Волосы падают ей на лицо, на секунду закрывая от окружающих. Тонкие пальцы подрагивают на мраморном полу, пока она решает, что делать дальше. Что должна сделать дальше, как нужно ответить. В одно мгновение Аврора отталкивается руками и поднимается на ноги, ее лицо, полное ярости, обращено к тому, кто придумал и воплотил в реальность весь этот спектакль. К Оскару. Она смотрит на него без малейшего страха, не отрываясь, словно готова сжечь заживо. Сжечь. Сжечь.

В холле наступает звенящая тишина.

Платон стоит в стороне у колонны и видит, как за спиной Авроры происходит движение и южные воинственно выстраиваются в шеренгу, словно солдаты, готовые к схватке. Один за другим они становятся позади нее, будто говоря, что не собираются спускать подобного. Аврора была права, говоря о союзниках против «Метки». Оскар глядит на ее пылающие лицо с усмешкой, ему доставляет удовольствие видеть, как в бессилии вздымается девичья грудь от тяжелого и глубокого дыхания. Оскар знает, что она не допустит драки, а еще он знает что в глубине души она его боится. Его все боятся. Даже свои. Она опускает взгляд и чуть поворачивает голову, прислушиваясь к движению за спиной. Аврора отнюдь не глупа и понимает, что происходит. Это открытый конфликт. Из своей коморки выглядывает охранник. Напряжение нарастает с каждой секундой, обе стороны ждут отмашки. Ждут, когда кто-то взмахнет красным флагом и придется драться не на жизнь, а на смерть, как делают их отцы.

Платон видит, что ее горло двигается, когда она сглатывает комок, видит что она гордо поднимает голову и расправив плечи проходит дальше по холлу к коридору, даже не заботясь о книгах. Она молча сносит оскорбление. Оскар, ухмыляясь, оборачивается к прихлебателям и довольно перебирает пальцами воздух. Все, включая его друзей и сторонников, с облегчением выдыхают. Никто не смотрит вслед удаляющейся Авроре, и почти каждый из присутствующих благодарит Бога за то, что подобие мира все еще есть. Кроме Платона. Платон благодарит Бога за Аврору. За то, что она выбрала стерпеть унижение и позор, а не развязывать кровавую войну внутри корпуса. Медленно все расходятся по своим делам, сохраняя дистанцию между сторонами. Никому и в голову не приходит поднять книги с пола, теперь эти книги все равно, что прокляты. Нагнись к ним и твой враг не замедлит наказать за это.

Платон знает, куда она ушла и идет следом за ней. Он находит Аврору мечущейся в стенах собственной комнаты, она пытается унять клокочущее в груди сердце, сжимает и разжимает кулаки. Эта невыпущенная, непоказанная злость будет еще долго отравлять ее. На очередном вираже Аврора замечает Платона и останавливается. Она необычайно красива – единственная стремительная мысль, мелькнувшая глубоко в сознании Платона. Именно такая – огненная, возбужденная, как оголенный нерв, яркая, как вспышка. Аврора делает вдох, намереваясь что-то сказать, но не находит слов. Она смотрит ему прямо в лицо, как смотрела на Оскара. Дышит глубоко и часто и, по-видимому, чего-то ждет. Ее карие глаза становятся необыкновенно темными от гнева, и Платон смотрит в них, просто потому что это самое яркое пятно в комнате и, возможно, в его жизни. Между ним и Авророй повисает молчание. Они, в общем-то, чужие люди, им нечего друг другу сказать.

Постепенно она начинает дышать более размерено, спокойней. Ее лицо расслабляется, и она присаживается на кровать, на секунду закрывая глаза, а когда открывает снова, их цвет остается таким же ярким. Он опирается плечом о дверь и все еще силится найти какие-то слова, потому что становится неприличным вот так пялиться друг на друга.

– Что? – устало говорит Аврора и неопределенно качает головой.

– Ты красивая, – помимо воли вырывается у него.

Это, кажется, заставляет ее расстроиться еще больше, потому что она вдруг обреченно выдыхает и закрывает глаза ладонью, прячась от его взгляда, и больше уже не выныривает из своей раковины до тех пор, пока Платон не уходит.

После той стычки между Авророй и Оскаром ненависть сторон становится все менее скрытой, но все соблюдают осторожность. Драки практически не происходят, скабрезные надписи больше не появляются на стенах, никто не задирает и не злит друг друга. Никто не хочет рисковать лишний раз. Преподаватели делают вид, что ничего не происходит, но пока временно оставили попытки примирить враждующие стороны, все их внимание направлено на то, чтобы свести опасности беспорядков к минимуму, разрядить обстановку, сделать так, чтобы дети перестали вести себя как волки. Их попытки не просто неудачны, каждый раз любые их доводы и аргументы разбиваются о каменную глухую стену нежелания учеников признавать свои и чужие ошибки. Озлобленные сироты и полусироты сидят за большей частью парт. Ученики в классах делятся на два лагеря: правых и левых, южных и северных, желтых и красных. Они не пересекаются. Первыми выходят те, что сидят ближе к дверям. Никто не тянет руку, чтобы ответить на преподавательский вопрос. Не слышно никаких выкриков или шуток, язвительных комментариев. Одна сторона делает вид, что другой не существует.

Платон мается скукой на очередной лекции и смотрит по сторонам. Он смотрит на Аврору. Сегодня за завтраком она была веселой и улыбчивой, болтала о чем-то с одной из девчонок и усиленно делала вид, что Оскар не пялится на нее через всю столовую. Платон знает, прекрасно знает, что у Авроры есть механизм, который она заводит по утрам, а к вечеру завод кончается, и ближе к ночи она больше похожа на сломанную игрушку. У Авроры есть склянки с эликсиром смелости, силы и упрямства, Платон это тоже знает. Знает и завидует. У него таких склянок нет.

На занятиях Аврора сидит впереди него. Ему видна только спина и затылок, а вспоминаются яркие глаза. Платон уже привык к тому, что она ненавидит и презирает его и действительно старается, очень-очень старается как можно реже говорить с ним. Или сидеть в одной комнате. Или смотреть на него. А он смотрит. Смотрит излишне часто и тоже ненавидит. Но после того, как она предпочла объявлению войны быть униженной, он еще и завидует. Склянкам со смелостью. Его ненависть поверхностна, напоказ, ее – глубже и скрыта под личиной приличия. Найди пять отличий.

Он вертит в пальцах ручку, смотрит ей в затылок и вспоминает, какой она была за завтраком. Веселой и смешливой. Своеобразный вызов Оскару и тем, кто считает, что смог сломить ее. Настоящий вызов Оскару во время затишья. Платон готов дать руку на отсечение, что ей вовсе не хочется улыбаться. Ей, равно как и всем, хочется оказаться подальше отсюда, за пределами войны. Аврора подпирает голову кулаком и лениво перебирает страницы книги другой рукой. При взгляде на ее ладонь у Платона начинает зудеть плечо, но он отмахивается от этого. Пройдет.

К концу дня плечо ноет и болит невыносимо. Он едва ли может повернуть голову, чтобы очередной выстрел в теле не заставил его вздрогнуть. Кровать сейчас кажется райским уголком, и все, что ему нужно – добраться до постели. Аврора уже в комнате, сидит за столом и что-то пишет. Она не поднимает взгляда, когда он заходит, когда он кидает сумку на диван, что стоит у стола, когда он, как старый дед кряхтя и охая, стаскивает куртку и медленно идет к спальне. Платон готов выть. Аврора увлеченно пишет. Он вваливается в спальню и жмурится от боли.

– Ты не ходил к врачу? – она стоит на пороге спальни, держась за ручку двери. Абсолютно готовая к тому, что он скажет не лезть не в свое дело, и в любой момент она сможет захлопнуть дверь. Платон что-то шипит в ответ, пытаясь стащить свитер. Он запутывается в одежде, голова застревает в горловине, руки наполовину торчат из рукавов, положение становится глупым и безвыходным. Свитер куда-то исчезает, зато у него перед глазами появляется Аврора. Богиня утренней зари, чтоб ее.

– Сядь, – вполне дружелюбно говорит она и бросает одежду на кровать. Он садится поверх одеяла и снова смотрит на нее. Она просит отвернуть голову. Ему хочется думать, что его пристальный взгляд смущает ее, но когда он продолжает пялиться ей в глаза, она легко поворачивает платонову голову и наклоняется к плечу. Ее грудь оказывается практически у него перед лицом, а ее пальцы держат за подбородок и осторожно прощупывают плечо от шеи до локтя. Теперь он думает, что ее совет отвернуться не так уж и плох и сам пытается отстраниться. Не особо пытается. Его в принципе все сейчас устраивает.