Вот и задержавшаяся на неделю глава. Надеюсь, вам понравится ;)

Кстати, спасибо Katerina_Karter за подарок, мне очень приятно)

========== Глава 17. Проблема не в тебе ==========

***

Я сидела на обломке колонны в старой полуразрушенной церкви, за состоянием которой трепетно следила, взяв за ритуал приходить сюда каждое воскресенье. Куски полиэтиленовой плёнки были на время сдёрнуты с сохранившихся икон, а каменный пол был сюрреалистично чистым, ведь двадцать минут назад я добросовестно убрала прилетевший мусор веником.

Было уютно. Свет причудливо искажался, проходя сквозь витражные окна, и мягко освещал лики святых, лица которых выражали умиротворение, покой и что-то недоступно возвышенное. Все мирские тревоги и людские проблемы, казалось, были пустяками для тех, кто смотрел на меня с икон. Но я всё равно считала, что даже так они внимательно меня слушали, чтобы облегчить мою ношу.

Посещение церкви было тем святым и надёжным, что позволяло мне не впадать в депрессию и обрывать мысли о суициде. Потерять веру я не была готова, как и принимать то, что осталась без чьей-либо помощи и поддержки. Трепетно верила, что кто-кто сверху наблюдает за мной, что эти испытания прохожу не зря, что Солнце непременно встанет утром, как и Луна взойдёт под поздний вечер. Верила в себя, в свои силы и невидимую глазу поддержку и стойко игнорировала издёвки Пятого о религии, гордо называвшего себя атеистом и снисходительно смотревшего на мои воскресные отлучки.

Мысли о Пятом заставили приложить руку к губам и вспомнить о причине своего визита — что делать с тем бардаком, что я умудрилась сотворить, будучи слегка подшофе?

Откровенно говоря, самым лучшим решением, пришедшим мне в голову, было сказать Пятому, что вчера меня похитили инопланетяне, а моё тело имитировал какой-то монстр, который решил приколоться и его поцеловать. Чтобы подтвердить эту теорию, я была готова в красках описать инопланетное оборудование, которое видела в Матрице, а также прикинуться, что мысли о вчерашнем дне вызывают головную боль, лишь бы он поверил и отстал.

К сожалению, здравый смысл подсказывал, что идея — дерьмо, и Пятый пошлёт меня с такими объяснениями туда же, куда меня по моей истории похитили, так что следует придумать что-то более реалистичное.

Хотя всё то, что относилось к категории «реалистично», прямо намекало, что надо брать ответственность за свои поступки, поговорить с мужчиной, объяснить, что проблема не в нём, а во мне, и что по чесноку терпеть его рожу до самой смерти мне не прельщает.

— Проблема во мне, не в тебе, — задумчиво пробормотала я себе под нос. — Хотя кому я вру?..

Проскакивающие крамольные мыслишки пустить всё на самотёк, жить так, будто завтра наступит второй апокалипсис, и крутить романы с кем и как хочу приходилось безжалостно выкидывать.

Пятому-то хорошо — он легко выкинет из головы рыжеволосую дамочку с приветом, когда вернётся домой, мне же «легко выкинуть» из головы все эти чувства не получится, эта дрянь будет мешать мне, даже если мне удастся стереть воспоминания о нём. Хотя знать точно, я, конечно, не могла, но то, что эмоциональная сфера у меня удивительно устойчива, было не оспорить, а сильные чувства, например, любовь и привязанность к родителям, нельзя было вытравить из души, несмотря на все мои бесчисленные попытки.

Так что добровольно навешивать на себя ещё один якорь, который обладал неустойчивой психикой, вредным характером и насмешливо фыркал каждый раз, когда я садилась в лужу во всех смыслах, меня не тянуло. Пятый был, как сложная головоломка — только тебе кажется, что ты понял принцип и можешь легко её собрать, как она со всей силы прищемляет твои пальцы, и ты сидишь, ошалелый, дуешь на руку и с обидой отмечаешь, что все секции перемешались, а тебе вновь придётся начинать с нуля.

В добавок ко всему Пятый был зарегистрированным «одарённым» американцем, что мои даже самые светлые чувства вынести бы не смогли. Все везучие «одарённые», которых настигло государство и заставило поставить галочку в окошке «дебил, который будет пахать на страну вечно», не имели права выезжать за границу, а также в четырнадцать были вынуждены подписать пачку бумаг такой толщины, что было тяжело и поверить, что всё это — подробно расписанные ограничения, обязанности и запреты.

Одним словом — Пятый мог помахать ручкой возможности путешествовать, жить в другой стране, а соответственно — видеться и жить со мной, ведь я переезжать в другую страну, говорить на чужом языке и свыкаться с мыслью, что я — американка, категорически не собираюсь. Любовь — это прекрасно, но не тогда, когда твой возлюбленный — чудак с сомнительной суперспособностью, который живёт у чёрта на куличиках и похоже, что пьёт с ним чай по воскресеньям, обсуждая, как улучшить навыки сарказма.

В этой ситуации радовало одно — ещё не всё потеряно. Мне хватило ума не почувствовать к Пятому сильных чувств, хотя я прекрасно понимаю, что общение надо сократить, если не хочу, чтобы те ростки смогли разрастить во что-то большее. Но тут возникал проблемный вопрос — как, чёрт возьми, сократить общение, если Пятый буквально единственный человек на Земле?

Я трагично возвела глаза к иконе, на которой Иисус протягивал руки, будто бы пытаясь спасти и оградить.

— Что мне делать? — обратилась к нему я, хмуря брови.

Через полминуты я устало вздохнула, думая, что поступаю глупо, но тут от колонны откололся камешек, упал на лежащую навзничь икону и, отскочив, приземлился у моих ног. Задержав дыхание, я подняла его и, настороженно оглядываясь, подошла к иконе.

Поднять её и очистить от мусора было быстро и легко. Увидев её сюжет, я озадаченно нахмурилась. Картина была поделена на две части, на верхней, сидя на облаках, сидели святые, а на нижней были грешнике, тянувшие руки к Господу, который протягивал им свои в ответ.

Я, скрестив ноги, долго сидела и думала напротив неё, упорядочивая мысли и чувства, пока не поняла, как сильно затекли ноги и со вздохом отправилась домой, чудом вспомнив накрыть иконы полиэтиленом.

***

Песня «Крылатые качели» из моих уст была почему-то очень печальной, хотя пела я её лишь для того, чтобы поднять настроение.

Босоножки болтались у меня в руки, а платье трепал ветер, пока я шла по воображаемой линии у берега, чувствуя, как приятно лижет ноги набегающую волна.

Конечно, домой я не пошла, потому что вероятность наткнуться там на Пятого была неприлично высока, а я ещё не определилась, как себя вести, что говорить, да и стоит ли? Потому весь остаток дня я потратила на чтение и безделье, которые тоже не способствовали разрешению конфликта, но, по крайней мере, мне было весело.

С самого утра, когда я, наткнувшись на читающего Пятого, воскликнула невпопад, что мне надо срочно вернуться в церковь, так как я забыла накрыть защитным материалом иконы, — глупая отмазка, ведь в прошлое воскресенье Пятый был со мной, что редкостью было неимоверной — и убежала так быстро, что даже свет наверняка не успевал отражаться от моих пяток, я чувствовала себя одиноко и потеряно.

Мне казалось, что теперь отношения с Пятым, которого я считала не самым плохим другом (для меня признать даже дружбу — подвиг), будут неизбежно испорчены. Романтическая подоплёка испортила всё — не понимаю даже, почему он мне вчера не врезал. Я бы на его месте так и поступила бы, ведь тогда я наверняка представляла из себя пример «человека неадекватного, неразумного», который к тому же размазал весь макияж, когда ему показалось, что в глаз что-то попало.

Но он не только не врезал, но и решил, что целовать Джокера — приятно и весело, да и выглядел при этом так, что, казалось, ничего не соображает именно он, а не я. Но в целом я могла его понять — он, кроме меня, и девушек-то не видел, потому, видимо, считает, что все они с приветом.

«Ещё один повод сбежать на другой континент и продолжить исследования там, — с лёгкой усмешкой подумала я. — Не хочу, чтобы меня выбирали от безысходности. Нет, буду только с тем человеком, с которым я смогу пойти на модный показ и быть уверенной, что большую часть времени он смотрит на меня, а не на полуголых моделей!»