Ксения долго сидела, бездумно глядя на языки алого пламени, которые словно временно переселились в железную печурку прямиком из ее девичьей души. В отрывистых, невнятных объяснениях скрывался единственный факт — надо похоронить в горе нечто страшное, вырвавшееся на поверхность… кого-то сильно похожего на дьявола, «дракона ночи», как сказал Ян. Но там уже сидел один такой неупокоенный ужас…
«До чего я докатилась», — подумала девушка, вспомнив матушкины страшные сказки про Ад и огненные муки. Но… раз они хоронят, изгоняют и запирают силы черные, нечистые, значит, не все так плохо…
Сзади неслышно подошел Борис.
Для Бернагарда русская волшебница стала тем единственным в новой странной жизни существом, которое он хотел видеть. Притом боялся, не будет ли русской женщине (коммунисту!) неприятно понять всю очевидность этой тяги. Поэтому так старался находиться в отдалении, где-то среди мужчин, всеми силами стараясь не выдать себя, старательно принимая участие в общих разговорах. Основное странным образом воспринималось не слухом, а мозгом, словно кто-то в его голове переводил тяжелую русскую речь, делая ее простой и понятной. А в обратную сторону это не работало - сам он даже обычные бытовые просьбы по-прежнему не мог воспроизвести, волей-неволей обращаясь к Ксении и тихо радуясь такой возможности.
Илья относился к «прибившемуся фрицу» нейтрально, странный русский поп шарахался от всех вопросов, регулярно пытаясь перекрестить его след.
Полковник упорно называл Борисом, с лёгкой руки окрестил «белым магом», но часто, глядя в его сторону, морщил нос, словно пытался понять, с какой целью они подобрали его в Кёнигсбергском подземелье.
А Ксения…
Ксения, почувствовав движение, оглянулась, наверное, впервые посмотрев на Бернагарда не как на больного, а на мужчину. Рядом с ней в маленькой избенке, одиноко притулившейся на краю холодного поля аэродрома, находился не фашист, не сумасшедший и совсем не инвалид. Перед ней, протянув руки к огню, стоял высокий мужчина с короткими светлыми волосами и грустной улыбкой обреченного жить в тюрьме…
Из угла внезапно послышалось взрыкивание, и шипящий голос, раздавшийся где-то внутри голов, ехидно сообщил: «А плюс на минус даст нам что»?
Мрак тут же проснулся и рыкнул. Голос мявкнул и решил заткнуться.
Ксения встала и молча пошла к себе, за занавеску, спать, показав Борису на стоящую рядом с окном пустую застеленную кровать…
***
В пять утра вылетели в Ургу, и после бесконечно холодных часов полёта над облаками перелетели горы, чьи верхушки, казалось, вот-вот процарапают корпус самолета.
Пекин встретил их диким ветром. Пилот долго кружил над аэродромом, даже не пытаясь сесть. Потом, осознав безысходность ситуации, плавно развернул самолет и аккуратно посадил машину. На посадку ушли последние капли керосина. И первые минуты пилот просто смотрел на приборную доску, используя личный способ психологической разгрузки – шепотом поминал природу-погоду здешних мест нехорошими, но очень энергичными словами… и целыми выражениями.
Но об этом пассажиры не узнали.
***
Военно - политическая обстановка в Китае в конце 1945 года была не просто взрывоопасной. Начинался период захвата власти гоминьдановским правительством, армия которого насчитывала более 4 млн. бойцов. Ещё 12 августа на секретных переговорах, состоявшихся между американским послом П.Дж. Херли и Чан Кайши, были согласованы планы ликвидации коммунистических формирований в Северном и Северо-восточном Китае. В начале октября без согласования с СССР военные корабли США высадили десант в основных портах Северного Китая и заняли Пекин, оккупировав в дополнение основные узловые железнодорожные станции.
Безуспешные переговоры о политическом разделении Китая между странами-победителями ни к чему не привели. Уже к ноябрю Сталиным было принято решение о передаче всего трофейного японского вооружения полуторамиллионной армии Мао Цзедуна. Поэтому, несмотря на предпринятое гоминьдановцами широкомасштабное наступление, опорные базы народно-освободительной армии Китая остались под контролем Мао. Харбин, Цзямусы, Муданьцзян, Цицикар были заняты советскими войсками, как и периферийные районы Южной и Центральной Маньчжурии. После крупномасштабных сражений 1 октября 1949 года, наконец, было провозглашено образование КНР. Остатки гоминьдановской армии эвакуировались на территорию Тайваня.
В советской истории мало упоминается период боев за Китай. Однако еще четыре долгих года наши военные советники продолжали погибать в далеком далеке от своей Родины. Число погибших до сих пор не известно. Но, например, с июля 1946 по июнь 1947 года, даже по неполным и разрозненным сведениям, погибло и умерло от ран более 3 тыс. советских гражданских и военных специалистов. На мемориальных кладбищах только на Ляодунском полуострове было захоронено 558 человек…
Под особым контролем Ставки, не жалеющей средств и людских ресурсов, находились железнодорожные войска. Было проложено заново и восстановлено 2,5 тыс. километров полотна. Налажено бесперебойное движение грузовых составов.
Интерес же представляет информация о спешной прокладке с августа по октябрь 1945 года 65 километров пути – почему-то в тупик, к неизвестной горе и городу, расположенному в Центральном Китае, практически полностью разрушенному беспрецедентными бомбежками 1945-1946 годов. Город с населением менее 120 тысяч человек (это в чрезвычайно густонаселенной стране) по непонятной прихоти фактически сравняли с землей.
Внезапно в конце 1945 года налеты прекратились и на территории (единственной во всем Китае) словно объявили карантин. В течение года никто не может проникнуть в город рядом с горой. А с 1949 туда насильственно стали завозить и заселили более миллиона человек…
***
Не высыпающийся с самого начала апреля, задерганный и умученный Аполлон Александрович Петров, сумевший, наконец, вручить верительные грамоты 8 мая 1945 года и на настоящий момент чрезвычайный уполномоченный посол СССР в Китае, встретил промерзшую группу. В руках он держал расшифровку телеграммы… в которой, несмотря на уже полное отсутствие цифрового кода, было столько же неясного, сколько и в первом присланном Ставкой варианте.
Тем не менее, он сразу предложил гостям сесть за стол, а, увидев совершенно человеческие глаза у большой чёрной овчарки, облизнувшейся при слове «обед», позволил себе улыбнуться.
Представились.
Худояров сразу ушёл в аналитический отдел. Он оставался в Пекине.
А вот полковник непонятно с чего схватил Аполлона Александровича за рукав и буквально потащил в занесённый тонким слоем снега старый сад при посольстве.
— Позвольте обьяснить, — начал он.— Я решил рискнуть и, несомненно, проявлю мародерство, запросив у вас трёх из имеющихся в наличии пяти военных переводчиков. Более того, мне необходим ваш садовник.
Аполлон Александрович дернул бровью и, протянув Яну лист с дешифровкой, начал:
— Вот распоряжение Ставки. Приказ оказать вашей группе любую посильную помощь.
Он тщательно выделил последние слова и посмотрел на Яна не слишком одобрительно. Тот молчал, ожидая продолжения.
— А вы выражаете намерение забрать из крайне нуждающегося в специалистах посольства практически всех переводчиков, причём на неопределенный срок. И третья ваша просьба….
Ян опять промолчал, машинально отметив последнее слово.
— Третья просьба о садовнике…
Ян вздохнул и вывел жирную двойку невесть откуда взявшимся химическим карандашом на листке с сообщением Ставки. Прищурился, что-то взвешивая… потом обвёл кружком ещё пару букв и передал листок обратно.
— Теперь взгляните. К сожалению, данная просьба не обсуждается…
Посол автоматически глянул на бумагу – его глаза расширились.
— Но позвольте, — твёрдым голосом начал было Петров. — Послушайте… В настоящее время это совершенно невозможно, да и в посольстве тогда просто не останется переводчиков, кроме меня.
— Я не прошу.
