Он и бровью не повел:
— Ладно. Если уж ты так не хочешь составить Алексу компанию…
— Да не знаю я, хочу или не хочу! Почему это ты так обеспокоился тем, с кем мне предстоит идти?
Аз порозовел. Таким я его не видела уже очень давно. Горький комок в груди стал заметно мягче. Я хотела подняться с пола и обнять его шею, но не стала:
— Ну… просто… может, мы тогда пойдем вдвоем…
Вдвоем… горький комок вспомнил, что когда-то был сердцем, и воспарил в небеса, но почти сразу занял прежнее место и покрылся еще более толстой коркой:
— Нет.
— Но почему?.. — обиженно опустил свои широкие плечи Аз.
— На нас будут коситься. Подумают, что мы извращенцы, или типа того.
— Извращенцы? Только потому, что я монстр, а ты человек?
— Да не в этом дело. Сейчас этим никого не удивить: вспомни Джастина и Том. Тома… не суть. Но ведь мы брат и сестра!
— Так вот оно что… — горько произнес он.
— Именно. Помнишь, как все на нас пялились на вечеринке у Элли?
Мне сразу же захотелось спросить его, правда ли он собирался поцеловать меня немного иначе, чем в итоге: я не могла забыть винное дыхание этого фантомного поцелуя, чуть не обжегшего мои губы и язык. Его лицо было так близко… но я не спросила ничего. Молчание заметно затянулось. Чтобы как-то развеять его, я решила похоронить солдатскую вдову раз и навсегда:
— Наверное, все-таки с Алексом пойду.
— Рад твоему выбору, — улыбнулся мне Аз. — Я тогда с Сариной.
— Постой, — нахмурила я брови. — Что еще за Сарина?
— С курсов по биологии. Она меня попросила.
Я не учла, что Аза окружало гораздо большее количество миловидных девушек, чем мне казалось, потому что наши учебные пространства не пересекались.
Снова молчание. И снова затянувшееся. Чтобы дать Азу понять, что разговор продолжать нет смысла, я открыла книгу на заложенной странице и снова погрузилась в чтение. Моего жеста не понял:
— Фриски, можно я тебе кое-что скажу?
«Фриски». Мама дорогая, как же меня тогда бесило это прозвище! Оно звучало, как название марки кошачьего корма, или чего-то подобного, и заставляло меня морщиться. Правда, тогда я сдержалась: во второй раз захлопнула книгу и вполне спокойно ответила:
— Конечно, Азриэль.
— Сарина не моя девушка. Между нами ничего нет, — говорил он это по-заговорщически серьезно. — Я… я пойду с ней, как с другом. Точь-в-точь, как и ты с Алексом. Не обижайся, пожалуйста…
— О как. Ну, понятненько.
Он еще немного постоял на пороге, как будто ожидая, что я скажу что-то еще, но, поняв, что говорить я больше не намерена, вышел и пошел к себе.
— Увидимся за ужином, — бросил он, закрывая мою дверь на ходу.
Я выдохнула и попыталась вернуться к постмодернизму, но, прочитав два раза подряд один и тот же абзац и поняв, что в голову мне ничего не идет, с ненавистью отшвырнула книгу куда подальше.
Сарина, значит? Ну, хоть не Элли и не Терпия. И то хлеб…
Аз, мой дорогой Аз. Ты действовал мудрее, чем мне тогда казалось. Приняв приглашение Сарины, ты избавил меня от стольких дилемм… взять хотя бы то, что я начала относиться к идее пойти на бал с энтузиазмом. Первым делом нужно было озаботиться платьем. Мама, как когда-то давно, предложила мне свои услуги партнера по закупкам, от которых я не смогла отказаться. Хотя Липпи и предлагала мне прошвырнуться по магазинам вместе с ней и Терпией, я отказалась: смотреть, как последняя примеряет платье за платьем, в конце концов превращаясь из просто фигуристой старшеклассницы в настоящую секс-бомбу, мне не хотелось. Если бы с нами пошла еще и Элли, я, может быть, подумала, но своим платьем она озаботилась заранее, и составить Липпи и Терпии компанию ей не пришлось. Что уж тут поделать. Тем более, что мама была просто в восторге от того, что я обратилась к ней за помощью.
Мама предпочитала классику, я — фасоны посовременней, и это означало, что глыбы наших мировоззрений частенько сталкивались. Первое столкновение произошло, лишь стоило мне показать ей первый понравившийся мне наряд. Она уставилась на него с таким выражением лица, словно тот был скроен из шкур Фроггитов:
— Доченька, не кажется ли тебе, что этот вырез несколько… вызывающий?..
— Ну мам, — закатила я глаза, — Во-первых, нет, а во-вторых — я хочу себе нравиться.
— Как насчет этого? — ласково спросила она, вручая мне платье, которое понравилось ей.
— В нем у меня будет гигантский зад! — протестовала я.
— Дитя мое, не говори глупостей, — мягко отвечала мне мама. — К твоим чреслам оно будет в самый раз!
Я хрюкнула от смеха:
— Как-как ты его назвала? «Чресла»?!
Перемирие в итоге было достигнуто. Знаменем этого перемирия оказалось шуршащее синее платье, едва закрывавшее мои колени пышной тюлевой юбкой, в которой «чресла» выглядели даже привлекательно. Дополнительными украшениями служили переливавшиеся блестки и темно-фиолетовый поясок. Я не могла перестать крутиться перед зеркалом:
— Мам, что скажешь? Каково?
Мама только закивала и шмыгнула носом. Глаза у нее были на мокром месте.
— Что такое?.. — нахмурилась я, взяв маму за руки и пытаясь понять, в чем дело.
— Я… я вижу… я вижу перед собой ту маленькую девочку, которой только что купили платье на свадьбу Альфис и Андайн… как же это было давно… — Мама посмотрела на меня заплаканными глазами и улыбнулась. — Ты так быстро выросла…
— Мамочка… — бросилась я в ее объятия. Как же я соскучилась по ним!
— Я уж думала, что ты считаешь себя слишком взрослой для обнимашек, — говорила она мне, когда мы наконец прекратили обниматься и стояли, вытирая глаза.
— Скажешь тоже! Для твоих обнимашек нельзя быть слишком взрослой! — уверила я ее и улыбнулась.
За несколько часов до выпускного бала нас посетили Брэтти и Кэтти: главные специалисты по маникюру и макияжу.
— Блин, — говорила Брэтти — крокодилица со светлым пучком на голове, — приступая к моим собственным волосам. — Я, типа, так удивилась, когда ты открыла нам дверь. Ты реально оч выросла, и все такое…
— А еще ты реально стала настоящей милахой! — пела фиолетовая кошка Кэтти, подравнивая мои ногти. — Типа, ваще! Не то что раньше…
— Кэтти! — укорила подружку Брэтти.
— Ну, блин, типа, она ж была совсем еще крохой! — поправила себя Кэтти. — Я даж не въехала, пацаненок это, или деваха!
— Но уже тогда ты была просто прелесть! — закончила Брэтти.
— Ага, просто прелесть!.. — поддакнула ей Кэтти.
Пока эти двое творили надо мной свои чудеса, я внимательно смотрела на девушку в овальном зеркале на стене. Мамины условия, данные этой парочке, были предельно строги: минимум — значит идеал. Но даже с этим минимумом я выглядела… не знаю, как и описать. Поднося наманикюренную руку к подбородку, я отказывалась верить, что девушка в зеркале — это я. Под конец всех процедур подруги сделали от меня два шага назад и принялись наперебой восхищаться плодами собственных трудов:
— Ты чудесно поработала над ее глазами, Кэтти! — всплеснула руками Брэтти.
— А помада на ее губах, типа, ваще супер, Брэтти! — дрожала от восторга Кэтти.
— Блин, ее ногти — это ваще, типа, произведение искусства! — зажмурилась Брэтти.
— Ой, ну что ты за душечка! Так бы тебя и съела! — обратилась ко мне Кэтти, облизывая свои белоснежные клычки.
— Кэтти! — возмутилась Брэтти. — Людей есть нельзя, ты забыла?
— Ой, ну конечно же нет! — отмахнулась Кэтти. — Это ж, типа, просто фигура речи, и все такое!
— Но вообще она права, — задумчиво пробормотала Брэтти. — Выглядишь ты как конфетка…
— Точно, конфетка… — снова облизнулась Кэтти и подергала подругу за рукав: — Слушай, а у тебя не завалялось какого-нибудь мусора? Я, типа, такая голодная…
— Кэтти! — снова задохнулась Брэтти. — Как не стыдно клянчить мусор, чтобы поесть!
— А, типа, что в этом такого? — пожала плечами Кэтти.
— Побереги свою фигуру! — расхохоталась Брэтти и разговор на этом кончился. После пары мелких штрихов, добавленных ими постфактум, со мной было покончено, и я встала из кресла, чтобы пойти и посмотреть на Аза, которому привести себя в порядок помогал папа. Спуститься в гостиную мне, однако, не дали ни Брэтти, ни Кэтти, вцепившись в мои плечи довольно острыми накрашенными когтями:
