– Я тебя люблю.

– Считается, – произносит Аврора.

Он молчит, а она уходит, до последнего не вырывая ладонь из его руки. И Марк не оборачивается, дымит в окно, словно и вправду попрощались.

Вера Авроры в то, что так будет лучше для всех, скрашивает возникшее полное одиночество. Обрезав себе все пути к отступлению, она собирается следовать только одной дорогой. И отец бы хвалил ее, похлопывал по плечу, скупо улыбался от гордости, будь ему известно, как отчаянно Аврора может следовать за идеей. Брат, конечно же, отругал бы и запер в комнате, тут и спорить никто не станет. Она успокаивала себя этими мыслями последние несколько месяцев, но, распрощавшись с Марком, Аврора ясно почувствовала, что осталась одна. И дело было не в пугающей до озноба «Черной Метке», страх ей знаком и привычен, а в том, что раньше у нее были те, кто мог отогнать ужас. А сейчас нет. Один на один.

На сегодняшний день Аврора по-прежнему у всех на языке. Кто-то называет ее глупой, кто-то смелой, но все без исключения судачат о ней. Противостоять «Черной метке» уже давно никто не решался, тем более девчонка. Марк слышит много разговоров в курилке, в их штабе, но сам молчит. Он старается не смотреть на нее в коридорах и старается не упускать из вида. Чтобы она не задумала, одна не справится. У Марка десяток парней за плечом, почти армия, вместе они могли бы пойти против Оскара и сделать что-то стоящее. Конечно же, Оскар из «Метки», в этом Марк не сомневается ни секунды. А вот сколько еще таких же осмелевших беспредельщиков бродит в потемках по корпусу ему неведомо, и армия из мальчишек может легко стать кладбищем.

Он бы сразу же нашел Оскара и поговорил, будь в нем уверенность что этим не навредит Авроре. Поэтому он молчит и ничего не делает. Марк думает, что если пойдет к Оскару, тот, конечно же, ни в чем не сознается, а в том, что Аврора свято хранит тайну его имени, усомнится, и станет еще хуже. Вот и молчит, а все вокруг говорят о ней и «Черной метке». Он прикидывает, сможет ли уговорить ее признаться или хотя бы спрятаться, стать менее заметной, пока история не забудется, и понимает, что уже давно ничего не может ей навязать. Как там она сказала? Надо чтоб мы стали чужими? Марк считает что они уже. Он ее помнит, но не узнает. У него руки до сих пор не могут привыкнуть к тому, что никто не отбирает сигареты, а узнать в проходящей мимо, высоко вскинувшей голову и упрямо смотрящей вперед девушке, свою смешливую Рор не получается.

Она старательно делает вид, что не о ней шепчутся и надо признаться, Марк бы и не подумал, что Аврора плохо спит по ночам. А она плохо спит, плохо учится и постоянно одна. Привыкает к этому. Немного присматривает за Лилией, делает задания за Платона, из рук вон плохо, но делает, и часто думает о том, как было раньше. Аврора дико скучает по брату и волнуется за него. Ей нравится думать, что у них особая связь, как у близнецов, что она почувствует если будет нужна ему, если он пострадает, и неважно как далеко они друг от друга. Собственно именно эти мысли помогают держаться.

У Платона срастаются треснувшие ребра и сходят синяки. Он все больше просто валяется в кровати и мается бездельем, собирается вернуться к занятиям на следующей неделе и с завидным постоянством ожидает вечернего возвращения Авроры. С ней в квартире появляется и еда. С каждым днем Аврора приходит все позже, почти за полночь. Идет вторая неделя, как ее чествуют отчаянные южные, событие обрастает несуществующими подробностями и едва ли остался кто-то незнающий о ней, а Аврора мрачнеет лицом. Она молчаливо оставляет еду и тетради на тумбе Платона, занимается его плечом и заживающими ссадинами и даже не настаивает на проветривании прокуренной комнаты. Сигареты Платону она все-таки принесла.

– Поговори со мной, – просит он вдогонку, когда она в очередной раз разворачивается чтобы уйти. – А не то я совсем одичаю. Как там народ после твоего геройства?

– Твои или мои интересуют? – Аврора опирается плечом о шкаф, прислоняя висок к створке двери.

– В целом обстановка, – уклончиво отвечает он, припоминая, как болезненно реагирует она на дележку сторон.

– В целом…, – задумывается Аврора, подбирая верное словцо, – ммм… В целом все немного напряжены. Даже учителя.

– А как та девчонка?

– Лилия? Не знаю.

– Что ж ты не взяла ее под опеку?

– Она перебежчик, – это клеймо будто все объясняет. Кто коснется прокаженного?

– Везучая ты. В кои-то веки решила повоевать и ради предателя. – Платон, откинувшись на подушку, иронично улыбается.

Аврора пожимает плечами в ответ и отводит взгляд. Где-то глубоко внутри поднимает свою голову страх, расправляет пальцы, чтобы покрепче ухватиться за сердце.

– Меченные не объявлялись? – любопытствует Платон вроде между прочим, как бы не особо заостряя внимание.

– Нет еще, – качает головой она, и равнодушно добавляет. – Наверное, позже придут.

– Ты вроде трусиха, а выглядишь совсем спокойной, – на удивление, сегодня он очень внимателен. Изучающе смотрит на нее своими серыми глазами так, что Аврора понимает все высказанные и невысказанные вопросы. Платон определенно догадывается о том, что происходит за дверью квартирки, но делает вид, что ничего такого нет. Аврора решает делать то же самое.

– Я комендант и теперь на карандаше у полицаев. Большая часть моих знакомых ненавидит «Метку» и поддержит, если понадобится. Вряд ли меченные что-то смогут мне сделать.

– Так ты типа все продумала, когда вдруг рванула в коридор? – прищуриваясь здоровым глазом, Платон берет с тумбочки сигареты. Аврора знает эту точку в разговорах, он сказал все, что хотел.

– Смелость не должна быть глупой. Я знала на что шла.

– Тем важнее им будет задавить тебя, – он выдергивает изо рта незажженную сигарету.

– Я не таракан, чтобы меня давить, Платон, – она отталкивается от шкафа и встает ровно. – Я человек, и я лучше их. Это они тараканы. Я их не боюсь.

«Ложь, – тут же отзывается проснувшийся страх, – но ему наплевать на тебя, всем на тебя наплевать».

– Спокойной ночи, – все так же ровно говорит Аврора и уходит. Платону не нужно знать, что ее дела идут плохо. После того, как она дала понять Оскару, что узнала, северные стали жестче к ней. Не все, только те, кто боится или уважает его. Должно быть он учредил награду за лучшую издевку, а впрочем, Аврора прекрасно знала, чем все обернется. Единственная радостная новость за последние несколько дней это то, что бои на юго-западе прекратились, последние списки вышли и никого из родных она там не нашла. Будет забавно, если «Метка» ее убьет, а они там на войне выживут. Страх снова что-то бубнит у нее в голове, но, Господи Боже, если они выживут, она готова воевать с «Черной меткой» здесь.

В следующий понедельник Платон просыпается с сигналом подъема и собирается на уроки. Авроры как всегда уже нет. Может на завтраке, может еще где. Скидывая тетради в сумку, он яростно борется с желанием прогулять еще. Его глаз едва ли отливает синевой, ссадины по большей части зажили, как и ребра с плечом, да и тело давно скучает по бегу и боксу, но идти на занятия у него охоты нет. Его возвращение, как и отсутствие, замечают только учителя. Одиночка Платон не завел ни одного друга.

В середине дня, еще до обеда, он пересекается с Авророй в холле первого этажа. Она сидит на лавке между колоннами, уткнувшись в книги, и что-то быстро пишет в тетради. “Доделывает задание”, – с улыбкой думает Платон. Аврора его не видит и он украдкой из-за колонны на другой стороне наблюдает за ней.

Звенит звонок на урок и движение в холле оживляется. Аврора подскакивает, хватает свои пожитки и торопливо идет к коридору с классами. Люди движутся ей навстречу. Кто-то из них с силой толкает ее так, что Аврора едва может удержаться на ногах. Подлая подножка следует моментально. От удара она, качнувшись в сторону, неуклюже падает на колени и роняет книги, упираясь руками в пол, чтобы не распластаться в светлом холле. Перед лицом абсолютно всех, чужих и своих.