— Твою мать… — протянула я, когда осознала масштаб катастрофы, в центре которой вскоре окажусь.
Этот манекен, который Пятый ласково и нежно называл «Долорес», значил для него так много, что он даже возил его с собой в каталке, не желая и слышать моих причитаний о том, что его место могли занять более ценные и нужные ресурсы. Он даже разговаривал с ним, когда считал, что я не слышу (а потом, поняв, что я никуда не денусь, осмелел и перестал скрывать), и, когда между нами возникали споры или недопонимания, демонстративно ходил вместе с ним, видимо, считая, что тем самым устраивает мне бойкот, и что я быстрее «расколюсь» и извинюсь, увидев, как хорошо великолепному Пятому без меня.
Этот кукольный маскарад жутко бесил, но я стойко терпела, твердя и умоляя себя понять мужчину, прожившего в одиночестве семь лет. Быть образцом понимания и терпения выходило не всегда, и я, и до этого бывшая не самым общительным человеком, теперь и вовсе могла не чувствовать разумную грань и, когда поняла, что все его угрозы по большей части ими и остаются, окончательно осмелела, устраивая порой настоящие концерты, в которых фигурировали и упрёки, и жалобы, и драматичное закатывание глаз. Ну и, конечно, гвоздь программы — эффектное хлопанье дверью, если в помещении она есть.
Одним словом, я отдавала себе отчёт, какой дурой порой себя выставляю, что я не в состоянии дать человеку поддержку, которую он заслуживает. Однажды я даже забыла, что встретила Пятого, и с искренним удивлением буравила его взглядом, оторвавшись от расчётов, пока мой мозг «подгружал» воспоминания. Потому манекен Долорес был для меня спасением — пока он игрался в куклы и занимался самообманом, — или чем он там обычно занимается? — я посвящала своё время себе и работе, зная, что мой «антистресс» в полном — или относительном — порядке.
Конечно, Пятый порой врывался ко мне в лабораторию, переворачивал всё вверх дном с какими-то дурацкими предлогами, но перспектива сойти с ума и затеряться в чертогах разума была страшней, так что я почти не злилась и иногда могла даже не острить. Всё это помогало нам держать дистанцию, и это было прекрасно, ведь я не хотела появления ещё одного «якоря», который будет на меня давить и которого так просто не сотрёшь из головы.
И всё его — а значит, и моё — душевное спокойствие обеспечивал этот пластиковый манекен с проститутским именем «Долорес», которого трепетно оберегал от любого чиха Пятый и который прямо сейчас лежал передо мной с громадным ножом во лбу!
Я медленно встала с манекена, опасаясь совершать резкие движения, и в испуге оглянулась, как будто Пятый вот-вот возникнет за моей спиной с бензопилой или топором в духе старых добрых фильмов ужасов.
— Что делать? — по-детски вслух спросила я, будто сейчас раздастся глас божий и мне явиться подробная инструкция с названием «Что делать, если ты — неловкая дура?».
Инструкция не появлялась, и глас не раздавался, и я почувствовала, как к горлу подкатывает паника.
— Чёрт… Чёрт, чёрт, чёрт! — зачастила я, бешено оглядываясь. — Может… Может, дырка не такая уж большая? Замазать её чем-то, а он и не заметит!
Схватившись за нож, я прижала манекен коленом к полу и со всей силы потянула рукоятку вверх. Она не поддавалась, потому я, наступив на грудь манекена обеими ногами, с кряхтением воспользовалась всей своей силой сушеного Геракла и, не обратив должного внимания на треск, с криком упала на спину.
Обрадованно посмотрев на рукоятку, я едва не закричала — в руке с ножом была целая голова, которая, казалось, сейчас осуждающе на меня смотрела.
— Долорес, прости, — нервно икнула я, думая, что теперь точно всё — надо собирать вещички и уматывать из этого городка.
Я в панике оглянулась, думая, что надо накинуть плед на плечи и бежать.
— Вот чёрт! — воскликнула я, увидев, что плед, упавший с плеч, лежит в грязной воде, которую я расплескала, споткнувшись о таз.
В голове возникла мысль, что раз терять нечего… И я медленно обернулась на туловище манекена, на котором была надета розовая блузка с вкраплением пайеток. Думала я недолго.
— Чувствую себя грязным мародёром, — хихикнула нервно я, поправляя воротник.
Взяв пыльный мешок и положив в него всё, что осталось от манекена, я закинула его на плечо и поднялась по лестнице на улицу, молясь, чтобы Пятый не решил вернуться в этот момент. Удача повернулась ко мне передом, и улица была пуста, и я, добежав до соседнего дома, скинула в угол мешок и, не обращая внимания на головную боль и плывущие круги перед глазами, направила все силы на способность, лишь бы найти место с хоть одним таким же манекеном.
«Fashionable lady», как назло, находился буквально в другом городе, путь в которой займёт времени столько, сколько я пройти была не готова с самочувствием умирающего лебедя. Но жизнь в мире и согласии требовала жертв, и мне ничего не оставалось, кроме как их предоставить.
— Скажу, что взяла Долорес прогуляться и хлопнулась в обморок… Поверит? А я бы поверила?.. Чёрт, да что-нибудь придумаю!
С по истине русским неиссякаемым оптимизмом, а также с кружащейся головой и дрожащими от слабости ногами я пошла на поиски чёртового манекена, рассчитывая маршрут, на котором вероятность попасться на глаза Пятому с его дурацкой суперспособностью стремится к нулю.
— Вставать между влюблёнными сердцами всегда чревато… А я ещё слишком молода, чтобы умирать!
Комментарий к Глава 9. Долорес
Всё ли понятно? А если непонятно, то что?
Буду благодарна, если вы кратенько напишите свои впечатления ;)
========== Глава 10. Непостижимый и необычная ==========
***
Я испуганно вздрогнула, вскакивая и тяжело дыша. Положив руку на лоб, я скривилась — его можно было использовать вместо гриля. Я лежала в канаве, обнимая добытый потом и кровью манекен, и с трудом припоминала, как после второго дня пути споткнулась о какой-то камень и с визгом полетела в яму.
Манекен, которому я отколола ноги и руку, профессионально загримировав под прошлый, (нацарапала ему парочку неровных полос, как у первого, чтобы было не отличить) флегматично смотрел на небо, обнимая меня пластиковой рукой.
— Только не рассказывай Пятому об этой ночи, — подмигнула я новой Долорес. — Этот секретик останется только между нами…
Вставала я с большим трудом, чувствуя, как меня ведёт куда-то в сторону.
— Долорес, не хочешь поменяться? — пробормотала я себе под нос, чтобы услышать свой голос и рассеять туман в голове. — Ты будешь толкать тележку, а я в ней ехать? Нет? Ах, какая же ты неженка…
Перевернув телегу, я положила в неё упавший манекен и с усталостью подумала, на что я трачу своё время. В голове нарисовалось лицо расстроенного Пятого, а потом — лицо Пятого в первую нашу встречу, когда он постоянно ощущал мнимую — почти всегда — угрозу, хмурил брови и наставлял на меня ружьё.
— Сходить в другой город не так уж и сложно, что уж, — переменила своё мнение я, представив, как бешено будут вращаться глаза у Пятого, если я вернусь с пустыми руками и легкомысленным «Хей, Пятый! Помнишь свою пластиковую красотку? А нож? Хочу огорчить, ведь я их познакомила, и, кажется, нож умудрился увести у тебя подружку. Но не переживай, у тебя есть я! Ты же не будешь меня знакомить со своими колюще-режущими друзьями?»
Я устало вздохнула, делая глоток из фляги и пошла так быстро, как это было возможно в моём состоянии.
Добралась я до подвала под поздний вечер, не чувствуя ног, тепла и крупицы здравого смысла, зато прекрасно подбадривая себя небольшим стендапом, который я рассказывала новой Долорес, слыша в голове иллюзорный смех и молящее «Ещё чуть-чуть, ещё совсем немного».
— Пя-ять! — попыталась бодро крикнуть я, но из горла вырвался не самый бодрый хрип.
Шлёпнувшись на каталку с манекеном, я застонала — это у меня вышло очень бодро и хорошо — и с трудом припомнила соглашение, на котором мы договорились, что если кто-то из нас потеряет другого, то даст большой залп из восстановленного отсыревшего салюта.
