Стараясь двигаться абсолютно бесшумно, Аврора прокрадывается в спальню Платона, держа в руках две коробочки с ужином. Она ставит их на тумбочку, берет стакан и снова уходит в ванную за водой, чертыхается, что забыла ложку и пару кусочков хлеба в пакете, возвращается в общую комнату, прихватывает их и слышит Платона.

– Слушай, принеси сигарет, а?

– Как будто я знаю, где они, – Аврора разводит руками в стороны и оглядывается по сторонам. – Где они?!

– Под подоконником пачка.

Аврора шарит ладонью в укромном месте, находит сигареты и, брезгливо держа их двумя пальцами, несет своему больному.

– Лови, – она умышленно кидает пачку на живот Платона, а не дает в руки. – Твой ужин, вода, и я, пожалуй, открою окно. Проветрим немного.

Платон даже не слышит ее, пытается одной рукой вытащить сигарету. Получается с трудом, но когда выходит он радуется как ребенок.

– А спички? – с сигаретой в зубах спрашивает Платон. – Ты не взяла их?

– Ты не говорил, – возмущенно оправдывается Аврора и снова отправляется к подоконнику. – Можешь сразу сказать все, что тебе нужно, я и так целый день по твоим делам мотаюсь.

– Я же не знал, что тебе нужно выдавать инструкции, – тут же из комнаты отвечает Платон. – Что за дела? – он слегка приподнимается на локте, когда Аврора входит в спальню. Платон проспал большую часть дня, благодаря оставленным таблеткам и теплому одеялу, сил у него немного прибавилось, но боль в ребрах мешает двигаться. Плечо успокоилось после процедур и мази, и, как думает Платон, благодаря тугой повязке почти не отзывается на его попытки перевернуться или сесть.

– Ты же пока не сможешь ходить на занятия, – поправляя у него за спиной подушку, с натугой говорит Аврора. – А я не хочу, чтобы сюда пришли с проверками, так что вот, – и она садится на край кровати, глядя Платону в разбитое лицо.

– Что – вот?

– Ешь, – Аврора головой указывает на ужин и хлеб.

– Откуда это?

– Из столовой, – терпелива, как с маленьким капризным ребенком.

– Ты украла?

– Пробила свой талон.

– Я не буду, – Платон резко чиркает спичкой и закуривает, Аврора брезгливо разгоняет дым рукой. – Обойдусь, – у него может и болят ребра настолько, что невозможно глубоко дышать, но гордости воздух не нужен. Он себе не позволит брать еду как подачку.

– Твое право, – соглашается Аврора. – Значит, моя помощь тебе не нужна?

– Не нужна, – он выдыхает дым в потолок и блаженно откидывает голову назад.

– Ладно, – Аврора ободряюще хлопает себя по ногам и легко поднимается с кровати. – Не нужна и ладно. Спокойной ночи, – и сбегает из спальни быстрее, чем Платон успевает сказать что-то еще. Она закрывает дверь, заходит к себе и с разбегу падает на кровать. Ура! Этот день все-таки закончился, и можно, наконец, лечь спать. Не раздеваясь, Аврора укрывается одеялом и закрывает глаза. Радость от сегодняшних подвигов слегка омрачила неблагодарность Платона, но она ни на что и не рассчитывала. С чистой совестью сладко спится. Аврора спокойна. Платон выглядит лучше, у него есть средство от боли, еда и вода, чуть позже, правда, придется сходить к нему и закрыть окно и может быть снова чем-то укрыть, но это мелочи. Платон может сколько ему угодно изображать раненую гордость и пренебрегать предложенной заботой, это не помешает ей делать добрые вещи.

Несколько дней они ничего не говорят друг другу. Аврора, притворяясь обиженной, молча носит ему ужины, и, если успевает, то и завтрак, Платон поджимает губы, но никак не возражает, потому что сумел всучить свой талон. У него уходит по сорок минут на походы в ванную и он совсем не хочет грохнуться в голодный обморок во время одного из таких. Потом ему становится легче. Чудеса, которые проделывает Аврора с его плечом и синяками, исцеляют. Она всякий раз туго затягивает шарф, где-то еще добывает таблетки и как-то прикрывает его отсутствие на занятиях. Он уже без проблем сам садится, чтобы поесть и все меньше нуждается в чьей-либо помощи, но предпочитает делать вид, что не знает, как много сейчас зависит от Авроры. Лицо Платона становится не таким отекшим, у него уже открывается второй глаз и разбитая бровь постепенно затягивается. Самой большой проблемой для него является пустая пачка да последняя сигарета и он все же решается обратиться к Авроре с этим.

– Нет, – отвечает она и стягивает с волос резинку.

– Почему?

– Потому, – заявляет Аврора и Платон едва сдерживает нахлынувшее раздражение. – У тебя есть кто-нибудь за городом? – расставляя склянки с едой, говорит она.

– А что?

– На юго-западе бои. Завтра будут списки. Тебе принести? – и даже не глядит на него. Аврора до ужаса боится списков. Через день появятся первые имена погибших и среди них может оказаться самое родное. Не отцовское. И даже не матери. Это совсем новый страх.

– Кто побеждает?

– Твои.

Платон даже не пытается скрыть свою радость. Больше, чем победа северных, его ничто не способно осчастливить. Он забывает про сигареты и травмированные ребра, резво, насколько позволяет здоровье, вскакивает с кровати и ковыляет к календарю. Старательно несколько раз обводит сегодняшнюю дату красной ручкой в кружок. Хороший день, чем больше боев выиграет его армия, тем скорее все бунтовщики сложат оружия. А значит, победа останется за прежней властью.

Аврора швыряет на тумбочку вилку и стремительно выходит из спальни, хлопнув дверью. Она сжимает кулаки, сдерживая слезы. Все зря и зря она пытается наладить с Платоном контакт. Они всегда будут по разные стороны фронта и война никогда не закончится. Аврора ничего от него не ждала, но к такой радости точно не была готова. Это больше обида на тщетность попыток, чем на Платона. Он простой и понятный, как букварь. Говорит, что думает, делает, как считает верным. Сама виновата, что питала какие-то надежды. Нужно быть смелее. Надо сделать что-то другое, чего никто пока не делал.

Дверь спальни открывается, и Аврора отлипает от стены, ровно держа спину.

– Ты чего? – недоуменно спрашивает Платон.

– Ничего. Списки нести?

– Нет у меня никого.

– Счастливчик, – бросает она ему напоследок и уходит к себе.

О боях объявили сегодня во время комендантского часа. Собрали всех, и суровая тетка в чистенькой форме миротворцев громко и внятно сообщила об «очередном крупном вооруженном столкновении противоборствующих сил». Как будто от формулировки что-то изменится. То, что от «столкновения» будут большие потери, знали все. Аврора все еще слышит звенящую тишину в комнате после этих слов.

Потом тетка рассказала, где идут бои и на чьей стороне перевес. Сердце тогда сжалось и, кажется, бьется через раз до сих пор. Аврора бы с радостью обманулась, но при таких боях отец всегда на линии фронта, а брат должен быть подле него, и поэтому она упрямо глядит в темный уголок спальни, где притаился старый знакомый.

«Вот видишь, а я говорил, что все плохо закончится, что ты зря рискуешь. Теперь поняла, нет у тебя здесь никого, одна ты, а скоро вообще никого не останется. Братца поди своего не знаешь. Ринется в первом ряду и положат его как куропатку к обеду. Будет тебе еще повод дружбу с северными водить».

Около часа Аврора пытается уснуть, отгоняя назойливые кошмары, но сдается и поднимается с постели. Стараясь мыслить рационально, она решает потратить время на что-то полезное и садится за учебники. Физика, которая всегда дается ей с трудом, сейчас очень хорошо отвлекает. Аврора сосредоточенно вчитывается в тезисы и определения, запоминает формулы, что-то записывает в конспекты. Сон не идет к ней и Аврора успевает подготовиться к грядущим тестам, берется за биологию, предмет всегда понятный и почти любимый. Увлекшись написанием реферата, она не слышит, как из комнаты выходит Платон.

– Чего не спишь? – спрашивает он, останавливаясь у двери в ванную.

– Не спится, – Аврора не отрывается от книги.

– Курение успокаивает нервы. Хочешь? – Платон подшучивает над ней, потому что не понимает, что случилось пару часов назад. Ему и в голову не приходит, что она всерьез собирается переживать об исходе боев. Разве отсюда они могут что-то изменить? Вот если б они были там…