Богословский расстегнул нагрудный карман гимнастёрки, вынул из него книжку и протянул Холостякову. Тот раскрыл её на пустой странице и, подсвечивая себе фонариком, крупными чёткими буквами написал: «Боевое распоряжение: занять оборону в районе цементных заводов с передним краем по Балке Адамовича и удерживать рубеж до прихода подкрепления. Начальник гарнизона Холостяков, 9.IХ.42, 01:00».
Возвращая книжку капитану, пообещал:
– Как только прибуду в штаб, лично доложу о своём приказе всем вышестоящим командирам. За это не беспокойтесь! Занимайте оборону и стойте насмерть! Здесь вы будете нужнее, чем там.
Богословский внимательно прочитал запись и показал её стоявшему рядом батальонному комиссару. Они переглянулись и кивнули друг другу. Затем, не теряя времени, комбат громким чётким голосом начал отдавать своим людям приказы окапываться и занимать оборону у цементных заводов.
Едва Холостяков переступил порог штаба, из поцарапанной коробки телефонного аппарата застрекотал раздражённый, как ему показалось, звонок. Он снял трубку. Это был Котов.
– Слава богу, вы живы, Георгий Никитич! – не скрывая радости, сказал он. – Мне уже несколько раз докладывали, что вы то ли убиты, то ли в плену.
– Честно говоря, был близок и к тому, и к другому, но обошлось. Ситуация в городе действительно катастрофическая.
– Знаю, каперанг. Знаю… – тяжело вздохнул генерал-майор. – Как раз по этому поводу собираю у себя экстренное совещание. Хочу, чтобы и вы рассказали нам о своей вылазке в Новороссийск. Вы, можно сказать, только что из самого пекла, но, к сожалению, не могу позволить вам даже перевести дух – фашисты ждать не будут. Через полчаса вас заберёт моя машина. Будьте готовы!
Когда все участники совещания собрались, генерал-майор Котов – высокий, атлетического телосложения, с крупными чертами лица – предоставил Холостякову первое слово. Георгий Никитич вышел из-за стола, подошёл к висящей на стене карте и, блестящей указкой показывая по ней маршрут передвижения своей группы, подробно рассказал о событиях минувшего вечера. Как и обещал Богословскому, особенно заострил внимание на встрече с его 305-м батальоном возле цементных заводов.
– Всю полноту ответственности за их размещение на Балке Адамовича между цементными заводами «Октябрь» и «Пролетарий» несу я, – закончил Холостяков. – Об этом свидетельствует письменное распоряжение в служебной книжке капитана Богословского за моей подписью.
– Простите, каперанг, а чем вы руководствовались, принимая это решение? – вдруг спросил неизвестный ему офицер Особого отдела НКВД. – Разве вы имели право отменять приказ Горшкова?
– В первую очередь тем, товарищ полковник, что оперативная обстановка кардинально изменилась. Видел это собственными глазами. На той улице, где ещё две недели назад спокойно стоял штаб вверенной мне базы, я получил вот это.
Холостяков расстегнул портфель и вытащил из него диск ППШ, спасший ему жизнь. Из него торчали три немецкие пули, наглядно свидетельствующие о смертельной опасности. Положив диск на стол, чтобы все могли его рассмотреть, он продолжил.
– К тому времени, когда я встретил триста пятый батальон, Стандарт и Мефодиевка полностью были в руках противника. Немцы ввели туда танки и создавали укрепления. Драться за эти районы уже не имело практического смысла. Восточнее же, – Холостяков с нажимом ткнул указкой в точку на карте, – расположена Балка Адамовича, удачно сочетающая в себе несколько преимуществ. Во-первых, горы здесь ближе всего примыкают к морю. Остаётся лишь незначительный просвет, который немцы не смогут атаковать всеми имеющимися у них силами одновременно. Следовательно, их численное преимущество не будет иметь решающего значения. Во-вторых, высокие толстые стены цементных заводов – хорошая крепость, обороняться в которой проще, чем на улицах захваченного врагом города.
– Вы так хорошо разбираетесь в тактике сухопутного боя? – не унимался особист. – Похвально для моряка…
– Каперанг принял единственно верное в тот момент решение, – прервал его Котов. – Я сам, старый пехотинец, поступил бы точно так же.
Он поблагодарил Холостякова за доклад, движением руки попросил его занять место за столом, а сам продолжил:
– Новороссийск, который мы сегодня потеряли, товарищи, оставался для немцев последней серьёзной преградой на их пути к Кавказу. Наши люди дрались отчаянно, но войск, чтобы создать здесь прочный фронт, не хватило. У противника остаётся огромный численный и огневой перевес. Пяти их дивизиям противостоят, по сути, всего две наши бригады морской пехоты да горстка разрозненных отрядов. Логика действий генерал-полковника Руоффа сейчас предельно проста – окончательно дожать нас здесь и прорваться на Сухумское шоссе.
Генерал-майор показал на карте дорогу, идущую вдоль берега моря из восточной части Новороссийска в Геленджик через Балку Адамовича.
– Мы должны остановить их здесь любой ценой. Позади нас до самой турецкой границы не осталось ни одного нашего боеспособного соединения. Немцы это знают. Если они пройдут здесь, то уже не остановятся нигде до самого Закавказья.
Указкой он медленно провёл по карте длинную линию от Новороссийска до южных регионов Грузии.
– Если ещё и Турция вступит в эту войну, нам придётся совсем туго. Вместе с немцами и румынами её войска легко парализуют бакинские и грозненские нефтепромыслы. Тогда наши танки встанут без топлива по всему фронту – от Мурманска до Сталинграда. И войне конец. Всем нам конец! – строго закончил генерал-майор.
В кабинете повисла долгая пауза…
Глава 4
Едва батальон Богословского успел занять позиции на обозначенном Холостяковым рубеже, на восточной окраине города длинной линией замелькали сдвоенные пучки света. Это были фары немецких грузовиков, медленно тянувшихся из Новороссийска дальше на восток.
Комбат внимательно наблюдал за бесконечными извилистыми потоками в бинокль, стоя в дверях железнодорожного товарного вагона, занятого им под штаб батальона. В ночной темноте невозможно было рассмотреть деталей, но накопленный в тяжелейших боях опыт подсказывал ему, что фашисты не собираются атаковать. Посчитав русскую оборону полностью уничтоженной, они сели в грузовики и двинулись дальше. Для них, чувствующих себя завоевателями Европы и Северной Африки, стало привычным делом спокойно ехать вперёд, не встречая серьёзного сопротивления.
Однако капитана сейчас волновало не это. Не в правилах фрицев было воевать и перемещаться ночью. Безотказная военная машина Третьего рейха, работавшая как часы, была эффективна, но предсказуема. Активные действия фашисты начинали обычно утром. К вечеру, захватив намеченные рубежи, переходили к обороне. Ночью, выставив охранение и дозоры, отправлялись спать. На следующий день всё повторялось. Раньше восхода солнца Богословский не ждал их и в этот раз.
Что же заставило немцев изменить своим правилам? Они ведь только что взяли крупный город со множеством брошенных домов и военных объектов. Элементарная логика подсказывала остаться им в нём до утра: отдохнуть, подтянуть резервы, перегруппироваться и ударить, как обычно, на рассвете. Но фашисты почему-то прямо сейчас пошли дальше. Значит, их боевая задача ещё не выполнена? Следовательно, не Новороссийск нужен был им сегодня? Что же тогда?
«Шоссе!» – вдруг понял комбат. «Они всеми силами пытаются успеть занять шоссе, пока его не перекрыли наши части. Ту самую дорогу, на которой стоит сейчас мой батальон – последний на всём её протяжении».
Выдвигаясь несколько часов назад из Геленджика в сторону Новороссийска, комбат планировал противопоставить фашистам подвижный огневой рубеж, на котором его бойцы будут останавливать врага, наносить ему потери и, маневрируя, откатываться назад, чтобы через некоторое время вновь возникать перед ним в неожиданном месте. Так, медленно пятясь по Сухумскому шоссе и изматывая противника в коротких схватках, Богословский рассчитывал задержать немцев до подхода подкрепления. Теперь же, после встречи с Холостяковым, получения нового приказа, увиденной своими глазами неестественной спешки фрицев, он понял, что сорвать планы гитлеровских генералов можно лишь прямо противоположным образом – стоять насмерть здесь и только здесь. Каждый метр этой дороги, доставшийся врагу, сильно упростит фашистам решение поставленной Руоффом задачи скорейшего разгрома малочисленной русской группировки на подступах к Кавказу.