Это было много лучше большинства тех мест, в которых Дюрандалю приходилось останавливаться за последние два года. Само долгое путешествие утомляло меньше, чем месяцы ожидания корабля или каравана.

— Благородные господа, — объявил Кабук. — Добро пожаловать в лучшее место для ночлега во всей Самаринде! Никто не оспаривает того, что оно наиболее счастливо для всех мастеров боя на мечах, ибо многие-многие из тех, кто спал здесь, завоевали себе на арене несметное богатство, — совершенно очевидно, речь была хорошо отрепетирована. — Каждый месяц я плачу за в высшей степени полезное заклятие, которое накладывается на эту комнату, дабы она и дальше успешно служила этой цели. Здесь вы найдете покой и безопасность на все время, что будете ожидать своей очереди. Здесь вас не потревожат ни крысы, ни другие паразиты, как это было бы в любом другом доме. Здесь свежо днем и тепло ночью, видите? Мои жены стряпают лучше всех в городе, а мои дочери готовы удовлетворить все личные потребности, каковые могут иметься у молодых и крепких мужчин вроде вас. Легенды об их красоте складывают по всему Алтнину, и они абсолютно лишены вшей, заразных болезней и прочих напастей — можно сказать, они практически девственницы, но опытные. Для тех, кто ищет разнообразия, есть у меня еще два прелестных маленьких сына, не больше такого роста, видите? Вам стоит только попросить, и мы сделаем все, чтобы ваше пребывание в Самаринде было приятным. И за все это всего только два дизорка за ночь, хотя жены мои не устают бранить меня за мою безумную щедрость.

Разумеется, наличными. Мечнику наивно рассчитывать на кредит в Самаринде.

Прямо у них под ногами завели визгливую ссору двое жен, или практически девственниц. Волкоклык бросил свой узел на пол и полез на крышу по стремянке, скрипевшей еще громче половиц.

— Все, что касается дочерей — беззастенчивая ложь, — сказал Кромман по-шивиальски. — Остальное, возможно, не так далеко от истины. За исключением платы, разумеется. Вам одного мальчика или обоих, сэр Дюрандаль?

Типичная для Кроммана издевка. Объяснить ему понятие верности было почти невозможно. Он не мог понять целомудрия Дюрандаля; впрочем, даже Волкоклык находил его странным.

— Вы у нас специалист, Айвин, — устало сказал Дюрандаль. — Поторгуйтесь с ним, но не усердствуйте. Я обойдусь без мальчиков.

— Один обит за ночь, — сказал Кромман, — включая столько еды, сколько мы съедим, и свежую воду, когда она будет нужна.

Кабук вскрикнул словно от пощечины.

— Один обит? Я никогда не соглашался меньше, чем на полтора дизорка, да и то в разгар зимы.

— Бьюсь об заклад, ты брал четыре обита и был рад этому.

— Ни за что! Но раз уж вас всего трое и вы на вид такие честные и воспитанные господа, я, так и быть, сделаю исключение и возьму полтора дизорка.

— Четыре обита, — удовлетворенно вздохнул Кромман. — Вот, возьми и убирайся.

— Постой! — оборвал Дюрандаль поток новых словоизлияний оскорбленного в лучших чувствах владельца. — Я могу предложить целый дизорк за информацию — в дополнение к плате за постой. Нам нужна еда и пиво, и никаких дочерей.

Старик поколебался и неохотно кивнул.

— Но завтра мы должны договориться о разумной цене.

Дюрандаль бросил свой мешок и сел, привалившись спиной к стене. Кромман опустился на пол там, где стоял.

— Ага, — сказал старик. — Вы хотите, чтобы я поведал вам, что делать, чтобы выиграть столько золота, сколько вы сможете унести. Вы не нашли бы лучшего советника, обойди вы даже весь город. Но прежде… — Он опустился на колени и прижался ртом к щели в половицах. — Еды! — взвизгнул он. — Живо еды! Пир на шесть голодных воинов! И не позорьте мой дом, скупясь на порции, слышите, шлюхи! Здесь здоровые мужчины, и они голодны. И пришлите пива для этих благородных господ. На всех шестерых, чтобы они могли упиться в доску, а не то я запорю вас до смерти. — Он сел, скрестив ноги. — А теперь, господа хорошие, я поведаю вам правду о чудесах Самаринды.

Волкоклык со скрипом спустился по лестнице и молча кивнул, подтверждая, что со стороны крыши им ничего не грозит — обеспечение безопасности было его обязанностью. Возможно, они будут спать там. Он тоже сел, скрестив ноги, у двери.

Кабук потер свои паучьи лапки.

— На рассвете, благородные господа, вы идете в монастырский двор и называете свое имя обезьянам у ворот. Сами понимаете, очередь желающих не маленькая. — Он снова потер руки: мысль об этом явно радовала его. — Примерно через час после рассвета они начинают выкликать имена. Если накануне соискатель выиграл, его вызывают еще раз — дают ему возможность удвоить состояние, ясно? Если нет, вызывают следующего по очереди. Если он не отзывается, обезьяны вызывают следующего, ясно? Никому не дают второй попытки, если он отказался от первой.

Этого они раньше не слышали. Остальное Дюрандаль слышал уже не раз, даже странные рассказы про обезьян. Купцы настаивали на том, что монастырь Золотого Меча охраняется говорящими обезьянами ростом с человека.

— Погоди. Эти обезьяны — они что, записывают имена?

Кабук закашлялся, словно вопрос поразил его своей глупостью.

— Обезьяны не умеют ПИСАТЬ, господин хороший!

— О говорящих я тоже раньше не слышал. Сколько ждать своей очереди?

— Обыкновенно пару недель, господин.

— Мне говорили, пару месяцев.

— Редко так долго. Я не проверял, что с очередью сейчас.

Кромман почесал колено. Они условились, что инквизитор будет шевелить левой рукой всякий раз, когда уловит ложь.

— Выходит, обезьяны помнят каждое имя в порядке очереди? Месяцами?

— Это не обычные обезьяны, господин хороший. Они помнят лица много лет. О чем это я? — Заготовленная речь Кабука пошла насмарку. Стоило его перебить, как ему пришлось начинать чуть ли не с начала.

— Обезьяна выкликает мое имя.

— Э… да. Когда человек слышит свое имя, он выходит вперед, чтобы бросить вызов. Обезьяны проверяют, действительно ли он вооружен одним мечом, и он должен раздеться по пояс, чтобы показать, что не носит брони. Он ударяет в гонг. Дверь открывается, выходит один из братьев с золотым мечом, и они бьются. Если соискатель ранит брата, его проводят внутрь, и он берет там столько золота, сколько сможет унести. Все, что он уронит, пока не дойдет до ворот, должно остаться. Если он упадет, он теряет все, но это достойное наказание за жадность, верно? Все очень просто. Я сам видел это много, много раз.

— Что происходит, если брат убивает его?

Старик пожал худыми плечами.

— Он умирает, конечно. Но вы производите впечатление благородного и умелого мечника, господин, и ваши спутники тоже. — Он неуверенно покосился на Кроммана, который такого впечатления не производил, хотя для любителя фехтовал очень и очень неплохо. — Я уверен, что вы преуспеете, тем более что вы живете под этим приносящим счастье кровом.

Дверь со скрипом отворилась. Вошла женщина с кожаным ведерком и тремя рогами под мышкой. Из ведерка доносился ни с чем не сравнимый запах пива. Вонючее алтаинское пойло делалось из козьего молока, а может, и из чего похуже, но купцы утверждали, что оно предохраняет от дизентерии. Желудок оно, во всяком случае, успокаивало.

— Моя старшая, — сказал Кабук. — Хороша, правда? Во всем Алтаине не найти сисек лучше. Сбрось платье, детка, покажи этим благородным господам свои прелести.

— Это не обязательно, — резко оборвал его Дюрандаль. — Оставь пиво, девка. Мы справимся сами. — Он подождал, пока она не вышла. — Как еще можно попасть к братьям?

— Э… не понимаю, господин.

— Если мне просто надо поговорить с ними… или с одним из них — могу ли я подойти к двери в другое время дня, не посылая вызова?

— Но зачем? — Вид у Кабука был настолько пораженный, что становилось ясно: этого вопроса и правда раньше ему никто не задавал. — Какое еще у вас может быть к ним дело?

— Предположим, я просто хотел поспрашивать их.

— Я никогда о таком не слышал, господин. Никто не входит в монастырь и не выходит из него иначе, чем я сказал.