– Принимай корм, оборванцы, – послышался скрипучий голос стража, а затем показался котелок, стремительно спускающийся вниз при помощи веревки и раскачивающийся из стороны в сторону.

– Опять эта гадостная похлебка…– Сверре лениво пополз к котелку. – Вторую руку бы сейчас сам сломал себе за кусок мяса.

– Ну что, кривой, как там твоя деревушка? Отстроили свои курятники? – выкрикнул Рёрик, обращаясь к стражу, который уже собирался приставить на место доску.

– Ты почем знаешь о моей деревне? – страж завис над ямой. В его чуть скошенных глазах показалось удивление.

– Как мне о ней не знать? Это ж я. Я, говорю! Я твою захудалую деревеньку спалил! Не знал?!

– Ничего себе…– удивился Сверре, засовывая в рот отвратные ясти.

– Не лезь, – бросил Рёрик соседу тихо. А затем громким голосом продолжил беседу со стражем, который пока ничего не ответил, но прибывал в неприятном изумлении. – Ну что рот разинул? Сказать нечего? Али язык зажевал?

– Врешь, не был ты там, – возразил страж наконец.

– Вот же тупица…А чего меня тогда в ямку спустили? – Рёрик размахнулся и подкинул вверх комок земли, почти долетевший до лица молодого стража. – А я все сижу тут и думаю, узнаешь меня али нет…Ты ведь меня видеть был должен, коли бился вместе с прочей деревенщиной…Или, может, ты в лесу прятался, а не бился храбро?!

Страж хотел что-то возразить, но тут чья-то рука потащила его за локоть.

– Не разговаривай с ним, тебе же сказано было! – напомнил молодому стражнику его сослуживец. Он был старше, опытнее и имел запоминающий орлиный профиль, который придавал его облику суровости. – А ты ешь и молчи! Или воды не дам! – погрозил Рёрику орлиноносый, после чего на яму была накинута доска.

– Ну мне-то оставь там этой снеди неповторимой…– Рёрик забрал у Сверре плоскую лопатку, заменяющую ложку, и принялась поглощать противный ужин.

– Зачем ты донимаешь щенка? – полюбопытствовал Сверре, утирая усы и бороду, отросшие непомерно за время его заключения. Гадкая трапеза насыщала быстро, есть больше не хотелось. – Злой ты какой. Я вот только с врагами нещаден, а ты и этого недотепу затравить готов. То кривым его назовешь. То пошутишь над ним так, что даже я тут рдею от стыда. Теперь про деревню его понадобилось тебе вспоминать…

– Да я, вообще, не знаю, что там у него за деревня, – ухмыльнулся Рёрик, бросив ложку в опустевший котелок. – Вот помои. Кто только такую мерзость настряпал…– утерев рот, Рёрик запрокинул голову и закричал, – Э, кривой, забирай свою посудину!

– Я не уразумел, это ты спалил деревню ему или нет? – Сверре даже приподнялся на локте.

– Не, не я, его деревеньки в моем списке нет, – Рёрик улегся на спину, уложив руку под голову.

– А зачем взял на себя?! – недоумевал Сверре. – Своих грехов мало?!

– Хочу выбраться отсюда. И да, своих много. Лишнее уже не тяготит.

– Выбраться, заедаясь к этому недорослю? – усмехнулся Сверре. – Как узнал, что ему вообще что-то там сожгли?

– Услышал их разговор, пока ты спал и рот свой держал закрытым, – усмехнулся Рёрик.

– Кажись, дождь начался. Прислушайся…– Сверре обратил подбородок ввысь, полагая, что это улучшит его слух. – Вот в такую же пору и заболел твой братец…– шмыгнув носом, сообщил Сверре. – Не кручинься. Все не так плохо…Знаешь, когда я попал сюда, то тоже был печален. Но потом понял, что мне еще повезло…

– Ну да, могли и сразу голову твою окаянную отнять…

– Да что голова…Я про другое. Мы с тобой тут хоть вдвоем сидим. А как рассказывал все тот же бедолага, – Сверре снова вспомнил своего прежнего знакомого, – много здесь в казематах короля люда заморили. Кидают, к примеру, человека в яму одного. Днем говорить ему не с кем. А ночью грызуны ему уши или нос обгрызают. И спать не может, и не спать не может. А яма еще глубже, чем эта. Но меньше гораздо. В ней нельзя лечь и вытянуться во весь рост. Так и пребывать, полусогнувшись. Разве что встать на ноги да так и спать, как лошадь. Доверху далеко. А там над головой – настил из досок. А на доски те – землицы набросают. И единственное, что видно бывает и то на мгновение – это рыло стража, что еду на веревке спускает. А если, скажем, свиноподобный тот забудет о заключенном, то и вовсе от удушья умереть можно в эдаком земляном мешке…Но знаешь, что я думаю?..– балабол Сверре никак не мог нарадоваться, что у него нашелся слушатель. В обычное время Рёрик и сам любил поговорить о том да о сем, но сейчас ему было не до болтовни. Сначала потеря Вольны. Затем Харальда. А теперь еще эта поганая темница. И неизвестно, что дома делается в его отсутствие, как мать без него. – Я думаю, что нам пока такая земляная яма не грозит. И знаешь, почему? – не дождавшись ответа от угрюмого товарища, Сверре продолжил дальше, – нужны мы им пока. Но только интерес к нам пропадет – и все, считай, отпели свое. Запихнут в ту яму, из которой уж не выбраться. Никто не услышит наших стенаний, жалоб и проклятий…Так что… Если чаешь убегнуть отсюда, то поторопись.

– Да я и так уж тороплюсь, – сплюнул Рёрик. – Еще годик на их вареве – и я уже не смогу никуда бежать, даже если меня об этом попросят…

– Умышленно так кормят, чтоб сил нам меньше оставалось, – предположил Сверре. – Знаешь, тот бедолага рассказывал, его работать заставляли. Мы вот с тобой тут сидим в бездействии…

– Я б теперь что-нибудь поделал, – Рёрик уже, и правда, был готов к труду. Безделье оказалось неожиданно мучительным.

– Да не, ты погоди. Думаешь, нас воду заставят носить или дрова колоть? Это слишком прекрасно. Вот бедолага говаривал, на самый гнусный труд его приневоливали – нечистоты убирать заставляли с зари до заката.

– Не боись, нас не заставят…– хмыкнул Рёрик.

– Это почему? – удивился Сверре.

– Потому, что мы слишком для них опасны. Даже ты со своей изломанной рукой. Нечистоты убирать, это, конечно, не топором махать, но тоже неизвестно, чем увенчается… Нас работать заставить – это все равно что к воротам подвести и открыть их…– усмехнулся Рёрик.

– Это ты прав…Коли бы мне сейчас только наверх из этой ямы выбраться, да так чтоб несвязанным быть…– мечтательно протянул Сверре. – Я бы уж там нашелся, как стрекануть…Ох, еще б и королевскую дочку успел умыкнуть…– расхохотался Сверре. – Знаешь, я ведь уже давно кое-как с бабами…Привык все наспех. То там я, то сям, не до заигрываний мне, времени нет…Хорошо, если, вообще, поймаю какую-нибудь бабенку более или менее смазливую. А тут, представь, из Царьграда вернулся, к жене бегу со всех ног…Ни еды, ни воды мне не надобно с дороги, только она одна у меня на уме! Хватаю ее ненаглядную…А она орать во все горло…

– Чего это она?!

– Да то! Разозлилась, что сразу юбку ей задрал, – прыснул смехом Сверре. – Видите ли, поцеловать забыл, поговорить и всякое такое…А я, и правда, уже отвык от нежностей подобных…

В следующий раз когда отодвинулась доска, над ямой показался орлиный профиль сурового стражника.

– Ты, с худой десницей, – позвал стражник Сверре. – Поднимайся сюда…

– Зачем? – поймав здоровой рукой лестницу, выкрикнул Сверре.

– Вылезай, сказано тебе, треклятый! – гаркнул страж.

Без Сверре в яме сделалось совсем скучно. Рёрик хотел поспать, но свалившаяся на него мышь, прогнала сон. Придавив полевку, Рёрик поднял голову и постарался определить время суток. Сквозь щели между досками не поступало света, не слышалось голосов и шагов. Стало быть, ночь. А Сверре все нет.

Наутро ничего не изменилось. Котелок с отвратной жижей, плоская обгрызенная ложка и моська косого стража.

– Кривой, где Сверре? – полюбопытствовал Рёрик. Но страж не отвечал, а только молча спускал на веревке еду. – Оглох?! Сосед мой где? Ответь, будь так добр. А взамен я расскажу, что делал с твоей сестренкой в тот день, когда ты прятался от меня в лесу…

– Четвертовали его! Вчера еще! – сорвался страж. – И у меня нет сестренки!

– Ах ты, черт. Ну, значит, это была твоя мамка! – издевательски вывел Рёрик. – Я особенно не вникал, не до того мне тогда было. Но дюже на нее ты похож. Хотя нет, она краше, конечно…