Артем так и продолжал сидеть, не шевелясь, не делая попыток ни оттолкнуть меня, ни обнять. Никакой реакции, застыл, словно каменное изваяние. Лишь сердце бешено гудело в груди.

– Тём, пожалуйста. Не молчи, я не могу так, задыхаюсь. Господи, пожалуйста, Артем!

– Крис, не надо, – сдавленно попросил он, – давай обойдемся без этого. Просто поговорим.

Крис? Он никогда меня так не называл. Никогда! Я была Крис, там, в волчьей стае, но не здесь, не для Артема. Для него я всегда – Кристина, Тина, Тинка, Тинито, Зараза Упрямая, но только не Крис.

Отстранившись, заглянула в его глаза, но по-прежнему ничего в них не увидела. Он не здесь, не со мной, и никогда уже не будет. Потому что… Зорин пришел прощаться. Он сейчас уйдет, и мне его не остановить, не удержать, не отговорить. Мне останется только подыхать, захлебываясь собственной кровью, осознавая, что в это лишь моя вина. Что это я своими собственными руками сломала все, что у нас было, перечеркнув прошлое, сделав невозможным будущее, растоптав настоящее.

– Поговорим? – рассеяно повторила за ним.

– Да. Без утайки, без игр, без вранья. Просто поговорим как два взрослых и не совсем чужих друг другу человека.

«Не совсем чужих»… От этой фразы защипало глаза. Чужие, но не совсем…

Я кивнула и, отстранившись от него, села на свое прежнее место, обхватив себя руками за плечи. Разговор не клеился, мы просто продолжали молча смотреть друг на друга, не в силах ничего изменить. Артем заговорил первым:

– Расскажи мне, как… Зачем… пфф, – слова давались ему с трудом, шумно выдохнул, поднял взгляд к потолку, потом тряхнув головой, снова посмотрел на меня, – просто расскажи мне все.

Как я этого боялась, но обманывать или отмалчиваться у меня не было права, слишком сильно виновата перед ним, и оскорблять еще больше очередным враньем не могла. Я начала говорить, чуть слышно, уставившись стеклянным взглядом на свои руки, потому что смотреть на него было невыносимо. Я говорила то, что должна была рассказать давным-давно, не доводя ситуацию до крайности, не дожидаясь, когда внешние обстоятельства безжалостно сомнут нас, не давая шанса на исправление. Говорила без утайки, рваными предложениями, потому что на длинные фразы не хватало кислорода. Каждое слово, словно ржавый гвоздь, который я заколачивала в крышку своего собственного гроба.

Артем слушал, не перебивая, и я чувствовала, как обжигал его неотрывный взгляд.

Не знала, сколько продолжалась моя исповедь, но мне она показалась нескончаемой. Под конец говорила, едва шевеля дрожащими губами.

– Тём, – из горла вырвался сдавленный сип, непохожий на мой голос, – я дура! Прости меня, пожалуйста. Да, вначале была игра, но сейчас все по-другому. Ты же знаешь…

Невольно замолкла, когда он удивленно выгнул брови:

– Знаю? – невесело хмыкнул он, и в глубине глаз проскочило что-то новое, чего никогда прежде не было, и что заставляло дрожать, вибрировать от стремительно разливавшегося по венам отчаяния, – нет, Кристин. Я не знаю. Я ни черта не знаю. И, если честно, уже не хочу знать. Мне больше не интересно.

Грудь сдавило. Он уйдет. Прямо сейчас.

– Артем! – получилось громко, жалобно, с упреком. – Не надо, не говори так.

Вскочив на колени перед ним, дрожащими ладонями прикоснулась к его щекам. Совсем близко, глаза в глаза, так, что внутри дрожь, ураган, цунами. Умоляла взглядом, просила прощения, пыталась донести, что он – это главное, что есть в моей жизни, самое дорогое. В ответ никакого отклика. Он лишь задумчиво рассматривал меня, спокойно, отрешенно, спрятав все эмоции.

Ужас пробирался под кожу. Его молчание разрушало, топило в безысходности, лишало силы. Любые мои слова нелепы, неуместны, не нужны. Своим молчанием он перекрывал кислород, гасил мельчайшие искры надежды на то, что можно спасти наши отношения.

Зорин медленно обхватил крепкими пальцами мои запястья и развел руки в стороны, убирая их от своего лица. В тех местах, где прикасался к коже, щипало, словно электрическими искрами. Я вздрогнула, вырываясь из его захвата, и снова бросилась на шею. Мое сердце билось, как сумасшедшее, все быстрее с каждой секундой, а ему хоть бы хны. Наоборот, взгляд с каждым мигом становился все холоднее. Артем хмурился, будто ему неприятны мои прикосновения. Хотя, наверное, так и было. Его, должно быть, тошнило от меня.

Боже, это нереально вынести! Когда на глазах умирают отношения, ставшие самой важной частью жизни. Когда хочется все исправить, спасти, но тебя встречает каменная стена спокойного отчуждения. И хуже всего понимать, что здесь только моя вина и больше ничья.

– Кристин, – он немного отстранился, отклонившись назад, – достаточно. Завязывай со всем этим. Хватит.

Не сдержав всхлип, отчаянно затрясла головой, сильнее прижимаясь к нему, будто мое отрицание могло что-то исправить.

– Отпусти.

– Нет, – снова отказалась, прилипая к нему всем телом, – ни за что!

– Кристина, вот эти все обжимания – они бессмысленны. Ты сама это понимаешь, не маленькая, – обхватил за плечи и буквально силой оторвал от себя.

Внутри тут же разлилось ощущение сосущей пустоты, будто в груди пробили дыру и засыпали в нее ледяные шипы.

– Тём, зачем ты так? – Я умирала внутри. – Я оступилась, да… Вначале. Ты не представляешь, как я жалею об этом. Но сейчас, ты ведь знаешь, чувствуешь, что у нас все серьезно, все по-настоящему.

– Тин, – все так же спокойно удерживал меня на расстоянии вытянутой руки, – я ничего не чувствую.

Как будто нож повернулся в ране. Он отказывался от чувств ко мне, отказывался от меня, от нас.

– Все что я тогда делала, говорила… Градов – это все чудовищная ошибка с моей стороны. Я идиотка… Была идиоткой с никчемными целями, убогими ориентирами. Но сейчас все изменилось! Я другая. Что мне сделать, чтобы доказать тебе это, Тём?! Я готова на все.

– Кристина, прекрати! Ничего не надо, – рубил на корню, – я больше не верю ни единому твоему слову. Рад бы, да не могу… и не хочу.

Убейте меня кто-нибудь, сил больше нет терпеть эту боль!

А самое страшное, что ему тоже хреново, гораздо хреновее, чем мне. Что у него внутри кипела обида, боль, разочарование. Все из-за меня. От этого еще хуже, противнее. Но так хотелось надеяться, что это еще не конец. Что нас еще можно спасти. Склеить осколки, залатать сочившиеся кровью раны.

– Тём, пожалуйста, дай мне шанс. Я попробую все исправить… Я… я сделаю все, что угодно… ради нас.

– Знаешь, в чем наша проблема? – чуть наклонился ко мне, протянул руку, медленно провел кончиками пальцев по скуле, по искусанным в кровь губам, отчего я задрожала, словно лист на ветру, а потом тихо, почти шепотом сказал: – Нас просто не было.

Сердце подскочило к горлу, а потом с невообразимой скоростью ухнуло вниз.

– Это не так… – Сумрачный взгляд остановил слова, готовые сорваться с губ.

Он достал из кармана джинсов кольцо и положил его на тумбочку. Не дыша, гипнотизировала взглядом золотую полоску металла, тускло поблескивавшую в свете ламп. Не верила. Не хотела верить. Из другого кармана достал лист бумаги и положил рядом с кольцом…Документы на расторжение брака.

Удар в солнечное сплетение. Зорин все решил.

– Артем, – простонала я, – зачем…

– Нас разведут через месяц. На раньше не получилось договориться, – равнодушно пожал плечами, а меня трясло, колотило крупной дрожью.

Я не могла принять, что это конец, крах. Зажала ладонью рот, чтобы не завизжать на всю квартиру от тоски и отчаяния.

Артем поднялся на ноги, смотрел на меня, наверное, минут пять, сверху вниз, не отрываясь. В его глазах на миг полыхнуло сожаление, но потом исчезло, уступая место обреченной решимости. Он просто кивнул мне, прощаясь без слов, и стремительно покинул спальню, а я смотрела ему вслед, чувствуя, как сердце бьется все медленнее и медленнее, захлебываясь кровью.

Он уходит! Он действительно уходит! Насовсем!

Сорвалась с места и бросилась следом, настигла его в прихожей. Зорин уже обут, в куртке. Застегивал молнию, не глядя в мою сторону. Снаружи спокоен, собран, но резкие, отрывистые движения выдавали его внутреннее состояние.