежного отдыха уже сшита. Там – на западе. Как и других национальных политиков. Чем он хуже их? Личную экономическую основу для будущей жизни они подготовили.