Терри-ти со всей серьёзностью отнёсся к возложенной на него задаче, засев за полуночную учёбу. Овладел грамотой, вызубрил закон, который многим заменял священные тексты, прочёл все книги в библиотеке Отца, отлично знал историю – где, как не в ней, можно найти достойные примеры? И даже научился петь, чтобы собственным примером показывать, что творческое начало – лекарство для израненных душ. Он находил подход к каждому, а силы свои, которые отдавал на каждое лечение, восполнял общением с Лэтте-ри и его семьёй.

С тех пор никто не смел сказать о нём дурного слова. Практически в каждой семье имелся тот или та, кого он за эти годы вытащил из чёрной печали и вернул способность даже в жизни дайна-ви находить светлые лучи.

Сейчас целью его усилий снова был Лэтте-ри. И снова случай из ряда вон. В прошлый раз Терри-ти хотя бы знал, в каком направлении двигаться, но теперь… Что ж. Начать можно с самого простого – поговорить. Он сделал несколько шагов, намеренно выдавая своё присутствие. Лэтте-ри поднял голову и кивнул на траву рядом, приглашая сесть.

– Ты давно маешься в одиночку. Протянуть руку помощи? – спросил Терри-ти, принимая приглашение.

– Это личное.

– В прошлый раз тоже было личное. И вроде недовольных не осталось.

– Я до сих пор не знаю, как относиться к твоему вмешательству. Хотя и благодарен.

– Просто прими и позволь помочь. Или выговорись. Всё-то легче.

– Не вижу смысла говорить. Ты не слепой. И не подошёл бы, не имея цели. Ты видишь. Может, и побольше моего.

– Да уж трудно было не заметить. Лэт, меня волнует лишь одно: тобою движет благодарность и долг за жизнь или чувства?

Лэтте-ри задумался. Это в нём нравилось Терри-ти. Каким бы личным и каверзным ни был вопрос, друг всегда останавливался, чтобы обдумать ответ. И никогда не отмахивался от спросившего. Вот и сейчас он уставился на сцепленные руки, подбирая слова.

– Всё слишком запуталось. Тогда. Под землёй. Я не могу не испытывать благодарности или чувства долга. Это как забыть, что мне спасли жизнь.

– Я тебя об этом и не прошу. Ответь на вопрос: твои глаза остановились на ней до или после тех дней?

– До.

Терри-ти ожидал этого ответа, но всё равно верил в него с трудом.

– Почему? Амелутка. Ни слова по-нашему. Что тебя так увлекло?

– У неё говорящие глаза.

Он ничего больше не добавил, оставляя другу самому мучиться с интерпретацией. Это был один из самых важных шагов – правильно понять чужие слова. Ведь без этого не поймёшь причины и не подберёшь лекарства. Однако здесь раздумья были недолгими. Он понял.

– Знаешь, Лэт, иногда мне кажется, что твой отец был одарённым. Или провидцем.

– Почему?

– Мы носим боль в каждом нашем имени. Каждая коротенькая приставка – оттенок боли. Чтобы не забывать о прошлом. Кэйхо-ри, Лэтте-ри, Линно-ри. «Ри» – «боль правды». Её вручил вам отец вместе с именами. Вот только правда у каждого из вас своя. Кэйхо-ри, да зачтёт ему Великочтимая все труды его и заслуги, единственной правдой считал долг. С ним жил и с ним ушёл. Лин понимает правду буквально. Потому его приняли послом на Севере в столь раннем возрасте. И мне известен только один случай, когда он солгал. Но даже Верховная приняла этот поступок, посчитав, что ни у кого из живых не нашлось бы сил тогда сказать правду.

– Таша и Цара до сих пор не знают, да?

– Да. И эту тайну Лин унесёт с собой на мост Маяры. А что касается тебя… Твоя правда – искренность. Желание быть открытым и видеть открытость в ответ. От этого страдаешь. От этого тогда…

– Я понял. К чему ведёшь?

– Что ты нашёл, что искал. Я прав?

– Да. Впервые вижу, чтобы кто-то из женщин так открыто выражал свои стремления и желания. У наших то же воспитание, что и у мужчин. А на Севере…

– Можешь не объяснять. Но ты уверен, что дело именно в ней? Может, обрати ты свой взор на амелуток… Хотя мне до сих пор кажется странным, что кто-то из них может нравиться. Внешность у них, если честно…

– Я руководил Утёсом и общался с амелутками больше, чем любой из вас. Нет. Тут другое.

– Так почему молчишь? Не в нашем обычае испытывать привязанность молча. Мы можем предложить свои чувства любому созревшему, даже тем, кто уже связан узами! Я назубок знаю наши законы, и многие из них заставляют моё сердце кровоточить, но в данном случае традиция даёт правильный совет. Молчание убивает изнутри! Я вытащил не одного дайна-ви из чёрной печали, чтобы знать, что оно – первопричина половины проблем! Услышать «нет» и жить дальше проще, чем позволять неизвестности терзать душу.

– Я уже пробовал.

– В смысле?

– Та ночь, что чуть не стала для нас последней. Утром я заметил, что она испытывает ко мне интерес, и предложил отплатить теплом.

– И? Что она ответила? – Терри-ти приблизился почти вплотную.

– Что ложе – не место для торговли. Что ей не нужна такая благодарность. Что сама находится в смятенных чувствах, не зная, кто перед ней: рабовладелец, что был её хозяином, или тот, с кем вместе чуть по Мосту не прошла. И что не чувствует во мне взаимности.

Терри-ти откинулся назад, облокотившись о рядом растущее дерево.

– Повтори-ка. Она именно это слово употребила? Взаимность?

– «Когда двое хотят один другого». Значение подсказал я.

Терри-ти смотрел на друга взглядом, в котором теснились смех и чуть-чуть чувство собственного превосходства.

– Вы двое, как детёныши горо при рождении, – слепы и тычетесь носом в поисках мамкиной сиськи. Хотя сосок совсем рядом. Лэт. Для взаимности нужны двое.

– Ммм… И?

– Она отказала тебе из-за якобы отсутствия взаимности с твоей стороны. Я не удивлён, что так случилось. Вы и правда запутались. Благодарность затмевает вам возможность смотреть друг на друга непредвзято. Взаимность – это два. У вас не сложилось, потому что «в тебе её нет», но это значит, что у неё…

Лэтте-ри медленно поднял глаза и долго смотрел на друга.

– Знаешь, Тер… ты меня пугаешь. У меня такое чувство, будто общаюсь с одним из старших наставников, которому известны тайны, что-то такое очень важное, что все мы забыли, живя на Болоте. Что-то известное лишь избранным.

– Брось! Ты не хуже меня понимаешь в эмоциях. Просто чуть в них запутался, и нужно было показать, куда смотреть. Это всем рано или поздно бывает нужно. Кстати, ты и сам мог бы лечить других от чёрной печали. Твоей искренности и чувства на это бы хватило. А вот кто здесь напуган, так это я.

– Меня не учили быть лекарем, – сказал Лэтте-ри и поманил Терри-ти к себе.

Тот растянулся рядом на траве и положил голову наставнику на колени, почувствовав, как его гладят по голове.

– И всё же… что тебя пугает?

– Она вестница, Лэт. Существо, чей путь идёт мимо всех остальных. Она уже коснулась тебя, подарив надежду. Но эта надежда… Она уйдёт. Уйдёт, как уходят все творцы рано или поздно. Что будет с тобой тогда? Что будет со всеми нами, если она подскажет путь для дайна-ви? Мы веками учились жить, как сейчас, и как тяжёл путь вне намеченной борозды, я знаю как никто другой! Что будет завтра? Мы рождаемся трудиться и хоронить, знаем, каковы на вкус непролитые слёзы. И мне страшно, что что-то изменится. Даже в лучшую сторону. Чем мы станем?

– Будем учиться.

– О Сёстры, как же легко ты это говоришь! Так легко, что невольно хочется верить. Воистину старший. Но всё равно боюсь. И за тебя тоже. Я за всю свою жизнь не видел, чтобы ты желал кого-то так сильно. А ведь ты не знал недостатка в красивых телах рядом. И желаешь не кого-нибудь, а вестницу! Наездницу ко всему прочему. Этот ящер ещё доставит множество проблем, ты же понимаешь это? Перекусит хребет в пяти местах и не подавится.