«Не бросайте псам ничего, что свято,

не бросайте перед свиньями жемчуга вашего.

Иначе затопчут свиньи его,

а псы повернутся и набросятся на вас».

От Матфея Святое Благовествование. – Гл.7, ст.6.

Поезд из Луганска подошел к киевскому вокзалу почти вовремя – в первой половине десятого. В том, что он не опоздал, не было ничего удивительного – поезд скорый. Раньше, лет десять назад, он находился в пути немногим более шестнадцати часов, поэтому часто опаздывал. Сейчас он мчится от Луганска до Киева так же – скорым, но уже более двадцати часов. Поэтому опоздать поезду крайне сложно, если не произойдет нечто чрезвычайное.

Пассажиры из вагонов с шумом высаживались на низкий перрон. Многих встречали объятиями, а некоторых – цветами. Николай Матвеев со своим попутчиком по купе Леонидом, – или просто Леней, вышли из вагона последними – их никто не встречал.

– Спасибо, голубка! – поблагодарил Николай стоявшую на перроне моложавую проводницу их вагона. – Спасибо, что доставила нас в столицу. Успехов тебе в жизни и хорошей любви!

– Не только хорошей любви, но и прекрасного любовника, – поправил Николая Леонид. – Такая прелестная проводница должна иметь все самое наилучшее. Правильно? – обратился он к ней за подтверждением своих слов.

В отношении того, что проводница прелестна, Леонид явно преувеличивал… но то, что она действительно симпатичная – сомнений быть не могло. Проводница, привыкшая за время своей работы к разного рода двусмысленным шуткам, понимающе улыбнулась в ответ:

– И вам всего наилучшего в Киеве. И любовниц хороших.

– Спасибо, – поблагодарил Николай и, отвернувшись от нее, – они приехали, и проводница их больше не интересовала, – сказал Леониду: – Ну, пошли, пивка примем.

– Это нужное дело, – сразу же согласился Леонид.

Они познакомились только вчера, когда выехали из Луганска. Николай был луганчанином, и ехал в столицу в командировку, а Леонид – киевлянином, и возвращался из командировки. Познакомились они очень быстро. Вчера, до посадки в вагон, они были уже прилично выпившими – обоих провожали друзья. Одинаковое душевное состояние способствовало их сближению. В купе сразу же продолжили пьяное дело, раздавив для знакомства еще одну бутылку водки, не считая пива. Перешли на «ты» и, естественно, понравились друг другу. Легли спать поздно, – то ли перед Полтавой, то ли за ней… плохо помнилось, – но то, что сон наступил где-то под Полтавой, в памяти осталось. А сегодня утром у них страшно трещали головы, и перегруженный алкоголем организм настоятельно требовал чего-то легкого для разгрузки, в виде пива.

Вспоминая вчерашние события, связанные со знакомством и его закреплением бутылкой водки, они поднялись с перрона вверх по переходу и прошли внутрь вокзала. Люди, беспрерывно толкая друг друга, вращаясь, как шестеренки, устремлялись к трем широким дверям зала для выхода в город и к лестнице, ведущей на перроны. Они круглосуточно крутили этот, провонявшийся от человеческого пота и многолетней грязи, бездушный механизм, вдыхая в него жизнь, который громко именовался «воротами столицы». Рядом, как столпы человеческого хаоса, чинно прохаживались спекулянты, предлагавшие билеты в любую сторону и в любом количестве, да менялы, мявшие в руках толстые пачки украинских купонов и беспрерывно вырыгивающие из себя:

– Рубли, доллары, марки…

Николай с Леонидом вышли на привокзальную площадь и направились в сторону метро, мимо бабушек-пенсионерок, одетых хотя и в поношенные, но чистые платья. Старушки молчаливо держали в руках булки хлеба, палки колбасы, самодельные бутерброды, спиртное и другую вполне доступную, но дорогую по нынешним временам снедь, в надежде, что ее кто-то купит. Бабушки стояли от входа в вокзал до самого метро в пять или шесть шеренг и умоляющими глазами глядели на прохожих: «Купите, ради Бога? Пенсии не хватает не только на жизнь, – на еду!»

Но абсолютное большинство спешащих и толкающихся людей не обращали на их просящие глаза внимания. Когда же появлялся милицейский патруль, бабушки торопливо прятали в сумки свои нехитрые товары и принимали равнодушный вид – мол, ожидают кого-то, а может – им нравится дышать «целебным» воздухом вокзала и бензиновым угаром площади. Но горе тем старушкам, которых милицейский наряд застукивал с открытым для продажи товаром. От юнца с милицейскими погонами следовал суровый выговор матери и требование немедленно покинуть привокзальную площадь, а то ее заберут «куда следует». И проштрафившиеся бабушки со слезами на глазах послушно, по-рабски переходили на другое место, чтобы выручить лишнюю тысячу купонов и купить внукам в подарок хотя бы конфет – стыдно к ним приходить с пустыми руками, а себе булку хлеба. Но валютчиков милиция не трогала – это не торговля водкой и бутербродами, как у пенсионерок, а серьезный «бизнес».

Сначала Николай хотел купить пиво в киосках возле метро, что ближе к пригородным перронам, но, глядя на этих бабушек с виноватыми глазами, сгорбившимися спинами и униженными от устроенной им государством нищенской жизни позами, решил пожалеть их.

– Леня, – предложил он своему попутчику, – давай у бабок пива купим. Выручим хоть одну из них…

– У них же дороже? – возразил, было, Леонид.

Но тут, услышав их разговор, одна из старушек, лет под семьдесят, вмешалась:

– У меня дешевое пиво. «Оболонское», свежайшее. Смотрите дату! Вчерась сделано. У коммерсантов дороже. Возьмите у меня, молодые люди? – жалостливо, словно милостыню, попросила она их сделать у нее покупку.

Николай засмеялся, – им обоим было уже по сорок лет, и ответил:

– Ну, если мы молодые, то спасибо.

– Конечно ж молодые! Со мной не сравнишь… берете? По семьдесят тысяч отдам. В комках по восемьдесят… – старушка преданными глазами смотрела на них.

– Хорошо, мамаша. Давайте пару бутылок.

Николай протянул ей бумажку в двести тысяч купонов. Бабушка платком начисто обтерла и без того чистые бутылки и отсчитала сдачу.

– Пейте на здоровье. Еще захотите, подходите. Оно у меня всегда свеженькое и холодненькое.

Леонид начал рыться в кармане, отыскивая деньги, чтобы отдать свою долю Николаю, но тот сказал:

– Не надо. А то на дорогу домой не хватит.

– Должно хватить. Жетон на метро у меня есть – и это главное. А денег действительно не осталось… – он огорченно смотрел на кучу смятых в ладони десяти и двадцатитысячных купюр. – Может и на пиво не хватить. Фу, больше не поеду в командировку! А то суточные дают на двести граммов вареной колбасы! Разве это жизнь в командировке?

– Ты прав! Это не жизнь, а существование. Ты из командировки, а я в командировку. Пока у меня есть деньги, угощаю.

Они подошли к ступеням метро «Вокзальная» и открыли бутылки. Возле больших колон, поддерживающих круглый козырек станции метро, расположился духовой оркестр – молодые ребята, подрабатывающие себе на жизнь музыкой. Правда, это громко сказано – оркестр. Оркестрантов было трое: труба, туба и барабанщик. Они только закончили что-то играть и выжидали – то ли заказа от слушателей, то ли собираясь исполнить музыкальную композицию без заказа. В большом футляре от туба лежали смятые ассигнации, но этой суммы было явно недостаточно для прокормления троих хотя бы один день. Николаю в похмельную голову пришла неожиданная идея и, глотая из горлышка пиво, он обратился к Леониду:

– Сейчас закажу им сыграть «Союз нерушимый»… сколько им обычно платят за заказ?

– Не знаю. На улице ни разу музыку не заказывал.

Николай достал из кармана двести тысяч и подошел к трубачу, который был ближе к нему.

– Сыграйте «Союз нерушимый»? Двести тысяч даю.

Трубач настороженно посмотрел на него. Но, увидев, что тот с бутылкой пива и уже выпивши, а значит, не может быть провокатором, ответил:

– Опасно. Нас могут прогнать отсюда. Может, исполнить «Ще не вмерла Украина»?