– Хочешь, я приведу тебе какую-нибудь женщину? Чтобы крепче спалось?! – предложил Олег.

– Ты очень заботлив. Но боюсь, мне сегодня не до того…– отшутился Рёрик.

А когда, наконец, остался один и закрыл глаза, то единственное, о чем он подумал, была Вольна. Не принцесса, не царица. Но и не обычная женщина. Она огонь. Она бушующая буря. Страстная, строптивая и прекрасная. У них было мало времени для счастья. Но скоро он вернется домой. Вернется к ней.

Умилу все чаще одолевала тревога. Медленно, но неотвратимо катилось к горизонту солнце подвластного ее воле Дорестадта. Некогда цветущий порт, многолетнее яблоко раздора между фризами и франками, теперь он уже не приковывал к себе внимания со стороны держав. Изначально город слыл центром торговли. Но в последнее время он мало занимал и купцов. Обмеление Ауд-Рейна, где расположилась сия защищенная от бурь гавань, делало судоходство все более затруднительным. И с каждым последующим годом Дорестадт лишь сильнее походил на суетливую, но бесполезную деревню. Бессчетные военные встряски скверно отразились на его облике. Здесь больше не имелось ни храмов, ни общественных заведений. Ничего, кроме рынка. Купцы, а вслед за ними – и ремесленники, неспеша перебирались под крыло более удачливых соперников несчастного Дорестадта – в Тил и Девентер. На старом месте оставались лишь мелкие кустари-горшечники, кожевники и кузнецы, чьи простые товары сбывались и на скромном торге.

Запустение. Единственное слово, которое звучало в ушах Умилы, когда она смотрела на гниющие причалы и брошенные доки. Утешало только то, что этот город не был для княгини чем-то особенным. Он ей не родина. И даже нелюбим ею. Это лишь одно из многих пристанищ, по коим ее водила жизнь.

Однако помимо беспокойств о судьбе вверенного ее заботам града, Умилу волновало приближающееся возвращение ее старшего сына Рёрика. Она давно и сильно скучала по своему ребенку. С того дня, как он покинул город. Но грядущая встреча может оказаться омрачена. Ведь ей предстоит сообщить ему неприятную новость…

Раздался стук в дверь. Умила отвлеклась от дум. В ее руках все еще блестела серебряная лунница – заколка Вольны, изогнутая полумесяцем. Оглядев украшение в последний раз, княгиня-мать небрежно бросила его в ларец, отодвинув последний в сторону.

– Войди! – скомандовала княгиня. И тотчас в горницу вошла молоденькая девушка. Казалось, пришелица чем-то взволнована: она нетерпеливо теребила в руках кончик ленты на косице. – А, Любава, это ты…– кивнула Умила гостье, жестом приглашая ту присесть.

– Я была на ярмарке, – начала Любава неуверенно. – Столько времени прошло. А люди только и говорят, что о ней…

– Надеюсь, они не сомневаются в том, что она была колдуньей, – Умила поморщилась, подернув плечами. До сих пор перед глазами стоит завораживающее виденье. На дворе еще по-зимнему холодный березозол месяц. Вольна захлебывается в ледяной воде, хватаясь за кромку обламывающегося льда. А вокруг нее в возбуждении гудит толпа. Храбрые непоседливые горожане…Они все думали, что эта женщина – злая чародейка. Потому и гнали красавицу босой до самой реки, закидывая камнями и проклятиями. Вот именно, Нег должен знать – это народ так решил. И она, Умила, не имеет к произошедшему отношения. Ведь выяснить, откуда появились слухи о колдовстве и кто натравил местный люд на строптивую избранницу Рёрика, сейчас уже невозможно…

– Они радуются, что она утонула. В том году был плохой урожай: люди думают, это из-за того, что сын Годслава привел в свой дом ведьму…– пояснила Любава, не сводя глаз с невозмутимого лица Умилы.

– Все складывается так, как мы и рассчитывали, – губы княгини-матери тронула довольная усмешка. – Что с тобой? Ты дурно выглядишь сегодня, – Умила обозрела бледнеющую Любаву. Девица еле стояла на ногах. Казалось, она даже говорит с трудом. – Да присядь же…

– А если она не была колдуньей? – выдавила из себя Любава.

– Не была? Она околдовала моего сына. И этого достаточно! – вмиг вскипела Умила. – Или, может, тебе больше хочется взирать на чужие победы, нежели быть законной женой Рёрика, матерью его детей?! Я думала – ты любишь моего сына. У него непростой нрав, но однажды из него получится добрый супруг и славный правитель. Прекрати блажить. Ты мне как дочь. И поэтому я выбрала тебя!

– Благодарю…Но не по себе мне…Не ждала я, что они утопят ее. Я думала, что…Ну…Что ее изгонят…

– Изгонят, утопят – какая разница?! – Умила раздраженно вздохнула. – Главное, что эта женщина больше не мешает нам. Не трать время на пустое. А лучше готовься выполнить свои обязанности, когда вернется мой сын.

Обычно миловидная, в этот миг Любава смотрелась жалко. Можно было решить, что горожане устроили травлю на нее саму. Исхудавшая, испуганная, она вздрагивала от внезапного шороха или мелькнувшей тени. Умила спрашивала себя, не ошиблась ли она в этой девушке, покладистым нравом и скромностью которой до сих пор была довольна. Даже некоторая нерешительность в воспитаннице нравилась ей. Любава подходит на роль супруги Нега совершенно. Прежде всего, с ней не будет хлопот. Эта девица не станет лезть в дела города и транжирить остатки казны, будет честной послушной женой. Она проста, но в меру. Понимает, какой ее хотят видеть, и пытается соответствовать. К тому же нельзя забывать о том, что отец Любавы – благородный Дражко. Он был другом покойного мужа Умилы – Годслава – князя исчезнувшего с карты Рарога, где они все вместе жили в те далекие времена. И даже не только другом, а почти братом. Поскольку именно он встал на защиту семьи Годслава, когда того не стало. Именно он защитил Умилу и ее малолетних детей. Он увез их из разрушенного Рарога. Нашел новый приют, надежно спрятав от врагов в чужих землях. С его именем связано многое. В том числе обещание Годслава, что один из его сыновей в свое время женится на дочери Дражко – Любаве.

Умила не любила женщин. У нее с детства не наличествовало подруг. Она не устраивала, как другие бабы, посиделок. Не пела с ними песен за рукоделием. Не сплетничала на лавках. Но Любава ей все-таки нравилась. Нет, она не ошиблась в той. Девушка пока всего лишь неопытна и слишком молода, чтоб легко принять то, что случилось с ее соперницей.

– А если Нег не забудет ее? – неуверенно подступила Любава к заботящему ее вопросу. – И полюбит ли он меня?

– Полюбит?..– губы Умилы сплющились в фигуру странной формы. Мысля союз Рёрика и Любавы, она не полагала в нем любви. К чему эти бесполезные страсти? Между мужем и женой необходимо ровное спокойное приятие. Терпение и уважение. Впрочем, Любава пусть все же любит Рёрика, так будет лучше.

Глядя на взволнованную воспитанницу, Умила невольно вспомнила себя в юности. У нее тоже была своя Вольна – супруга Годслава, принцесса Ингрид. Собственно, может, и не было необходимости устранять Ингрид. Годслав не обделял Умилу ни вниманием, ни дарами. И все же, несмотря на свое волокитство, он был привязан к жене. А главное, Ингрид была не обычная женщина, а дочь благородного рода Мкъелдунгов. Сохрани Умила ей жизнь, та всегда оставалась бы старшей в семье, участвовала бы в жизни Рарога, стояла бы рядом с князем прилюдно, имея на то в глазах народа все основания. Не то что Умила, взявшаяся не пойми откуда. Их всегда бы сравнивали. И не в пользу последней. Нет, Умила не хотела идти после кого-то даже тогда, когда была молода и не знала жизни так же, как и Любава.

Умила не забыла того нелегкого времени. Она хуже помнила вчерашний день, чем то, что было много лет назад…

Однажды вечером, без особого дела сидя в просторных покоях, Умила услышала внезапную шумиху за дверью. Две девицы ссорились между собой, горланя так, что грохотало даже за рекой. Умила вышла к ним и повелительным жестом велела стихнуть. Она давно уже не выполняла своих прямых обязанностей поварихи, а вела себя так, словно она законная жена Годслава, по крайней мере, в доме со слугами. Но, несмотря на строгий жест, предписывающий замолкнуть, дворовая Трюд, пухлая девушка с раскрасневшимися щеками, все-таки выступила со своей речью.