Аврора выскальзывает за дверь, вдогонку ей несутся реплики вроде «А мне можно уйти?», «Почему ее отпустили?», и останавливается, чтобы перевести дыхание. Она сжимает лист в кулаке, перебирая пальцами, мнет бумагу в большой комок и торопливо спускается вниз, к выходу из корпуса.
Все получилось, а коленки дрожат. У Авроры всегда неплохо выходит подражать чужим почеркам, в основном учительским, и иногда она этим пользуется. Даже непонятно чего она так разнервничалась.
Аврора сбегает из здания и идет на автобусную остановку. С опозданием думает, что стоило захватить куртку, потому что на улице уже настоящая осень, и холод пробирается под одежду. Автобус приезжает спустя двадцать минут, Аврора, замерзшая под порывами ветра, запрыгивает на ступеньки первой и забирается в самый конец салона. Она устраивается на сиденье у окна, чуть сползая вниз, подтягивает ноги к груди, уперев колени в спинку соседнего кресла, и пытается немного вздремнуть. Бессонные ночи это сложно, а ехать довольно далеко, примерно час со всеми остановками.
Автобус потряхивает на разбитых дорогах, он выглядит так, будто вот-вот развалится, но внутри тепло и тихо. Аврора приоткрывает глаза, чуть дальше от нее сидит молодая мама и что-то шепотом объясняет прижавшейся к ней двухлетней дочке. Позади Авроры едет угрюмый парень в темной куртке с капюшоном до самого кончика носа. Далеко впереди читает газету старый мужчина с сединой на висках и лысой макушкой. Супружеская чета слева от нее громко обсуждает меню на вечер. Мерное покачивание убаюкивает и, чтоб совсем не уснуть, Аврора отворачивается к окну.
За стеклом серые, безликие, местами развалившиеся здания.
Может, война не навсегда? Может, война все же закончится и они все выживут? Вот же едут люди, каждый по своим делам, в свой дом, растить детей, готовить ужин. Может, когда-нибудь они все устанут жить так, как сейчас, и кто-нибудь спасет их, как в книгах? Герой-революционер, герой-миротворец, герой-спаситель. Кто-то один, с которого все начнется заново, с чистого листа. Кто-то, кто победит войну, перестав воевать. Хоть кто-нибудь…
Она тыкается лбом в стекло и закрывает глаза.
Не бойся, просит сама себя, не бойся.
Но страх всегда рядом. Он дышит ей в висок и назойливым противным голосом звучит в голове: «Ничего не выйдет. Они все равно узнают правду, а если ты будешь помогать Платону, клеймо перебежчицы прикипит к твоему потному лбу. Тогда Оскар сживет тебя со свету. Ты и так уже все испортила. Остановись, сойди с автобуса, езжай обратно. Спасай себя».
Аврора сходит на остановке и идет от дороги вглубь квартала к неприметному двухэтажному дому. Неуверенно стучит в дверь, улыбается вынырнувшей из конуры знакомой собаке. Аврора не раз бывала здесь, но еще никогда одна. Обычно она сопровождала кого-то из друзей брата, желающих выручить его поддельной справкой, увязывалась за ними как хвостик, считая своим долгом участвовать во всем. Оставаясь снаружи, Аврора тискала дворняжку на цепи и ждала. Внутри парни проворачивали свои дела, а выходя отдавали бумажку в грязные руки Авроры, чтобы весь ее путь не был таким уж бессмысленным. Брат настаивал, чтобы она держалась подальше от всего этого, но в такие дни он ничем не мог ей помешать, в это время он чаще всего не мог даже вставать.
Дверь открывается, из темноты на Аврору смотрят глаза неприятного желтого цвета. Человек вопросительно поднимает бровь и чешет подбородок.
– Я ищу Пулю, – очень тихо произносит она, от волнения оглядываясь на собаку, словно выпрашивает поддержки. Человек за дверью снова ведет бровью, не произнося ни слова. – У меня есть деньги.
– О, раз так, – и он улыбается, обнажая ровный ряд белых зубов. – Прошу, миледи.
Аврора, незаметно облизнув пересохшие губы, решительно входит в дом.
– Не следует тебе тут одной шастать, – он закрывает за ней дверь. Аврора спиной чувствует, как солнечный свет перестал ее согревать. – Это плохой район для маленьких девочек.
– А Пуля… Где мне его найти? – она чуть отступает в сторону, чтобы лучше видеть человека.
– А что у тебя за дело к нему?
– Мне нужна справка о болезни от врача для учителя.
– И все?
– Я знаю, что он может мне помочь, – Авроре кажется, что сейчас ее выставят, и она уйдет ни с чем. Она едва сдерживается от того, чтобы начать торопливо объясняться.
– Сколько ты платишь?
– Как всегда, – она толком не знает цену, решает просто отдать купюры, если мало – доложит еще, если много – заберет обратно.
– Что за болезнь? На сколько дней?
– Три недели. Простуда или какой-нибудь легкий вирус. Это вы Пуля?
– Нет. Там на столе, – и он указывает в левый угол комнаты, – бумага и ручка. Напиши имя, числа, а диагноз Пуля сам подберет. И приложи деньги.
– Вы точно передадите ему деньги?
Человек снова улыбается и Аврора понимает, что это глупый вопрос. Он берет у нее из рук листок и купюры и молча уходит вглубь дома. Аврора остается в неуютной комнате одна. Поежившись от накатившей тревоги, она садится на стул возле стола, приготовившись ждать. В доме тихо, с улицы доносятся звуки движущихся машин, голоса людей, а здесь внутри почти беззвучная тишина. Аврора хорохорится изо всех сил, напоминая себе, что назад пути уже нет. Она уже пришла, а деньги отданы.
Этот трюк с фальшивой справкой брат проделывал сотни раз. Они все, несовершеннолетние бойцы на рингах, отоваривались бумажкой у Пули, умелого врача с отозванной лицензией. Иногда он соглашался лечить особо сильные увечья, а иногда отказывал раненным, несмотря ни на что. Редкие лекарства и даже наркотики можно было найти здесь, в магазинчике у Пули. Его личность и дом обросли легендами задолго до того, как Аврора впервые о нем услышала. Поговаривали, что такую кличку он приобрел после того, как вытащил у себя из груди пулю голыми руками.
Минут через десять она осмеливается встать и пройтись к окну. Отодвигает темную тяжелую штору в сторону и смотрит на собаку, лениво почесывающую себя за ухом. Пес потягивается, разминая затекшие лапы, и садится наблюдать за улицей. Его ушки подрагивают каждый раз, когда он что-то слышит.
– Его зовут Гром, – хрипловатый баритон позади заставляет Аврору вздрогнуть и обернуться. – “Блохастый Гром” звучит по-пиратски, – мужчина тридцати с лишним лет, приятной наружности держит в руке заполненный типичным врачебным почерком бланк. – Откуда ты знаешь обо мне?
– Мой брат…
– Это для него?
– Нет. – Аврора лишь на секунду опускает глаза, а потом снова смело глядит Пуле в лицо. – Денег достаточно?
Пуля хмыкает и оглядывается, за его спиной, на входе в комнату, опираясь плечом о стену, стоит желтоглазый. Аврора чувствует, как быстро начинает биться сердце.
– А для кого? Сердечный друг? – Пуля медленно проходит по комнате и присаживается на край стола.
– Он мне не друг. Если нужны еще деньги – возьмите, а нет – отдайте справку, и я пойду.
– Держи, – он протягивает ей бумажку, не вставая. Аврора напрягается и задерживает дыхание, но, расправив плечи, делает два шага вперед. Она ждет чего угодно, подспудно готовая кричать во все горло и звать на помощь. Но Пуля спокойно отдает ее справку.
– И больше сюда не приходи, – тихо говорит он, – Тем более одна. В этом доме уважают женщин, но там – нет, – Пуля тычет пальцем в окно, где Блохастый Гром лает на стрекочущий мотоцикл, – Ты вряд ли полностью осознаешь, чем может закончиться путешествие. Смелость не должна быть глупой, запомни.
– Спасибо, – бормочет Аврора, прочитывая написанное на бланке. Имя, фамилия, даты.
– Собирайся, – Пуля кивает желтоглазому, – проводишь даму. Чтоб без приключений.
Аврора собирается возразить, но проглатывает свое «нет», потому что под взглядом Пули слова не идут с языка. Желтоглазый, ничего не сказав, уходит из комнаты. Теперь она понимает, почему в этом доме такая тишина.
– Вот твои деньги, генеральская дочка, – криво усмехнувшись, говорит Пуля, а у Авроры в один миг перехватывает дыхание. Откуда он знает? Никто не знает, но ему кто-то сказал. – Тише, тише. Дыши, – он веселится, Аврора видит это по искрящимся глазам. – Никто тебя не тронет. Сама больше здесь не появляйся, а если что-то понадобится – на центральном рынке найди будку с рыбацкими товарами, спроси блохастого Грома. Я к тебе сам приду.