Не сговариваясь, Моно и Зеро приступили к трапезе. Они ели жадно, хватая кашу руками и запихивая её в рот, поглощая почти не жуя. Сейчас им требовалось лишь одно — поскорее набить живот, чтобы насытиться. Пресная крупа с какими-то жёсткими жилами казалась чем-то восхитительным и прекрасным даже в холодном виде. Вкус не играл большой роли, когда голод пожирал изнутри, заставляя дрожать от слабости. Желудок сводило от боли, но Моно не мог остановиться, засовывая в себя всё новые порции до тех пор, пока не подавился. Какой-то кусочек попал не в то горло, и он мучительно закашлялся, схватившись жирными пальцами за края своей маски, которую до того момента аккуратно приподнимал. Снимать её окончательно Моно не собирался, но понимал, что она ему мешает не только есть, но и дышать. Получалось только кашлять и беспомощно хватать воздух ртом. Зеро видимо сразу понял, что случилось, так как с готовностью стукнул Моно по спине. Когда это не возымело нужного эффекта, повторил процедуру несколько раз.
— Спасибо, — буркнул Моно, вытирая рот рукавом и борясь с подступившей тошнотой. Зеро серьёзно кивнул и продолжил сосредоточенно чавкать, с интересом поглядывая на своего напарника, потерявшего всякий аппетит.
В горле у Моно теперь неприятно саднило, а каша больше не выглядела настолько привлекательной, как раньше. Ужасно хотелось пить. Звук капающей воды из-под крана теперь казался чарующей музыкой. Моно встал и побрёл к нужному шкафчику, чтобы потом перебраться на раковину. Позади него раздались робкие шаги. Зеро, бросив трапезу, последовал за ним, как кот, которому требовалось внимание. Моно сделал вид, будто этого не заметил. Он до сих пор не знал, как относиться к своему напарнику. С одной стороны, его раздражало такое сопровождение, но с другой, ему бы пришлось худо, если бы Зеро не было рядом. Потому терпел, ощущая чужой взгляд на своей спине.
Кран открывался очень туго. Пришлось хорошенько попотеть, чтобы повернуть проржавелый вентиль. Наконец, в раковину потекла вода. Сначала она была тёмной, но постепенно приобрела более светлый оттенок, так и не став полностью прозрачной. Потерпев ещё немного, Моно подставил ладонь под струю. Вода обожгла кожу холодом. Приподняв маску, он поднёс к губам зачерпнутую горсть. На вкус вода отдавала ржавчиной, но по крайней мере не воняла тухлятиной. Всё же лучше было пить здесь, чем хлебать из дождевой лужи на улице. Конечно имелся немалый шанс отравиться, но остатки благ цивилизации давали хоть какую-то уверенность в том, что всё обойдётся. В некоторых домах до сих пор работало электричество, а в трубах текла вода, ведь прежний мир людей ещё не окончательно рухнул.
Зеро пристроился рядом с Моно, наблюдая за тем, как тот пьёт. Дождавшись своей очереди, он размотал испачканный бинт на руке и подставил её под воду, болезненно поморщившись. Раны на ладони казались свежими, лишь недавно начавшими подживать. Корочка в одном месте треснула и теперь из-под неё сочилась кровь, которую Зеро безрезультатно пытался смыть. Набранная им в горсть вода всё равно окрашивалась в красноватый цвет. Пить её ему явно не хотелось, раз уж дальше умывания дело так и не зашло. Закончив процедуру, Зеро полез в карман и достал небольшой моточек марли похожей на ту, что он был ранее перевязан. Ему явно было неудобно заматывать рану не ведущей рукой: бинт ложился то криво, то косо, то шёл совершенно не там, где надо. Это было настолько жалкое зрелище, что в итоге даже Моно не выдержал:
— Покажи, — сказал он, когда его напарник попытался самостоятельно перемотать себе ладонь, помогая зубами.
Зеро посмотрел на него с лёгким страхом, будто тот мог ему как-то навредить. Недоверие, вспыхнувшее в его глазах, постепенно потухло, когда Моно добавил более мягким тоном:
— Давай помогу, а то ты тут до вечера не управишься. Обещаю, что не сделаю больно.
Моно осторожно коснулся протянутой ладони. Она вся была в царапинах и порезах, а среди сеточки шрамов выделялись не до конца затянувшиеся раны. Пальцы Зеро мелко подрагивали, пока Моно менял ему повязку. Возможно, совсем безболезненно это не получилось сделать, но от мальчика не донеслось ни звука на протяжении всего процесса перевязки. Бинт на его второй руке тоже был ужасно грязным. Он весь пропитался пылью, приобретя сероватый оттенок. Под ним также оказалась глубоко рассечённая кожа. Складывалось такое впечатление, что её буквально искромсали.
— Как ты умудрился? — посетовал Моно, затягивая бинт. Его пальцы тоже были вечно в занозах и ссадинах. Он частенько обдирал руки о проволоку или какие-то железяки, когда за них приходилось хвататься, чтобы спасти свою жизнь, но до подобного дело никогда не доходило.
Зеро хмыкнул и пожал плечами, пряча взгляд. Вряд ли он мог объяснить произошедшее без слов, да ещё и не пользуясь знаками. Поэтому когда его наконец выпустили, начал очередную пантомиму, показывая нечто не совсем понятное.
— Что это? Банка? Бутылка? — пробовал угадать Моно, наблюдая за тем, как Зеро кривляется, рисуя в воздухе руками. Это было почти забавно и напоминало давно забытую игру, которой когда-то развлекались люди, когда становилось слишком скучно. Зеро не проговаривал слово губами, а использовал лишь жесты, позы и мимику, отчего задача была труднее, а потому — интереснее.
— Стекло? — в итоге произнёс Моно, когда его напарник сделал вид, будто бросил себе что-то под ноги и стал осторожно ходить по кругу, на каждом шагу морщась, будто от боли. — Что-то разбилось?
Зеро серьёзно кивнул и продолжил своё представление. Он нагнулся, будто пытаясь что-то вытащить из ступни, а затем резко отдернул руку. Сцена получилась настолько яркой, что Моно показалось, будто он видел её наяву. Воспоминание о каких-то осколках вспыхнуло у него в голове и тут же пропало, вытесненное новыми впечатлениями.
— Ты наступил на стекло? Как это произошло? — спросил Моно, неподдельно заинтересовавшись прошлым Зеро. Сколько бы он не старался отгородиться от своего напарника, всё равно наружу прорывалось любопытство. Шестая никогда не говорила о том, что было до их встречи в доме охотника. Она частенько отмалчивалась, смотря перед собой в пустоту, будто не слыша бесконечных вопросов. Если Зеро не мог поведать свою историю, то Шестая просто не хотела делиться личным. Её безмолвие было холодным и пустым. И резало также сильно, как реальные стёкла.
Зеро со вздохом опустился на корточки. Видимо, чтобы рассказать эту историю ему требовался не только талант артиста, но и художника, раз он решил нарисовать произошедшее на столешнице грязью. Пальцем он вывел несколько бегущих человечков, состоящих из палочек и кружочков. Позади них волочилось непонятное нечто, сотканное из рваных линий и каких-то обрубков конечностей. Моно оно показалось знакомым, но что именно означали художества Зеро, он так и не узнал. На улице поднялся сильный ветер, да такой, что задребезжали стёкла. Окно, через которое Моно с Зеро проникли в комнату, резко закрылось, клацнув напоследок, как гильотина. Но не только это заставило детей подпрыгнуть на месте. Позади мутного стекла со стороны улицы показался чей-то высокий силуэт. Моно с Зеро буквально сдуло со столешницы от такого зрелища. Бросив консервы и недоеденную кашу, они бросились прочь из кухни.
Коридор встретил их густым полумраком, разбавляемым лишь робкими лучиками света из соседних комнат. На полу лежала никем нетронутая пыль. Лишь в одном месте её пересекала цепочка мелких следов крысы. Вокруг стояла поразительная тишина, которая нарушалась лишь рванным дыханием беглецов. Позади не было слышно погони. Возможно, их даже никто не заметил, но возвращаться обратно за провизией было слишком опасно, потому дети двигались дальше, пока не вышли в тускло освещённый обеденный зал, заставленный столами и стульями. В другом конце помещения была открыта дверь. Оставался буквально один рывок до свободы. Вдруг Моно заметил движение впереди. Он увидел нечто, что заставило его резко остановиться. Зеро врезался ему в спину, но Моно даже не пискнул, лишь сделал знак рукой, что нужно остановиться. То, что с самого начала можно было принять за какую-то странную скульптуру, медленно шевелилось.
