– Мне уже поперек горла эти ваши сигареты и ваша война.

– Наша война? Сдается мне, ты что-то путаешь. Наша война…

– А хочешь, я тебе прямо здесь поклянусь, – она звонко захлопывает книжку и вскакивает со стула. – Хочешь на крови, хочешь на Библии, что мне эта война не нужна. Что она ваша, ваша, и только ваша. А я всего лишь не хочу, чтобы моего брата убили за прогнившую идею свободы.

– Прогнившую идею…, – Платон немного ошарашен тем, как она вспыхнула и загорелась. Аврора всегда очень холодна. Ее как будто не трогают острые выпады, колкие словечки, а сейчас вдруг она пылает ненавистью из-за вполне невинного вопроса. – Ты вообще на чьей стороне?

– Мне нет дела до каких-то сторон, – Аврора широко разводит руки. – Просто надоело бояться бомбежек и списков, надоело прятаться и чего-то ждать. Долго мы еще будем тыкать в друг друга оружием вместо того, чтобы попытаться понять? Я помогла тебе, и это не делает кого-то предателем. Мы можем все изменить.

– Что изменить? – все еще не понимает Платон.

– Нас. Всех. Мир.

– То есть ты думаешь, мы вот сейчас с тобой пожмем друг другу руки, и война вдруг закончится?

– Почему нет? Никто ведь не пытался.

– А тысячи миротворцев шатающихся по стране не в счет? Уж больше них никто не старается.

– Значит что-то делают не так. Значит нужно по-другому.

– Как по-другому? Это целая страна, расколотая пополам. Даже здесь, в этой комнате, мы с тобой и есть те две стороны, верящие в разные вещи.

– Мы с тобой разные, потому что ты хочешь войны, а я нет.

Это странный разговор, как будто честный. И она задыхается от того, что впервые сказала вслух свои мысли. Брат верит в правое дело отца и ей предписывается, поэтому никто и никогда не слышал, что Аврора ненавидит то, что затеяли много лет назад. Желание изменить жизнь к лучшему привело к самым страшным последствиям. К чему было разбивать страну на части, дробить и кромсать, если в итоге не останется ничего.

– Какая разница чего мы хотим? Завтра и ты и я можем выйти отсюда и все равно будем жить по приказу.

– Я не буду, – совсем спокойно и уверенно заявляет она. – Это ваша война. Уничтожайте друг друга сколько пожелаете, а я не буду.

– Тогда тебя убьют.

Страх зло скалится из-за плеча Платона и она ничего не отвечает. Убьют, значит так тому и быть. Страх истошно вопит где-то в общем коридоре. Аврора вздрагивает от крика, потому что он настоящий. Платон делает шаг вперед, и она оглядывается на него, по привычке надеясь, что кто-нибудь сильной рукой отведет беду. Это не должно случиться сегодня. О боях сообщили только комендантам, еще никто не знает, и чокнутые северные из «Чёрной метки» не должны трогать никого из южных.

В этот момент Аврора понимает, что смерть не так уж плоха. По крайней мере лучше, чем вечный страх, следующий за тобой по пятам. А еще она решает, что умереть, борясь за что-то важное, тоже хороший исход. Лучше трусливых пряток.

Крики о помощи разносятся по коридору, бьются о закрытую дверь, стихают и раздаются снова. Аврора все ждет, что кто-то вмешается. Должен быть кто-то сильный и достаточно смелый. Она так отчаянно надеется, что стиснутые в кулаки пальцы белеют, ногти впиваются в мягкую кожу ладони и Аврора разжимает их, поднося в молитвенном жесте к лицу, то ли обращаясь к кому-то более могущественному, то ли пытаясь сдержать стон. Она неотрывно смотрит на дверь, за которой бьется крик, пытаясь найти спасение, и делает три шага вперед. Хватаясь за ручку двери, слышит другой громкий голос:

– Стой!

Платон у нее за спиной пытается прекратить безумие. Догнать ее, оттолкнуть, остановить.

– Не лезь.

– Кто-то же должен, – замирая на секунду, не оборачивается Аврора.

И распахивает дверь в темноту.

Аврора знает куда идти и не тратит ни мгновения на сомнения, не колеблется, а целиком отдается волне. Она тяжело бежит по коридору, в сторону от криков, к серому ящику на стене. Тяжело, потому что телу не хватает воздуха, Аврора не дышит. Рывком со второго раза срывает пломбу, открывает щиток и дергает рубильник вверх. Зажигается тусклый свет, запускается аварийный генератор где-то внизу, куда-то в учительский корпус приходит сигнал о включении. Аврора мертвой хваткой держится за рубильник и не может разжать руки. Крики смолкают и слышится только тихий скулеж. Лампы, поморгав, начинают гореть ярче, света достаточно. Неимоверным усилием Аврора заставляет себя отступить и взглянуть врагам в лицо.

Их четверо. Рослые сильные парни растерянно пялятся на нее, не зная как быть. У них в ногах, сжавшись в комок, лежит и плачет девушка. «Черная метка» не привыкла к сопротивлению, им больше по душе те правила, что они установили. А по правилам никто не вмешивается в суды и расправы, ибо чревато болью. Аврора хорошо видит перекошенные недоумевающие лица и хуже всего то, что два из них ей знакомы. Зверские морды страшных людей, Желтоглазому и не снился такой оскал.

Девушка под ногами вдруг начинает ползти в сторону Авроры, и это магически снимает со всех ступор. Звуки появляются сразу отовсюду. В спальнях стоит гул, натужно гудит рубильник, скулит и плачет лежащая на полу девчонка. Парни, тихо перебросившись словами, Авроре не слышно о чем они говорят, срываются с места и громко топая несутся к лестнице. Трусы, думается ей, поганые трусы. Она торопливо бросается к девушке и помогает той сесть. Руки у нее чем-то перевязаны, и Аврора, приглядевшись, пытается аккуратно размотать толстую леску. Двери в спальни слегка приоткрываются, оттуда потихоньку появляются люди и пялятся на них. Трусы, ужасные трусы, уверяется Аврора.

– Нож у кого-нибудь есть? – не глядя говорит она в толпу. – Или что-нибудь острое?

– Нельзя нож, сейчас дежурный явится, – отвечает кто-то таким спокойным и будничным голосом, что у Авроры начинают ходить желваки. Трусы, мерзкие трусы, все до одного. Спасенная девушка цепляется за нее обеими связанными руками, и крупные слезы капают с подбородка на одежду.

– Не бойся, – пытаясь утешить, просит Аврора и отчетливо слышит громкий раскатистый смех своего Страха позади толпы. – Как тебя зовут?

– Ли-лия, – сквозь всхлипы различает Аврора, и это уже хорошо. Лучше, чем истерика.

– Как цветок. Я Аврора. Как заря. Ты не бойся, все закончилось.

– Спасибо, – слегка улыбаясь, шепчет Лилия. – Ты меня спасла.

Аврора так не думает, но улыбается в ответ.

– Зря ты, она перебежчик, – снова подсказывает голос из толпы.

– Пойди за дежурным, – лишь слегка повернув голову в сторону, почти приказывает она. – И врачом.

Шорох и шаги позади означают, что парень послушался и отправился вниз. Аврора все равно пытается развязать леску, но ничего не выходит, тонкие порезы на запястьях Лилии становятся только глубже. Тогда она бросает свои попытки и просто садится на пол рядом. Еще чуть-чуть и кто-нибудь взрослый возьмет это на себя.

Никто не уходит, пока дежурный не разгоняет всех по спальням. Знатное представление еще долго будет обсуждаться, но пока смотрители, проморгавшие очередную выходку «Черной метки», пытаются создать хоть какую-то видимость контроля. Лилию передают прибежавшей заспанной медсестре. Аврору, как преступницу держа за локоть, уводят вдоль по коридору к лестнице, мимо теперь уже наглухо закрытых дверей спален.

И ночь превращается в ужасно длинный кошмар. Сначала Аврору сажают на колченогий стул перед старшим по смене и задают сотню вопросов, потом отводят к разбуженному и вызванному на работу директору корпуса и повторяют всю сотню, следом прибывает полиция, и вопросы звучат по третьему кругу. Кто были нападавшие? Сколько их было? Как выглядели? Знакомы ли лица? Почему именно Лилия? Откуда Авроре известно о нападении? Почему они ушли? Почему не довели дело до конца? Испугались Авроры? Почему она решила вмешаться? Кто помогал ей? Состоит ли она в так называемой «Черной метке»?

В третий раз в ответ на этот вопрос Аврора фыркает и едва сдерживается, чтобы не нагрубить. «Черная метка» выдумка северных. Несколько лет назад, когда ополченцы стали проигрывать бои один за другим, небольшая группа старшеклассников решила, что победы законной власти следует отмечать. Выкрикивали имена победивших генералов прямо на занятиях, имена южан из списков погибших подчеркивались жутким словечками и скабрезными надписями, подвешивали мертвых птиц и крыс в коридорах с именами проигравших командиров.