Я кивнула. Посыл ее слов дошел до меня только секунды через три. Будто огонек, бегущий по бикфордову шнуру и наконец-то добравшийся до пороха. Внутри меня произошел взрыв и уголки рта опустились вниз:
— Пожениться?..
Аз уставился на Грацию. Та ойкнула и виновата закрыла рот рукой:
— Прошу прощения… не сдержалась. Я забыла, что Азик сам хотел рассказать тебе об этом. Мы помолвлены!
— А… п-п-палец… — задохнулась я.
Грация нахмурилась и растопырила все пальцы сразу, пытаясь понять, о каком именно я говорю. Едва ее осенило, на лице снова расцвела лучезарная улыбка:
— Ах, так ты про кольцо… Азик сказал, чтобы мы их не надевали. Он хотел, чтобы это был сюрприз.
Аз застыл. Наверное, он пытался казаться спокойным, но один его взгляд пресекал подобную попытку на корню. Это были глаза оленя, застывшего перед пятитонкой.
Ладони пронзила боль. Только потом я поняла, что вцепилась в край стола.
— Фриск? — потрепал меня по плечу Аз. — Ты чего?..
— Примите мои поздравления! — расплылась я в улыбке, наконец оторвав пальцы от скатерти.
Зрачки Аза уменьшились. Я была почти уверена, что эта улыбка выдала меня с головой. Это была именно та самая фальшиво-натянутая улыбка, которую я не могла видеть в зеркале, но все равно демонстрировала каждый раз, когда на самом деле хотела рвать и метать. Но Грация ничего не заподозрила. Она перегнулась через весь стол и обхватила меня за руки:
— Ой, дорогуша, спасибо тебе! Как я рада!..
Я поежилась. Объятия ее не по-женски тяжелых рук были почти болезненными…
Очередной официант, вновь наклонившийся над нами, учтиво спросил, что мы выберем в качестве десерта. Грация взглянула сперва на меню, а потом на меня, легонько дернув плечом. Я должна была заказывать первой. Взяв толстую кожаную папку, которая чуть не выскользнула из моих рук, я провела пальцем по списку блюд. Буквы расползались в разные стороны, как муравьи:
— Наверное… пусть это будет крем-брюле…
Я протянула толстое меню Азу, но к моей неожиданности его взяла Грация:
— Нам, пожалуйста, гато о шёколя, — сказала она, возвращая меню официанту. Потом повернулась в мою сторону и принялась объяснять: — Мы всегда берем шоколадные десерты. Мой Азик так любит шоколад, правда?
Шоколад… мой Азик так любит шоколад…
Искусно накрашенный рот, ямочки на щеках и блестящие глаза Грации превратились в багровый туман. Она была так счастлива… как же иначе? Она скоро станет женой Аза. Женой того, которого я так сильно любила и так бесчеловечно оттолкнула. Горький комок, вновь подкативший к горлу спустя столько лет, затвердел и вдруг обрушился вниз — как лезвие гильотины. Он скользнул по сердцу, разрезая его точно таким же точным и быстрым движением, каким Грация резала свое мясо.
Я встала со стула. Тело казалось набитым ватой. Я словно превратилась в робота, в котором что-то закоротило. Каждое движение давалось мне с невероятным усилием:
— Мне… мне надо в уборную…
Аз понял все сразу же:
— Фриски, ты же не…
— Да, дорогуша, что с тобой? — обеспокоенно перебила его Грация. — На тебе лица нет…
Я снова вцепилась в стул. Белыми на сей раз кроме пальцев оказались обе мои руки — вплоть до локтей. Я смотрела на Грацию, не мигая. Эти ямочки… весь мой гнев, казалось, сфокусировался в этих двух впадинках по бокам ее рта.
— Со мной-то? Все нормально. — отрезала я. — А вы чего хотели? Или это твой брат женится на какой-то потаскухе, которая даже не дает заказать ему, что он хочет?!
Мой голос смолк, перед этим успев превратиться в тихий крик. Поняла я это, только начав оглядываться по сторонам. Люди смотрели на меня широко вытаращенными глазами. Аз и Грация — тоже. Взгляд Грации был задумчивым и печальным, а Аза — ледяным. Совсем как у мамы.
— Фриск… — только и сказал он.
Схватив сумку, я умчалась прочь. Дорога, тянувшаяся между столами и стульями, показалась мне бесконечным лабиринтом. Хлопнув дверью уборной, я упала перед раковиной. Мой желудок налился свинцом, но меня при этом не тошнило.
Я подняла голову. Она уставилась на меня из зеркала. Какая же ненависть полыхала в этих глазах… но ненавидела она только саму себя.
— Фриск?
Мое имя. Но голос не его. Это была Грация.
— Прошу… — вцепилась я в раковину и зажмурила глаза. — Прошу тебя… прости меня… пожалуйста, прости…
— Все в порядке, — сказала она, кладя руку мне на плечо. — Я понимаю, что ты чувствуешь…
Я подняла голову. Какая же она была высокая… впрочем, нет. Это я была маленькая. Как гусеница.
— П-п-правда?.. — захлопала я губами.
— Азик говорил мне, что ты слишком сильно дорожишь им. Ты думаешь, что теряешь брата. Но это не так — ты не теряешь, а обретаешь. Еще одну сестру!.. ну, в смысле, невестку, конечно…
Теряю брата? Мое отражение захлопало намокшими ресницами. Прекрасное лицо Грации, белевшее над ним, заставило его выглядеть еще более жалким.
— Я так люблю твоего братика, Фриск… — улыбнулось мне лицо. — Я обещаю тебе, что со мной ему будет очень хорошо…
Рука на плече показалось мне тяжелее, чем камень.
Со мной ему будет очень хорошо…
В ушах зазвенело. Перед глазами один за другим принялись вырастать образы, порожденные моей растоптанной гордостью.
Вот Аз заходит в цветочный магазин к Грации. Вот их первое свидание. А потом они смеются и едят какой-нибудь шоколадный десерт из одной тарелки. Их пальцы переплетаются, они целуются и отдаются друг другу. Гора мускулов наваливается на Грацию всей своей тяжестью, и ее длинная стройная шея выгибается от экстаза, а он все толкается и толкается — прямо вглубь нее, и ей остается только выкрикивать его имя, а на щеках у нее от удовольствия появляются ямочки, и она царапает его мохнатую спину…
— Я… я так не могу… — сказала я, наконец всхлипнув. — Я пойду домой…
Каменная рука соскользнула с моего плеча. Грация даже не попыталась меня остановить.
За те несколько минут, что я провела в уборной в компании будущей жены Аза, бесконечный лабиринт стал больше в несколько сотен раз. Я ползла по бескрайней равнине из столов, стульев и белых скатертей, как настоящая гусеница.
«Фриск! Фриск!» — ожидала услышать я.
Мне казалось, что Аз попытается задержать меня. Он не мог не заметить, что я уже покинула уборную. Но в ушах у меня белым шумом стояли лишь обрывки тихих бесед посетителей, звон столовых приборов и мягкие шаги официантов.
Я зачем-то обернулась в его сторону, собрав последние крохи своей решимости в кулак. Наш столик находился в самом конце зала — у окна. Но он лишь смотрел на меня. Совершенно не двигался, совершенно не говорил. Он и не думал меня задерживать. Вместо этого он просто смотрел. Даже не на меня, а сквозь меня, как будто я превратилась в невидимку.
Затем к нему вернулась Грация, и он отвернулся в ее сторону.
Он выбрал ее. Это был правильный поступок. Ведь Грацию можно было любить. В отличие от меня. Кошмарного сна из прошлого, неудавшейся интрижки. Я застыла посреди ресторана. Никто не обращал на меня внимания. Я и вправду превратилась из гусеницы в невидимку. В мокрое место. В бесплотного призрака.
Я толкнула стеклянные двери и вышла наружу. В ресторане, наверное, уже даже забыли, что я вообще существую на свете. Я с трудом отыскала свою машину и, забравшись внутрь, упала головой на руль. С первого раза машина не завелась. Я думала, что обязательно въеду в первый же столб, потому что в глазах у меня будут стоять слезы. Но их не было. Вообще. Я никак не могла заплакать.
Я подождала пару мгновений. Но ни слезы, ни Аз так и не появились.
Вот и все. Именно такие воспоминания пришли мне на ум после очередной беспокойной ночи. За окном уже рассвело, и я сидела на кухне с чашкой черного-пречерного, давным-давно остывшего кофе и коробкой из-под рукодельных конфет. Полной фотографий, писем и открыток…
Я больше не могла смотреть на них. Поэтому коробка захлопнулась.
