Шерстить в доме пришлось долго — я с трудом отыскала пусковую установку и, запустив процесс с помощью огнива, взяла на руки Долорес, ожидая светопреставления во всех возможных смыслах.

Салют вышел что надо, и я меланхолично наблюдала, как небо расчерчивают разноцветные вспышки света. Отвыкшие от таких стрессов птицы испуганно загалдели, разлетаясь кто куда, а животные наверняка попрятались по своим норкам, шокированные такой наглостью выжившего человека.

Смотря на эту живописную картину, стоя в центре разрушенного апокалипсисом города, мне впервые за долгие годы захотелось курить, пуская в небо колечки и ощущая себя роковой женщиной. Но на данный момент нужнее всего было ощутить себя женщиной целой, относительно здоровой и лежащей на любой горизонтальной поверхности, и я, позабыв даже, что в любой момент может заявиться Пятый, поставила манекен на землю и калачиком свернулась в тележке, согревая дыханием замёрзшие пальцы.

— Закрою глаза на минутку, — прошептала я, смотря на расплывающееся перед глазами небо. — Лишь на одну минутку…

***

Проснулась я уже по какой-то дурацкой традиции черте где, да ещё очень быстро, как по щелчку пальцев, и рефлекторно схватила удаляющийся от меня прохладный предмет.

— Не уходи, пожалуйста, Боже, — прошептала сумбурно я, прижимая руку ко лбу и смотря расплывающимся мутным взглядом на чей-то силуэт, который красиво и гармонично очерчивал свет. — Папа, это ты?..

Отец почему-то промолчал, но я была взбудоражена и от того, что родной человек присутствовал рядом, и даже краешком сознания не задумывалась, что это невозможно.

— Я умираю, да? — едва слышно просипела я, чувствуя, как горит всё тело. — Жалко, что ты не приходил раньше, мне тебя не хватало… Ты же видел оттуда, да? У меня почти получилось…

Смотреть на свет было больно, и я прикрыла глаза, неловко перевернувшись на бок и свернувшись в клубок, прижала чужую руку к губам и несвязно пробормотала с некоторыми паузами:

— Если не получится, ты же передашь маме привет?.. А то обещание, ты же обещал?.. Там должны быть красивые виды, но мне бы не хотелось иметь белые крылья… Но маме бы пошли… Мне разрешат дописать программу?.. Я боюсь высоты… Есть ли райский Макдоналдс?.. Ты бы никогда там не ел, правда?.. А всегда должно быть так больно?.. Папа, помоги…

Ко лбу дотронулось что-то мокрое, холодное и шероховатое, и мне стало легче. Но грудь пронзил сухой кашель, и я почувствовала, что снова теряю силы.

Мысли становились всё бессвязней, и я говорила что-то о том, как бы мне хотелось научиться летать, потом отрицала, ведь для этого нужно подниматься высоко в небо. Вспоминала я и радугу, невнятно описывала её красоту и сожалела, что её не увижу, потом просила папу позвонить кому надо — ведь он наверняка в раю завёл нужные связи — и показать мне хоть одну, хоть самую маленькую.

— Почему ты плачешь? — нашла в себе силы удивиться я, когда на моё лицо начали падать солёные капли. — Не плачь. Мы будем любоваться радугой вместе…

Я приподняла налитые свинцом веки и, уже не видя ничего, протянула куда-то в темноту дрожащую руку. Прежде чем она упала, её схватили в железные тиски, и я вымученно улыбнулась.

— Посиди со мной ещё немного, ладно? — прошептала я, слыша один лишь белый шум, который становился всё громче и объёмнее, пока не заполнил собой всё.

***

Второе пробуждение произошло не в раю, ведь в раю, чёрт подери, не может быть таких отвратительных колючих одеял. Было жарко, так жарко, что я в испуге подумала, что нагрешила так много, что меня отправили в Ад. Но восстановившееся зрение успокоило — попасть туда вместе с Пятым одновременно, должно быть, было довольно проблематичным.

Я ощутила некоторое сожаление, когда вспомнила прошедшую ночь, которую провела, мечась в лихорадке и путая белое с чёрным, а Пятого с отцом. Догнавшая меня головная боль подтвердила, что я всё ещё жива, и, увы, мне не даётся даже отпуска, чтобы отдохнуть и с новыми силами взяться за решение проблем.

— Охренеть, чуть не довела себя гробовой доски, — просипела в шоке я.

Повернув голову, я внимательно всмотрелась в Пятого, выглядевшего, должно быть, так же паршиво, как и я. Синяки под глазами, нездоровая бледность и ещё большая неряшливость, проглядывающая как в спутанной бороде, так и в состоянии одежды, делали из него то ли великомученика, то ли наркомана.

— Вцепился — не оторвать, — прокомментировала я наши соединённые руки. Хватку Пятый не ослаблял даже во сне, и мне было немного совестно его будить, но мне так хотелось пить, что я легко могла пренебречь муками совести и чужим сном.

С кряхтением подвинувшись к краю кровати, я, подумав, ласково начала перебирать спутанные пряди, чтобы он спросонья не направил свой железный кулак в мой нос.

— Пя-ять, — тихо позвала я. — Просни-и-ись… Новый день уже наста-ал…

Он что-то неразборчиво промычал, и я почувствовала необъяснимое умиление. Когда я произнесла его имя в пятый раз, — как иронично! — его глаза слегка приоткрылись, и он, мгновенно проснувшись и быстро выдохнув, поднял голову со сложенных рук и завороженно посмотрел на меня.

— Ты же не злишься на меня, правда? — спросила я немного капризным и ласково-просящим тоном, который часто можно было услышать от детей.

Решив закрепить эффект и не упускать такую возможность, когда наши лица были на одном уровне максимально близко, я подмигнула и чмокнула его в нос, а после, не выдержав, игриво рассмеялась от его ошарашенно-глупого выражения лица.

Но настроение тут же испортилось, когда я представила, как сейчас выгляжу — липкие от пота кожа и волосы и измождённый вид делали эту ситуацию не самой подходящей для флирта. Но, впрочем, какая разница, если я осталась буквально последней женщиной на Земле, а значит у этого чудака нет выбора — либо терпеть мои попытки во флирт со мной, либо наслаждаться односторонней связью с манекеном.

Его ступор, увы, длился не так долго, и я не успела придумать чего-то столь же остроумного и необидного (не стоит ещё больше злить дракона), и он рассерженно прошипел:

— Ты где была?

— Вечно с тобой надо объясняться, папочка, — закатила глаза я, а потом, вспомнив о своём недавнем бреде, не по-женственному хрюкнула, стыдливо прикрыв ладонью рот.

— Где. Ты. Была? — чётко, спокойно и раздельно проговорил он, никак не прокомментировав мой конфуз, и тут я поняла, что пришло время отвечать за свои поступки.

— Я вышла на улицу с Долорес искать тебя, но потерялась и упала в обморок, — протараторила я скороговоркой, смотря ему в глаза, при этом выпучив свои.

Я чуть не чертыхнулась вслух — сейчас особенно тяжело было врать, когда до этого я извелась в сомнениях и страхе, а потом ещё и свалилась с лихорадкой, чтобы точно провалиться по всем фронтам.

— Подожди! — вздохнула я и положила голову ему на плечо, потому что она была ближе всего, и это действо помогало мне не видеть его сверлящий душу взгляд. — Скажи, что не будешь злиться.

— Я не буду злиться, — удивительно послушно повторил он, придерживая меня за плечо.

— И будешь со мной общаться и дальше.

— Я буду с тобой общаться и дальше.

— Честное-пречестное? — подозрительно спросила я, приподняв голову и столкнувшись с его лбом своим.

— Честное-пречестное, — после некоторой паузы ответил он.

Я важно кивнула, будто получила пакт о ненападении, - хотя история и отрицает его надежность - вернулась в лежачее положение и с головой накрылась одеялом.

— Я споткнулась и случайно воткнула нож в Долорес, — чувствуя дурноту, сказала я. — Н-но! Я п-побывала в путешествии, в котором её полностью вылечила! Теперь она абсолютна здорова, ты ведь увидел её, когда нашёл меня?

Наступила тишина, которая была для меня страшней, чем та, которая возникала в кабинете начальства, когда я приходила отчитаться о невыполненной в срок работе. Воображение нарисовало, как через мгновенье в моё тело воткнётся нож, как недавно в Долорес, и я невольно напряглась в ожидании удара.