— Ну как? — лениво спросила я, лежа на нагретом солнце камне и листая ежедневник, изображая вид бурной умственной деятельности.
— Чёрт! — раздалось где-то среди завалов.
Появившийся возле меня Пятый держал в руке какой-то сломанный прибор и с едва уловимым раздражением смотрел на меня.
— Я же просил тебя хранить его в сейфе, — максимально вежливо, а значит — взбешённо, сказал он.
— А я просила тебя не трогать Агату Кристи! — тут же наехала я, так как обнаружила этим утром недочитанный роман исписанным в формулах.
— У меня закончилась бумага, — сохраняя тот же тон, любезно пояснил он. — А вот что тебе мешало положить прибор в сейф, я понять не могу.
— Место и так едва хватало, чтобы уместить твоё раздутое эго, — зло ответила я, перелистнув страницу. — И у меня закончилось терпение, ведь я не могу пополнять его чтением!
Он побуравил меня взглядом и снова телепортировался, оставляя меня скрипеть зубами. Я взглянула снова на часы и мучительно вздохнула — если стрелка не будет двигаться быстрее, мы друг друга поубиваем, так как жажда крови говорит во мне явно громче здравого смысла.
Все грешки этого умника именно в это утро решили открыться мне. Сногсшибательное белое платье, которое я решилась надеть в этот торжественный день, не оказалось на месте, но после тщательных поисков было найдено в мусорном ведре, мятое и заляпанное кровью от воротника до кружевного подола. Роман Агаты Кристи «Большая четвёрка», написанный на русском язык и потому тщательно мной лелеемый, оказался исписанным большим убористым подчерком, закрывая буквы русского алфавита, как и мою надежду в хороший день. Но последней каплей послужили прихваченные из лаборатории очки «G7», валяющиеся на полу грудой обломков. Чёрт, он даже не удосужился убрать все улики!
Боковым зрением я заметила возле себя вспышку, и Пятый, раздражённо вздохнув, имел наглость приземлиться на камне возле меня. Когда он также лёг и повернулся ко мне, игнорировать его стало сложнее, как и делать вид, что я полностью увлечена чтением заметок, которые и так знаю наизусть.
— Долго ещё? — совсем по-детски протянул он.
— Осталось две минуты и сорок пять секунд, — ответила машинально я.
— Не считаешь, что нам стоит отойти подальше?
— Не считаю.
— Что планируешь делать потом?
— Попытаться найти новое платье, русский роман и починить очки.
— Ты всё ещё злишься, — констатировал он.
Промолчать было единственным верным вариантом из тех, что пришли мне в голову.
— Я наступил на них случайно, — после паузы медленно продолжил он. — Не сразу понял, что эта тряп… вещь — платье, а книга попала под руку, когда ко мне пришла идея, и её срочно надо было записать.
Я подозрительно скосила на него глаза — это очень походило на извинения, по факту ими не являясь. Пятый никогда не извинялся. Фыркал, язвил, делал что-то, чтобы загладить вину, но тех-самых слов никогда не говорил.
— И?.. — многозначительно спросила я, смотря ему в глаза.
— И… Возможно, мне стоит быть более осмотрительным.
— И?
— И внимательнее относиться к окружению.
— И?
— И мне неприятно, что ты расстроена.
Я подавилась очередным «И?» — это прозвучало как-то… тепло и интимно. И я решила на этот раз капитулировать.
— Мне тоже неприятно, что твоя игруш… прибор разбился, — скомкано сказала я, смотря куда угодно только не на Пятого. — Тебе больше идёт улыбка.
Вторя моим словам, он улыбнулся, и я, увидев это чудо, почувствовала, будто бы меня поцеловало солнышко, и не смогла не улыбнуться в ответ.
— Чёрт, пятнадцать секунд! — вспомнила вдруг я, округлив глаза и подскакивая с места. — За мной!
Схватив Пятого за руку во избежание, я едва успела отбежать на за ранее примеченное безопасное место, с которого открывался шикарный вид на предстоящее шоу.
— Сейчас начнётся! — возбуждённо воскликнула я, как будто это не было очевидным.
Раздался сильный треск и звук грома, в воздухе начала закручиваться голубая дымка, которая всё клубилась и ширилась, пока не приобрела окончательный вид. Портал и правда выглядел внушительно — восхищал своим размером и той силой, что в себе содержал. Пространство вокруг нас охватывали вспышки, и я была в таком возбуждении, что не сразу поняла, что Пятый прижимает меня к себе.
Напряжение всё больше начало охватывать воздух, а портал становился всё шире. Что-то шло не так, — кто бы сомневался? — и мне надо было срочно проверить всё лично. Сделав шаг, я тут же получила сопротивление и гневное шипение:
— Куда?
— Мне надо проверить! — также прошипела я, сверкнув глазами.
— Никуда ты не пойдёшь!
— Но мне надо! — обалдела я.
— Я сказал нет! — выдал гневно он.
Посмотрев на него, я поняла, что в такой ситуации к консенсусу мы не придём, и прибегла к крайним мерам. Со всей силы наступив на его ногу, я ударила его под дых и, с сожалением подумав, что это мне непременно аукнется, побежала к воронке.
Приставив к глазу крупный кусок стекла, — единственное, что осталось от почивших очков «G7» — я внимательно запоминала движение лучей и, побежав к другой стороне портала, внезапно осознала, что меня бесцеремонно сгребли в охапку.
— Пять!.. — успела выкрикнуть я, как вокруг меня схлопнулась голубая рябь.
Очнулась я уже на его руках в трёх кварталах от местонахождения портала с чувством дежавю и скрипящими зубами.
— Ты что натворил, я почти смогла!.. — мою гневную речь прервал мощный взрыв, который так живо напомнил мне недавних событиях, что от ужаса я вскрикнула и вжалась в Пятого, обхватив его за шею и спрятав лицо в чужом плече.
Когда ужасный грохот и стук перестали сотрясать воздух, я с трудом поняла, что взрывная волна до нас не дошла. Не знаю, что нашло на меня — накопившейся стресс, страх дышавшей в шею смерти или очередная неудача, но я, не отрываясь от плеча, в голос заревела.
Пятый медленно опустился на землю со мной на руках и аккуратно начал гладить меня по спине, делая всхлипы лишь интенсивней и громче.
— Ты обещала, конечно, что скучно не будет, но я и представить себе не мог насколько, — сказал он вдруг странным весёлым тоном, и я не сразу поняла, что сквозь слёзы улыбаюсь.
***
Я глубоко вздохнула, оглядывая пространство. Что могло случиться за пять часов? Он решил уйти? Понял, что находиться со мной опасно? Или на него как-то повлиял портал? А что, если у него получилось вернуться домой?
— Пятый не такой, — сказала вслух я, вставая. — Но что, если его… задержали?
Дыхание спёрло на миг, когда в голове чрезвычайно живо предстала картинка, на которого Пятого связывают и забирают на опыты сотрудники Комиссии. Это событие так детально встало перед глазами, что я без промедлений выбралась на улицу, прихватив пистолет.
Лихорадочно мечась по округе, я прокручивала в голове все возможные места, которые мог посетить Пятый. В подвале его не было, в самых уцелевших магазинах — тоже, не наслаждался он и пейзажем у реки, да и в библиотеке не читал и не портил стены закорючками из формул. К горлу медленно подкрадывалась паника, и я отчасти начала понимать, что чувствовал Пятый, когда я пропала со всех радаров на несколько дней, чтобы найти ему новую подружку.
Наплевав на все опасения и стыд, я начала кричать его имя и бегать по городу, как сумасшедшая. Возможность помереть от пули снайпера Комиссии была куда более привлекательна, чем жизнь в полном одиночестве.
В голове проносились варианты, куда мог запропаститься Пятый, и каждый последующий был страшнее и хуже предыдущего. Особенно меня пугал вариант с его кончиной — честное слово, лучше бы этот мужчина бросил меня и вернулся туда, где он стал бы счастлив, и я вполне заслуженно называла бы его самыми звучными и тёмными ругательствами из своего словаря, но не переживала за его судьбу. Думать о его смерти было так же страшно, как о смерти родителей, и было непонятно, в какой момент этот чудик нацепил себе на лоб бирку «Не последний человек в жизни очаровашки-Сашки» с моего молчаливого попустительства.