— Что?.. Ладно, хорошо, что не так? — развела руками я, уже немного раздражённая, но всё ещё не теряющая пьянящей радости.

— С головой у тебя что-то не так, — покрутил у виска он. — Говори, что ты задумала.

— Что-то тебя раньше не волновало, чем я там «играюсь», — решила я выделить это слово кавычками из пальцев. — Так что отойди в сторону и не мешай мне магию творить.

— И что же входит в эту твою магию, — по-особому едко произнёс он последнее слово, вероятно, решив проверить границы моего терпения.

— Так дай мне продемонстрировать! — фыркнула я, «нырнув» под его руку и подходя к установке.

В голове прокручивались расчёты, которые резко перешли на испуганный визг, когда я почувствовала, как земля буквально ушла из-под ног.

— Харгривз, чёрт тебя дери, поставь меня на место сейчас же!

Его хмык и вид отдаляющейся установки окончательно разбили моё радостное возбуждение, приводя меня в состояние берсерка.

— Поставь меня! На пол! Живо! Ты! Гнусный! Глупый! Идиот! — сопровождая каждое слово ударом по спине, я чувствовала, что, если сейчас же не встану на пол, то прольётся чья-то кровь или испортятся чьи-то нервы, и далеко не факт, что они будут моими.

Он сбросил меня на кресло, как мешок с картошкой, и поставил руки по бокам, наклонившись и отгораживая все пути отступления.

— Рассказывай, — спокойно произнёс он, смотря на моё покрасневшее не от большой любви лицо.

— Ты испортишь весь сюрприз.

— Как-нибудь переживу.

— Ты испортишь мой сюрприз.

— Думаю, я буду вскоре прощён.

— Нет, не будешь.

— Как-нибудь переживу.

Я глубоко и мерно дышала, буравя взглядом чужие наглые глаза и говоря себе, что бить людей запрещает дипломатия, мораль и сто двадцать шестая статья о побоях и истязаниях. Да и бить конкретно этот субъект может быть опасным — вот уж кого точно не остановит ни закон, ни мораль.

— Хорошо, — выдавила сквозь сжатые зубы я. — Что мне нужно рассказать?

— Все свои планируемые действия, которые можно отнести к категориям «подозрительные» и «очень подозрительные».

— Мне расписать весь свой день с самого утра?

— Ты встала в обед.

— А ты что, следил за мной?!

— Нет, ты всегда спишь до часу.

— Чёрт, какой же ты!..

— Очаровательный?

— Удушительный, — подобрала я самое цензурное слово, лезущее на ум.

— Но ты же меня любишь.

— Уже сомневаюсь.

— Почему же?

— Разве любовь может жить без доверия? — сакрально выдохнула я, строя расстроенное лицо и положив ладонь на его щёку. — Если ты не можешь мне довериться в такой малости, то разве может ли между нами возникнуть любовь?..

«Дружеская, конечно, » — для красного словца решила не добавлять я.

Пятый сощурил глаза и внезапно тоже положил свою ладонь на мою щёку — я еле удержалась, чтобы не дёрнуться и не выкрикнуть что-то вроде: «Насилие, да средь бела дня!», «Эй, ты чего, нормально же общались» или «Ты откопал где-то крем? Что за фирма? «Бархатные ручки»?»

— Только попробуй что-нибудь выкинуть, — прошипел он мне в лицо.

Когда он отстранился, я вспомнила, что людям вообще-то надо дышать, и, едва не закашлявшись, меланхолично подумала, что когда-нибудь он доведёт меня либо до гробовой доски, либо до инфаркта.

Вскочив с кресла, я, пробурчав несмелое «за мной», пошла к аппаратуре и, соединяя нужные провода, ввела код, активирующий программу. Взяв удлинитель, я пошла к огороженной безопасной зоне и в приказном тоне сказала Пятому надень очки. Он, фыркнув, подчинился.

— Ты тоже их наденешь?

— Да нет, — пробормотала я, записывая показатели в тетрадь.

— А зачем их надел я?

Растеряно подняв голову, я посмотрела на Пятого, который в очках выглядел, как пучеглазая лягушка.

— Мне так веселей, — хихикнула я, тут же становясь серьёзной — не дай Бог, и правда снимет. — Они нужны, чтобы разглядеть энергетические потоки. Мне они не к чему — я и так узнаю, если возникнет ошибка, но тебе, я думаю, было бы интересно… Это очень красиво.

Смущённо закончив, я снова уткнулась в тетрадь, дописывая показатели. Звонко её закрыв, я глубоко вздохнула, чувствуя, что меня начинает подташнивать от волнения.

— Ни за что, не при каких обстоятельствах не выходи за эту черту, — инструктировала я. — Не важно — возникнет ли пожар, воронка или чёрная дыра, ты бежишь не в эпицентр, а от него.

— Я начинаю жалеть, — перебил меня он вдруг.

— Почувствуешь слабость, головокружение или дезориентацию — не дожидаясь окончания, бежишь к выходу. Ни за что не снимаешь очки — для непривыкшего глаза нагрузка слишком велика. Не вытворяешь безрассудств и ни за что, слышишь, ни за что не используешь свою способность, пока находишься в этом здании. Активировать её только на расстоянии равном не менее двадцати метров от корпуса. Но если ты чувствуешь себя хорошо, а вокруг не твориться чёрт-те что, ты стоишь на одном месте, не совершая никаких движений, и молча наслаждаешься зрелищем. Вопросы есть?

Его взгляд был непередаваем, в этот момент я понимала, что в его голове вёлся ожесточенный спор, в котором решение нарушить своё слово и, схватив меня в охапку, убежать отсюда куда подальше было самым разумным и привлекательным. И чтобы добавить очков в противоположное мнение и не сорвать мой долгожданный день Х, я взяла его лицо в свои руки и, соприкоснувшись с чужим лбом своим, нежно прошептала:

— Я так рада, что ты сейчас стоишь рядом со мной… Спасибо, что ты есть у меня. И просто спасибо тебе… Спасибо, — поцеловав его в нос, я растянула губы в улыбке, в которую вложила всю радость от этого долгожданного момента, и побежала к удлинителю.

Вводя последние цифры и нажав на старт, я, считая последние секунды, обернулась к Пятому и показала ему «класс», лишь бы он почувствовал себя в безопасности и не решился прервать весь процесс.

Машина тихо загудела, от неё пошла тонкая струйка дыма, и я нажала на последнюю кнопку, завороженно отходя на несколько шагов.

Огромный диск неспешно набирал обороты, разрушая поле и светясь голубым. Я, не веря, что всё работает без сбоев, радостно обернулась к Пятому, улыбаясь, как ненормальная, и настойчиво тыча пальцем на прибор, будто бы он мог считать ворон в такой ответственный момент.

Он медленно улыбнулся, указал на меня, показал «окей» и нарисовал в воздухе что-то, отдалённо напоминающее вопрос. Я поняла и для надёжности показал «окей» двумя руками, снова указывая на прибор.

Сейчас начиналось настоящее волшебство, и я даже завидовала Пятому, который мог рассмотреть всё колебание пространственно-временных нитей во всей красе. Смотря на это через линзы очков, ты будто бы оказывался в сказке, где тебя окружают причудливо изгибающие разноцветные лучи. Самые сильные волны легко можно было определить по голубому цвету, именно поэтому невооружёнными глазом казалось, что разорванное пространство являет собой голубой портал.

Портал, кстати, вырисовывался медленно, не так, как должен был по плану, но я не подавала вида, ведь не дай Бог Пятый решит прервать эксперимент. Но воронка сформировалась, и сейчас наступал этап, при котором либо я добьюсь успеха, либо меня распылит к чертям в пыль. Очень хотелось надеяться на первое, но и думать о втором я не переставала не на миг, и, держа несчастную ручку в руках, медленно подходила к порталу.

— Александра! — выкрикнул вдруг Пятый позади меня.

Я вздрогнула, — как же редко он зовёт меня по имени — но отвлекаться было нельзя, и я, снова показав «окей», сделала ещё два шага вперёд.

Прикрыв дрожащие веки, я бросила ручку в сияющую воронку. Дикой боли не последовало, и я осторожно сделала пять шагов назад.

Хотелось то ли оглушительно закричать, то ли зарыдать от облегчения и радости, но с таким оборудованием опасно было и дышать в опасной близости, и я лишь позволила сумасшедшей улыбке растянуть мои губы.

Следовало понаблюдать за стабильностью портала ещё две минуты, а после — сворачивать эксперимент и ждать результатов. Достав блокнот, на обложке которого красовался пятилистный клевер, — я посчитала это счастливым знаком — я начала писать наблюдения по старой привычке, будто бы могла хоть что-то забыть.