Женщина неожиданно рассмеялась, так тихо и заразительно, что на моём лице ярко отразилось недоумение.
— И это знаменитая Морозова? Поставившая верх дном организацию и заставившая пересмотреть веками заведённые устои? Отрадно снова видеть бунтовщика, несущего заслуженного наказание. Не бывает исключений, не бывает и чудес. Ты знала, на что шла, и сейчас прекрасно осознаешь, какое… жалкое зрелище собой представляешь.
Она снова рассмеялась, а я буравила её злым взглядом, судорожно пытаясь придумать выход из ситуации.
— И что теперь? — медленно и напряжённо сказала я.
— Мы перестанем тебя смущать и удалимся, — хмыкнула весело она, как будто не ставила на моей жизни большой и жирный крест. — Слишком уж задержались… А кому как не тебе знать, как ценно время? Впрочем, думаю, тебе придётся многое пересмотреть за следующие годы.
Они начали удаляться, сопротивляющегося Пятого, вокруг которого возникали голубые волны, уводили тоже. А я всё не могла поверить, что происходящее — не сон. Неосознанно сделав шаг и протянув руку, я услышала предупреждающий выстрел возле меня и остановилась
— А как же последнее желание? — выкрикнула нервно я. — Неужели за годы работы на Комиссию мне не позволено даже самой малости? Боюсь, до пенсии уже не доживу!
Женщина остановилась, посмотрела на меня и неожиданно подняла руку. Амбалы, держащие Пятого, замерли.
— И что же… ты хочешь? — спросила с любопытством она.
Я не понимала, почему мне решили потакать, почему просто не убили, но не пользоваться этим было глупо.
— Хочу прощальный поцелуй! — попыталась я показать бодрость духа, хмыкнув и задрав нос. Возможно, мне бы поверили, если бы не дрожащий голос. — Вы же тоже женщина, должны понимать, как грустно быть самостоятельной и независимой! Теперь придётся заводить сорок кошек и подпевать грустным песням про любовь, так что дайте попрощаться с последним поклонником напоследок. Уж это-то можно?
Через пару мгновений напряжённого молчаний она выдавила смешок и приглашающе махнула рукой в сторону Пятого.
— Прошу…
Я медленно и осторожно подошла к Пятому, которого и не думали отпускать амбалы, несмотря на то, что он был связан так, будто под его личиной прятался Ганнибал Лектер. Подняв руку на уровень его рта и получив снисходительный кивок от женщины, я сняла с него повязку.
— Саша… — прошептал бессильно он, и я приложила палец к губам, вымученно улыбнувшись.
— Мне так нравится твоё имя, — начала пространно я, чувствуя, как слёзы наворачиваются на глаза. — Такое необычное и красивое… Помнишь, ты спрашивал, встречалась ли я с кем-то, и я соврала? Так вот, на самом деле у меня был не один парень, а восемь. А ещё, когда ты сказал, что у тебя было семь братьев и сестёр, я позавидовала и соврала, что у меня был один брат. А на самом деле я всегда была одна… Да и в учёбе у меня не так ладилось, как я говорила, в общем, полный ноль… И я не знаю, зачем я это всё говорю, вместо того, чтобы сказать самое важное… Просто…
Я устало вздохнула и мягко его поцеловала. Когда я углубила поцелуй и языком с трудом просунула в его рот карту, то мягко и утешающе погладила его по щеке, отстраняясь. Посмотрев в его лихорадочно блестящие глаза и улыбнувшись, я поцеловала его мягко и невинно, прощаясь.
— Я вытащу тебя отсюда, клянусь, — хрипло и отчаянно прошептал Пятый, и я в ответ в отрицании замотала головой, улыбаясь и не сумев удержать слёзы.
— Позаботься о себе, понял? — со смешком сказала я. — Неужели так быстро забыл о своём обещании? День Рожденье, забывака, помнишь?
Я нежно стёрла с его щеки слезу и кивнула женщине, потому что, если они сейчас же не уйдут, то я совершу что-то безрассудное и отчаянное, что ни к чему хорошему не приведёт.
Я сделала пару шагов назад, не сводя взгляда с Пятого, стараясь запомнить его как можно лучше. Когда его начали уводить, он как будто очнулся, начал кричать проклятия и угрозы, пытался вырваться и воспользоваться способностью.
Он кричал что-то и мне, но я даже не слушала. И пока они не исчезли в голубой вспышке, всё сжимала дрожащие пальцы и не сводила жадного взгляда с Пятого.
Когда в комнате никого не осталось, я рухнула на колени и закричала.
========== Глава 19. Альбом ==========
***
Солнечный свет бил в глаза, и я поморщилась, крепче прижимая к себе плюшевого зайца. Было холодно — опять Пятый сдёрнул одеяло. Из него бы вышла неплохая замена моему бывшему начальнику — такой энтузиазм к работе и большой болт, который он клал на мнение окружающих, обеспечили бы ему головокружительный успех и систематические тренировки по прокачке сарказма.
— Пя-я-ять, — простонала жалобно я. — Дай ещё пять мину-у-ут…
Мне не ответили, и я, чертыхаясь, приоткрыла веки, с удивлением обнаруживая себя не в кровати, а на полуразрушенном мосту. В руках был отнюдь не заяц, а бутылка крепкого виски, что объясняло Сахару во рту и полное отупение.
Я неуклюже села и пустым взглядом уставилась вдаль. Небо было кроваво-красным, и я зачарованно смотрела на него, ожидая чего-то, чего и сама не смогла бы объяснить.
Задев рукой полупустую бутылку, я проследила, как зелёное стекло с этикеткой, на которой была изображена жизнерадостная красавица, полетело вниз, с едва слышным звоном разбиваясь о камни. Дальше я не думала.
Встав на дрожащие ноги, я раскинула руки в стороны и подошла к самому краю. Полы платья яростно трепал усилившейся ветер, будто предупреждая. Я застыла на самом краю, взвешивая все «за» и «против».
Голову прострелил смутный протест, и из-под душного ворота был вынут крестик, поржавевший и давно продетый в грубую верёвку вместо ажурной цепочки. Мне казалось, что Он смотрел на меня с немым укором, и мои пальцы задрожали.
— Я не виновата… Не виновата! — крикнула я, не жалея сил. Я задыхалась. — Это не грех! Не! Чёртов! Грех! Просто…
Вздохнув, я опустила голову, думая, что же следует за пресловутым «просто». Руки сжались в кулаки, тут же расслабляясь.
— Я устала, — на выдохе выдавила я. — Боже, я так устала… Почему именно я? Неужели я заслужила этого?.. Ответь же мне… Ответь! Скажи!
В груди закипел огонь, и я тряхнула рыжими кудрями, начиная бессмысленно кружить на самом краю.
— Я больше не могу… Не могу терпеть! — кричала зло я, чувствуя, как больно впивается в сжатый кулак металл. — Это всё ты виноват! Ты! Почему ты это допустил? Разве не было среди людей достойных? Почему ты не оставил в живых их? Почему не убил меня? Почему обрёк меня на эти муки?! Почему?!
Переведя дыхание, я зло уставилась на крест и начала горячо шептать, будто в забытье:
— Это лишь твоя вина… Твоя, твоя! Ты оставил людей… Оставил меня. Развлекаешься, смотря на мои мучения? Так я положу этому конец! Отправляй меня хоть в самые глубины Ада, мне не нужен такой Бог! Не нужна ни твоя помощь, ни твой самосуд… Мне ты не нужен… Ты! Я… Мне никто… Никто не нужен…
Рука задрожала, и я, не давая себе ни шанса на сомненья, размахнувшись, выбросила крест.
Сглотнув, я встала на край пропасти и посмотрела на красное, как кровь, небо, чувствуя, как в глубине души поднимает мрачная и отчаянная решимость.
Но прежде чем я успела сделать шаг, бетон под моей ногой с тихим треском обрушился, и я закричала, рефлекторно хватаясь за опору. Руки заболели, а сердце зашлось в бешенном ритме, но я, приложив оставшиеся силы, смогла подтянуться и, загнанно дыша, отползти от края.
Лежала я на бетонных плитах недолго.
Изо рта вырвался всхлип, и я, пошатываясь, побежала вниз, туда, куда в отчаянной злости отбросила крестик, который долго выбирала в церковной лавке с мамой.
Нашла я его быстро по чистой случайности — на него попал свет, и он едва заметно сверкнул, притягивая взгляд. Подбежав, я робко взяла его в ладони и поднесла к лицу.
Я замерла в нерешительности, пока мне на лицо не попал луч света — на небо медленно поднималось солнце, и кроваво-красное небо расчертили светлые лучи. По лицу побежали две солёные дорожки.
