– Тём… – опять попыталась хоть что-то сказать.

– Кристина, молчи! Бл***, просто молчи! Иначе я за себя не отвечаю!

И мне действительно стало страшно. От того, что увидела его таким. От того, что где-то под сердцем кололо. От того, что неудержимо накрывало осознание, что все, конец. Я стояла перед ним, вся дрожа от ужаса и стыда. Отчаянно мечтала прийти в себя, очнуться, потому что наша жизнь рассыпалась в прах, а была я не в состоянии ничего исправить.

– Давай поговорим, – взмолилась, но получилось лишь жалкое мычание.

– Не сомневайся, поговорим! – грубо прервал меня Зорин, и в его голосе прозвучало обещание жестокой расправы. Он снова меня схватил, дотащил до комнаты и толкнул на кровать. – Когда проспишься.

Не удержавшись на ногах, я приземлилась на мягкий матрас и будто вросла в него. Сон напал с удвоенной силой, с остервенением, забирая остатки сил, растворяя волю. Я бы и рада подняться, да не могла.

Зорин, брезгливо поджав губы, наблюдал за моими жалкими трепыханиями, потом резко развернулся и вышел из спальни. Спустя миг я услышала, как он что-то швырнул в коридоре, потом оглушил звон бьющегося стекла, а затем раздался звук, от которого застыла кровь в жилах – хлопнула входная дверь. Громко, зло, решительно.

Он ушел.

Я со стоном перевернулась на спину и прижала руки к ушам. Хватит, выключите этот чудовищный шум! Больше не хочу! Не надо! Во рту горечь смешалась с отвратительной сухостью, горло будто сковало тисками, а голова попала под ритмично работающий отбойный молоток.

…Перед глазами красивая напольная ваза.

Через силу сглотнув, открыла глаза, пытаясь сообразить, где я, и с трудом опознала в сумеречной обстановке свою комнату. Я дома. Попыталась собрать воедино расползавшееся во все стороны сознание. Начала считать.

Один… Два… Три…

Мысль потерялась, не дойдя и до десяти. Горло драло колючей проволокой, щипало обветренные потрескавшиеся губы.

…Ваза красивая, с розами, вензелями, позолотой.

Хуже всего боль под ребрами. Колола иглой в сердце, и я никак не могла понять почему. Собравшись с силами, я села и зажмурилась, пытаясь хоть как-то прийти в себя. В ушах гудело. Спустя целую вечность, звон колоколов в голове начал стихать, а сознание оживать. Я дома, сижу на своей кровати, а шум, изначально разрывающий мой мозг – это всего лишь мартовская капель, задорно постукивающая по козырьку балкона.

Черт, да что ж так в груди больно?!

В темноте медленно, словно лунатик, побрела на кухню, налила кружку воды. Дрожащими руками поднесла ее к губам, при этом пролив больше половины. Мне все равно, главное – сделать несколько быстрых жадных глотков.

Вместо свежести воды во рту ощущение непередаваемой мерзости.

…По поверхности вазы разбегается узор из трещин.

Пила и морщилась, пока не наступило мнимое ощущение удовлетворения. Потом с грохотом поставив кружку на стол, некоторое время стояла, прикрыв глаза, мечтая снова лечь спать.

А что мне мешает? Кроме кошек, настойчиво скребущих на душе? Ничего.

Провела рукой по сырой одежде, прилипшей к телу, непроизвольно сжала плотную, чуть колючую ткань. Так… Это что? Явно не пижама.

…Снова ваза перед глазами.

Что за ерунда?

В потемках ничего не разобрать. С трудом нашарила на стене выключатель и щелкнула кнопкой, тут же зажмурившись, потому что яркий свет со всей дури ударил по глазам.

– Черт… – в тишине квартиры голос прозвучал хрипло, измученно.

Спустя пару минут приоткрыла один глаз, потом второй и посмотрела на свою одежду, чувствуя, как накатывает ступор. На мне платье. Сырое, помятое. Наполовину расстегнутое. Снова укол под ребра, и ледяной узел в животе затянулся еще туже. Руки задрожали сильнее.

…Ваза разлетается на осколки, играющие разноцветными бликами на ярком свету.

Тяжело дышать. Ощущение – будто я в западне, стены которой двигаются друг навстречу другу. Выключила свет, без рези в глазах стало чуточку легче, но накатило предчувствие скорой гибели, конца.

Чтобы хоть как-то очнуться, я побрела в ванную, но увидев свое отражение в зеркале, замерла с открытым ртом. Всклокоченные волосы. Тушь черными подтеками покрывала щеки, будто я ревела, не жалея слез.

Я ревела? Странно. Я не люблю реветь.

Ощущение близкой погибели стало еще сильнее. Уже не в силах справиться с подкатывающей паникой, я начала исступлено тереть лицо, пытаясь смыть черные разводы.

…Осколки вазы сияют все ярче, становясь все больше и больше перед внутренним взором, пока не занимают все вокруг. На гранях играет свет, они переливаются, идут волнами, превращаясь в свинцовую поверхность зеркала, из глубины которого стремительно приближается образ человека.

Это Зорин. Он все ближе, и вот уже будто стоим лицом к лицу. У него закрыты глаза, сжаты кулаки.

Хочу отступить на шаг, но не получается. Страшно.

Артем медленно открывает глаза. Они чернее ночи и в них нет ничего кроме ненависти.

С всхлипом отшатываюсь в сторону…

С всхлипом отшатнулась, выныривая из безумного виденья.

Теперь ясно, откуда эта боль… Пока мозг дрейфовал, сердце билось в агонии, умирало, захлебывалось кровью.

Боль в груди превратилась в бушующий пожар, когда события вчерашнего вечера безжалостно обрушились на меня, приминая к земле. Вспомнила, как напилась. Вспомнила Макса, появление мужа, убийственный разговор. Последние воспоминания, как он смотрел на меня, не скрывая презрения, а потом ушел…

Истерично замотала головой, не в силах поверить, что это произошло на самом деле, и выскочила из ванной. Побежала в большую комнату, спотыкаясь, задевая углы. В душе теплилась надежда, что он дома, просто спит на диване, не желая находиться в одной комнате с пьяной, отвратительной женой.

Пусто. Я одна в этой гребаной квартире.

Я сделала робкий шаг и замерла, только сейчас заметив разбитое зеркало в прихожей, мою курку, бесформенной кучей валявшуюся в углу. Одной рукой зажала рот, из которого рвался дикий стон, второй обхватила ребра, надеясь унять агонию.

– Тёма, – жалкий шепот – все, на что я способна.

Подошла к куртке, не обращая внимания на хруст осколков под ногами, и нащупала в кармане телефон. Один взгляд на экран и по коже снова мороз – я проспала в пьяном угаре больше суток. Еще нет и пяти утра. А весь этот кошмар случился позавчера. Неважно… Уже ничего не важно.

Руки дрожали так, что не получалось набрать заветный номер. Сбилась три раза. Проклятье! Глубоко вдохнула, собирая остатки себя в бесформенную гадкую кучу, и все-таки справилась. Секунду-другую меня душила тишина, потом раздались гудки. Один, второй… пятый… десятый. Абонент не отвечал. А мне до ужаса, до тряски хотелось услышать его голос, чтобы знать, что я не одна, что он мне не приснился, что где-то он есть, пусть и не рядом со мной.

Хотелось услышать теплое «привет», но в ответ раздавались лишь равнодушные гудки. Раз за разом. Снова и снова. Он не отвечал.

– Артем, – горько, на разрыв, полустон-полувсхлип. – Тёмочка… Ну, где же ты? Где?

Перед глазами серая пелена. Больно. Страшно. Качнувшись, вскрикнула, чувствуя, как в босую ступню впился осколок разбитого зеркала. Как во сне вытащила его, принесла швабру и начала подметать, с каждой секундой все больше задыхаясь.

Душу выворачивало наизнанку. Осколки ребер впивались в сердце, и не было сил сделать вдох. Грудь сдавливало, зубы сводило, вдоль спины холодными мазками ужас от беспомощности, от мысли, что Тёма не придет. Не выпуская телефон из рук, я вернулась в спальню. Забилась в уголок огромной кровати и раз за разом набирала его номер, пока в один прекрасным момент не раздался отстраненный голос автоответчика.

«Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

Зорин отключил мобильник. Чтобы не доставала. Я прямо видела, как он недовольно хмурится, решительно жмет кнопку «отбой» и откладывает телефон в сторону.