– Я же девочка, мне иногда выдают.

– Фу, – кривится Платон и выворачивается из-под ее рук.

– Ты сам спросил, – Она кладет на диван небольшую шкатулку и достает из собственной аптечки вату и маленький флакон перекиси водорода. Все свои запасы она раздобыла пока еще здесь был брат. Привычным движением она переворачивает бутылек, чтобы намочить клочок ватки. – Давай-ка обратно на диван или, может, ляжешь на кровать, если сможешь добраться?

– Подожди, пока таблетка подействует, – хрипло просит он.

– У меня нет времени, Платон, – теряя всю веселость, Аврора склоняется к нему и осторожно обрабатывает рассечение на носу, легко прикасаясь ватой с антисептиком. – Скоро звонок, мне нужно уйти заранее.

Платон молчит, он не просит ее задержаться и пропустить урок. Немыслимое дело признаться в собственной слабости, а покуда она сама считает, что должна о нем заботиться, его эго спокойно. Платон закрывает глаза, потому что лицо Авроры слишком близко к его лицу. От нее веет прохладой и свежестью, сам себя Платон ощущает как из помойной ямы. Вчерашняя кровь все еще отдает привкусом во рту, грязная одежда пахнет мокрой псиной и чем-то еще, таким же вонючим и въедливым.

Аврора вдруг останавливается и отодвигается от него, так что Платон замечает это даже с закрытыми глазами. Он с трудом поднимает тяжелые веки и внимательно смотрит на нее, ожидая чего-то.

– Ладно, давай так, – она кидает вату на пол и усаживается поудобней. – Этот час я пропущу. Мы дождемся, пока боль спадет, переложим тебя на кровать, я помогу переодеться. Может тебе нужно в ванную…, – после короткой паузы добавляет она. – Придумаю что-нибудь с комендантским часом. И по-хорошему тебе бы к врачу.

– Я и сам смогу…

– Ой, замолчи, – неожиданно почти выкрикивает она и, поднимаясь, уходит в ванную. Он не может не понимать, что ей тоже трудно. И страшно. Это совсем не так, как когда ты просто прыгаешь в пекло, думая, что сможешь кого-то спасти. А сейчас ей страшно все время, пока у Платона закрыты глаза, она настолько боится, что он перестанет дышать, что иногда забывает дышать сама.

В ванной она умывается холодной водой и, глядя в зеркало, доказывая что-то самой себе, кричит:

– Если ты хочешь, чтобы кто-то другой был здесь, скажи, я не расстроюсь, – и она брызгает водой с кончиков пальцев в свое отражение. – Кто-то же наверняка тебя уже не раз выхаживал после неудачных боев, – сняв с крючка полотенце, Аврора промокает лицо и руки и снова выходит в комнату. – Напишем записку, я подложу куда скажешь, сама уйду на пару дней в общие спальни. Что ты говоришь? Я не слышу.

– Говорю, не надо никого. Я могу сам.

– Сам ты не можешь, – жестоко заявляет Аврора. – У тебя может быть сломано ребро, оно проткнет легкое, и ты захлебнешься кровью. Или еще какое-нибудь внутреннее повреждение, вроде разрыва селезенки или отмирающей почки. Тебе нужен врач, я не буду сидеть и смотреть, как ты умираешь.

– Не смотри.

– Что ты там говоришь?!

– Я не умираю.

– Откуда ты знаешь? – Аврора снова садится рядом с ним и влажным полотенцем пытается убрать застывшую кровь с его волос. – Тебя сильно избили.

– Не трусь. Это не в первый раз. Я живучий.

– Черт бы вас всех побрал, тараканов, – одними губами шепчет Аврора, и это почему-то жутко веселит Платона. – Тебе смешно? Я волокла тебя вчера три этажа, не спала всю ночь, пропускаю уроки, а тебе смешно? Серьезно? Хватит!

– Перестань, у меня болят ребра.

– Хватит смеяться или я тебя ударю!

Платон заливается хохотом от такой перспективы еще сильнее и, ухватившись за живот, валится на бок, прямо на Аврору.

– Если тебе так весело, я уйду, – обиженно произносит она и, сталкивая его с коленок, порывается подняться.

– Нет-нет, – он ловит ее за запястье, – стой, все. Наверно просто таблетка уже действует.

– Тогда поднимайся, – она перехватывает его пальцы и тянет вверх.

Кряхтя, он встает, голова начинает кружиться, но Аврора подставляет плечо и руки для опоры. Платон старается держаться прямо и переставлять ноги ровно. В целом у него все получается, и он почти не висит на Авроре, как вчера.

– Заскочим по пути в ванную? – будто невзначай предлагает она.

Платон кивает, надеясь, что от этого его голова не отвалится. Аврора доводит его до самого умывальника, там он переносит весь свой вес на раковину и, приложив немало усилий, стоит самостоятельно. От натуги у него краснеет лицо, но он и виду не подает.

– Я буду за дверью. Позовешь, как закончишь, – Аврора выскальзывает из ванной комнаты, деликатно прикрывая за собой дверь, и, чтобы не пялиться в ожидании в стену, она отправляется в общую комнату, поднимает с пола одеяло и подушку и относит обратно к себе. Аврора роется в своих запасах лекарств и отыскивает еще пару таблеток обезболивающего, прихватывает мазь от ушибов и синяков, деньги и возвращается в коридор как раз вовремя.

– Аврора, – едва ли не впервые она слышит в этой квартире свое имя. До этого она даже не была уверена, что Платон знает как ее зовут. Пару раз для верности постучав в дверь, чтобы точно избежать неловкости, Аврора заходит в ванную. Платон с мокрой головой, лицом, руками и даже ногами сидит на полу, опираясь спиной о стену. Сверху на него льется вода из душа: он попытался смыть с себя слой вчерашней грязи. С горем пополам вместе они добираются до его комнаты. Платон медленно и осторожно садится на кровать, при этом почти повисая на Авроре, и вроде как цель достигнута, и он бы с удовольствием рухнул на подушки и поспал без боли в теле, пока таблетка действует, но под чутким руководством Авроры это невозможно.

– Не расслабляйся, – командует она, выкладывая на тумбочку таблетки и мазь из кармана кофты. – Еще одежда и процедуры.

– Тебе бы армией командовать с таким-то голосом.

– Ты еще жаловаться будешь? – и она вполне уверенным движением стягивает с него футболку.

– О, как смело. Я думал, ты будешь краснеть и отводить глаза.

– Не отчего краснеть, – Аврора кидает грязную, забрызганную кровью вещицу на пол. – Я залезу в твой шкаф? Мне одежду вслепую выбирать или можно поискать что-нибудь подходящее?

– Без разницы.

Для Авроры это тоже не имеет никакого значения. Среди аккуратно по-военному разложенных вещей она выбирает теплую кофту от спортивного костюма для занятий физкультурой, потому что ее будет проще надеть, такие же широкие растянутые штаны и даже носки. Все это она кидает на кровать рядом с Платоном и выходит за полотенцем. Его мокрые руки и ноги нужно вытереть, а волосы высушить, иначе нет никакого смысла в этом крестовом походе до спальни. Вернувшись в комнату, Аврора находит Платона в странной позе: он лежит на боку, неудобно подмяв под себя руку, одна его нога согнута в колене и подтянута к груди, другая безвольно болтается, не доставая до пола. Зато штаны на нем свежие, те, что Аврора достала из шкафа.

– Молодец, – сухо хвалит она и кидает на его голову полотенце. – Герой. Теперь поднимайся.

– Отстань от меня, а, – тихо и устало говорит Платон из-под полотенца. – Дай я умру тихонько, тебе потом вся квартира достанется.

– Ммм, в наследство что ли?

Платон, кряхтя, садится на кровати, слегка завалившись на бок.

– Ну чего ты со мной возишься? – вдруг совсем серьезно спрашивает он, заглядывая ей прямо в глаза.

– Душа у меня добрая, – не моргнув отвечает Аврора и резкими движениями просушивает короткие влажные волосы, вытирает ему с шеи стёкшую воду. Не говорить же ему, в самом деле, про мечты, что война закончится, если вот они прямо сейчас в этой комнате пожмут друг другу руки. – Нравится мне возиться с сирыми и убогими. Теперь сиди ровно, – и она забирается на кровать позади него, прихватив с собой специальную мазь. – Если будет больно – скажи.

Осторожными движениями не слишком сильных рук она начинает массировать ему выбитое плечо.

– Откуда ты знаешь, что нужно делать? – Платон пытается отвлечь себя от неприятных ощущений, расходящихся по всему телу.