Литмир - Электронная Библиотека

– Пойдем бороться! – уверенным голосом заявил он, выставившись на Рубахина пристальным взглядом.

Разомлевший Гриня не совсем понял предложение. Он точно знал, что выяснение отношений физическими методами возникает при отсутствии умственных аргументов. Да и причины нет мерить силы. Он смотрел на него осоловелым взглядом, собираясь с мыслями. Ему не хотелось нарушать внутренний покой без достаточной на то причины. Однако отказ мог обидеть гостеприимных хозяев. Люди они хорошие, да уж больно ранимые. Обиды могут вынашивать годами. Их чувства развиты до неимоверной глубины. Дружбу они принимают всем своим сердцем и относятся к ней с предельной верностью. Но, не дай бог, конечно, если они почувствуют подвох, злее врага вряд ли где уже встретишь. Гриня знал это и попытался отстраниться от предложения дипломатически.

– Сначала мне необходимо познакомиться до конца с вашими законами, – сказал он как можно убедительнее. – Также мне надо понять ваши правила. Обоюдное желание не вызывает внутренних сопротивлений и любой порыв принимается с энтузиазмом, – он сделал паузу, но такую, чтобы агрессор не успел заговорить и продолжил, – я не достиг даже низшего уровня знаний якутских традиций.

Но Михаил не собирался отступать

– Никаких нет, – продолжал он настаивать на своем. – Отказы не принимаются. Мы должны побороться и выявить победителя.

Настроение у Грини резко испортилось, выпитый алкоголь путал мысли. К тому же в такой ситуации он оказался впервые и не был готов логически просчитать дальнейшие события. Михаила поддерживала и подбадривала семья, отчего Гриня почувствовал себя одиноко. К чувству одиночества добавилось и чувство унижения. Ничего не оставалось, как принять вызов. Откуда же было знать Михаилу, что в тюрьме Гриня постиг не только литературную науку, но и отработал до механизма некоторые приемы самбо. Отлично поставил удары руками и ногами. Этим умениям сейчас Рубахин мысленно радовался. Авось да пригодится. «Придется проучить наглеца», – подумал он про себя и направился к двери.

– Пошли! – махнул он резко рукой знаком призыва. Михаил с довольным лицом, что все-таки добился своего, весело пошагал следом. Все остальные направились за ними.

Соперники заняли боевые позиции в центре ограды. Рубахин схватил якута своей мертвой сцепкой за грудки и отработанным движением перевернул через себя.

Тот и не понял, как оказался на лопатках. Гриня обеими руками, сжатыми в кулаки, придавил его плечи к земле. Зрители захлопали в ладоши, аплодируя победителю, который благородно поклонился проигравшему и пожелал достойно покинуть поле боя. Но Михаил его задержал. Он не поверил произошедшему, думая, что такого не может быть, чтобы какой-то русский заборол его, якута. Спесь с Михаила не спала, и он потребовал реванша.

Рубахин вернулся и повторил изысканный прием вновь. Но неугомонный соперник опять не смог смириться с проигрышем.

– Стой! Давай повторим! – «быковал» и не отпускал якут триумфатора. Его наивное поведение в Грине вызвало гнев. Разъяренный, он сходу нанес ему два удара прямо в челюсть. Михаил упал и затух. Однако его молчание продолжалось мгновение. Он вскочил, словно полоумный глянул на Рубахина, испытывая обиду и стыд проигрыша. Он жаждал мести и дальше действовал совершенно непредсказуемо. Озираясь на всех непонимающим взглядом, Михаил заскочил в дом и спустя мгновение появился вновь на крыльце. В его руках был карабин, направленный на Гриню. Мать и Наташа истерично закричали. Доселе нерасторопный отец, словно по волшебству, в мгновение ока оказался возле сына. Он возбужденно, что-то на якутском языке, стал втемяшивать Михаилу. Благо в Якутии младшие слушаются старших. Они их почитают и уважают. Этот справедливый закон помог затушить конфликт. Слава богу, выстрел не прозвучал.

Из Грининой головы вылетела вся брага. Он стоял, словно парализованный. К нему подошла Наташа и начала успокаивать, но мысли его находились далеко, далеко в Сибири. Возле домашнего очага, где его понимают и любят. Где не принуждают к тому, к чему он не готов. Где застолье сопровождается беседами, песнями и танцами. Здесь он чужой не только из-за своей национальности, но и мировосприятием, привычками, воспитанием.

Шаман должен был приехать через два дня.

Вечер спонтанной схватки поднял, словно стихийную волну, недоразумения. Вскоре все, кроме Михаила, заняли прежние места и продолжили застолье. То ли неожиданная ситуация отразилась на отцовских мозгах, то ли брага произвела своеобразный щелчок. Но в понимании Рубахина он понес сплошную ахинею.

– Ваша свадьба пройдет на королевском уровне, – говорил он, – в подарок я вам преподнесу огромное пастбище и несколько тысяч оленей!

Гриня его слушал, а сам думал: «Лишь бы без борьбы обошлось».

Пробеседовали они до самого утра. Днем Рубахин выспался, а вечером уже с Михаилом выпивали, как близкие родственники

Накануне долгожданной встречи, собственно ради чего на свой страх и риск Гриня до сих пор находился в улусе, случилось роковое событие. Молодую красавицу ее родители решили насильно выдать замуж за богатого жениха. Свадьба должна была состояться в соседнем селении в доме счастливчика. Оленьи упряжки, украшенные разноцветными ленточками, ожидали эскорт жениха, чтобы отправиться в путешествие через долину. Однако девица, наряженная в шикарное белое платье, в самый ответственный момент запротивилась. Она вырвалась и помчалась сломя голову к реке. Вода падала с обрыва и не давала льду взять верх над создаваемой полыньей. Она бросилась в самую пучину и сразу же захлебнулась. Около часа она вращалась в кипящих бурунах, а теперь, словно спящая принцесса из сказки, лежала на берегу. По обе стороны, широко раскинулся на отшлифованных вековыми ветрами камнях подол ее платья.

Шаман появился из неоткуда. Страшно красивый, или, говоря иначе, правильный урод с притягательно мистическим обаянием, он сидел у «Большова камня», глядя в сторону уходящего солнца. Он что-то усердно бормотал. Спустя несколько мгновений он резко поднялся, вскинул вверх руки и повернулся к северу. Внезапно подул ветер, взбивая его седые волосы с навитыми в них украшениями и амулетами. Ветер усиливался. Он просто стоял, а его одежда танцевала сама по себе. Неподвижным оставался лишь висевший на его шее задом наперед массивный крест. Шагах в трех в стороне лежал с пуд весом бубен. Он был с погремушками из костей и колокольчиками, звеневшими в такт порыву ветра. Шаман повернул ладони в низ, опустил руки и закричал.

– Аиыы! Аиыы! Уола кэл манна! Иа-ап!

Ветер, направленный точно на камень, усиливался и как бы ударяясь о его неприкосновенность, рассыпался в стороны. Последние лучи солнца уходили за горизонт. Шаман начал ритуальный танец, сопровождавшийся голосовыми напевами. Звуки поднимались и опускались. От их навевало ужасом. Собравшиеся зрители плотнее прижимались друг другу. У одного из них из ушей полилась кровь. Гриня с Наташей находились в стороне то остальных, но Рубахин почувствовал, как сдавливает его голову. Уши, казалось, вот-вот лопнут от напряжения. Леденящий ужас охватывал его все больше и больше. Как только последний луч солнца, долго маячивший на поверхности, ускользнул за горизонт, шаман положил на грудь утопленнице тяжеленный бубен и со всего маха прыгнул на него сверху. Изо рта девушки полилась вода. Прошло еще немного времени, и она поднялась, пустившись в танец вместе с шаманом. В процессе танца она начала раздеваться. Мы бы это назвали «танцевать стриптиз». Совершенно голая она продолжала танцевать.

Вскоре шаман упал на землю вниз лицом и вокруг него мгновенно собрались люди.

– Тело шамана покинул дух, – объяснила Наташа Грине. – Задача людей не дать посторонним духам вселиться в его тело.

Рубахин не понимал, о чем она говорит. Ему было невдомек, как это дух ни с того ни с сего может покинуть тело? Приняв услышанное за сказку, он сделал серьезное лицо и покивал головой в знак согласия. Как будто бы верит.

Прошло три часа, прежде чем шаман подал знак, что жив. Он сидел на камнях и что-то невнятно бормотал, словно находясь в бреду.

10
{"b":"760919","o":1}