– Не хочу даже пробовать! Если лететь не смогу, самолет из-за меня обратно не повернет. Может, их когда уговорю прилететь, но дочка всё никак не соберётся: дети, работа, много всяких причин.

– Я вас понимаю, тут из другого города людей никак не вытащить, а уж из-за океана, тем более, – поддакнула Юлия Павловна, ей стало жаль Вадима Олеговича. Сейчас он совсем не выглядел таким железобетонным, как в своём кабинете, когда она впервые зашла туда.

– А в этом браке почему детей нет? – спросила она чуть погодя.

– Маруська не хочет. Говорит, молодая еще детей заводить. Успеет, дескать, – Вадим Олегович отвечал, по-прежнему стоя лицом к окну. Юлия Павловна могла видеть лишь кусочек его профиля. Кусочек этот выглядел пасмурным.

– А сколько ей лет?

– Двадцать четыре.

Юлия Павловна тихонько присвистнула, сложив губы трубочкой. Потом хихикнула, покачала головой, но говорить ничего не стала, многозначительно промолчав.

– Ну что, вы же явно хотите что-то сказать! Ну, говорите, не стесняйтесь, Юлия Павловна, – Вадим Олегович, наконец, отлип от окна, сел и подался грудью вперед, призывая собеседницу высказаться, показывая всем своим видом, что готов к любому разговору на эту тему.

– Да не мое это дело. Это же ваш выбор, мне-то что, – Юлия Павловна попыталась уйти от опасного поворота в беседе, но было поздно.

– Ну, я же вижу, что вас прямо распирает. Значит, есть, что мне сказать. Говорите! – в голосе мужчины прорезались директорские интонации, уже слышанные Юлией Павловной в его кабинете.

– Ладно, – уступила женщина, – я вообще не сказать, а спросить хочу. Вот, меня всегда этот вопрос мучает – о чем зрелые, состоявшиеся мужчины с молодыми девчушками разговаривают? Ей, небось, лет меньше, чем вашим дочерям? Это, по сути, неравный брак. Вы же как отец и дочь. У нее еще вся жизнь впереди. В отличие от вас, уж простите. Вы же для неё даже не муж, а костыль! Всегда под рукой. Всё для неё сделаете, за всё заплатите. Все проблемы решите, или как там теперь говорят, разрулите.

Юлия Павловна поняла, что её понесло, но остановиться уже не могла и продолжила с жаром:

– Значит, сама она ничего в этой жизни не добьется. А зачем ей, если есть вы? Так и будет жить всё время одинаково – не набьет шишек, не упадет ни разу, ну и взлететь не получится наверняка. Ее мнение о тех или иных вещах вечно будет иметь налёт ваших взглядов и вашего опыта. Ну это хорошо, когда отец и дочь, а когда муж и жена? По-моему, лучше, когда оба развиваются вместе, никто не зависит от партнёра больше, чем этот партнёр от тебя. Только в этом случае мнение и опыт каждого будут равносильны. Тогда каждый самостоятельная личность, и каждый учитель для другого. А у вас игра в одни ворота, получается.

Вадим Олегович провел ладонью ото лба к затылку, как будто у него на голове все еще густая шевелюра, шумно выдохнул, видимо обдумывая, как лучше ответить на все эти вопросы и начал издалека:

– Видите ли, уважаемая Юлия Павловна, у меня всегда были проблемы с противоположным полом. Ну, не нравился я девчонкам почему-то. Друзья давно с подругами, причём, всё время разными. Пока не переженились все, я имею в виду. А у меня – ну, никак. Меня даже знакомить много раз пытались, то друзья, то их подруги, то потом уже их жены, но все напрасно.

– Вы что, долго девственником оставались?

– Ну, не до такой степени, конечно! Связи были, разумеется. Но мы же говорим об отношениях, о чем-то серьёзном и длительном.

– А как же вы с женой познакомились, ну с первой?

– Представьте себе, классический служебный роман. Моя жена была очень властной женщиной. Это она меня выбрала. Взяла, что называется, тепленьким. Знаете, как бывает, когда нет вариантов кроме одного, будто идешь по узкому коридору, назад – уже не интересно, ты там только что был, а впереди – лишь вот это. И никаких ответвлений у коридора, никаких дверей по бокам, вот и идешь вперед как баран.

– Очень понимаю вас, сама недавно была в той же самой ситуации. Правда, я вроде как два варианта рассматривала, а на самом деле выбора не было, – дипломатично вставила Юлия Павловна и вновь подзадорила гостя, – и что, вы не любили ее, жену первую?

– Любил, наверное, – раздумчиво промолвил Вадим Олегович, помолчал с секунду и с невесёлым смешком пояснил, – какое-то время! Пока не понял, что я для неё не человек, личность, а ресурс. Если хотите, объект для вложения капитала. Или даже предмет, который можно предъявить, чтобы люди сказали: «О, смотрите-ка, какое сокровище у нее есть!»

Вадим Олегович вновь прервал рассказ, вероятно решив слегка успокоиться, но после паузы продолжил ровным голосом:

– Я не сразу это всё это понял. Видимо, должно было пройти время. Сначала мне нравилось даже – наконец-то, красивая женщина обратила на меня внимание, захотела жить со мной. Мне это льстило. Потом дочка старшая родилась, а уже спустя пару лет или больше чуть-чуть мы начали ссориться. Куда поедем в отпуск, решала только жена, меня даже не спрашивала. Сначала вуалировала свои претензии на безоговорочное лидерство потребностями ребенка. Типа, надо ехать на юг, к морю, морской воздух полезен малышке. Нужно весь отпуск лежать, загорать, а я терпеть это не могу, на солнце быстро сгораю. И вообще, мне плохо, когда людей полно, на пляже ступить некуда. Потом, когда дочь подросла, я наивный, предположил, что могу позволить себе отдохнуть, как я хочу.

– И куда вы решили поехать?

– Я хотел попутешествовать по миру, повидать что-то интересное. Или на природу выбраться, да хоть с удочкой на Ладоге, вдали от шума и людей. Я мог бы даже без них, один уехать. И тут неожиданно выяснилось – одного меня отпускать не хотели, как собачку на коротком поводке держали. «Ты нужен дочке, ты нужен мне. Родил ребенка, так воспитывай! Что ты за отец, раз не можешь проводить время с ребенком». У жены всегда находился повод, почему я не могу отдохнуть, как хочу. И мне приходилось соглашаться, а что было делать? В чём-то супруга была права. А вот мою правоту никто не хотел принимать во внимание. Но ладно, отдых! В конце концов, он лишь раз в году бывает. Хуже другое – почти всё свободное от работы время мы делали ремонт в квартире. Бесконечно что-то красили, шкурили, прикручивали. И заново переделывали! Если вы помните, в Советском Союзе в магазинах нечего нельзя было купить, а если даже и удавалось достать какие-то товары, их качество было весьма сомнительным. Вот и получалось, что, если про случаю приобретались обои или краска получше предыдущих, надо было немедленно переклеивать или перекрашивать уже сделанное. Жена никак не желала останавливаться на достигнутом, ей вечно было мало…

– Да помню я эти времена!

– Вот-вот, и наш ремонт никогда не кончался. Я говорил жене – давай уже остановимся, хоть чуточку поживем спокойно, на что-нибудь интересное время потратим, а не на ремонт этот вечный. Но нет, ей важно было демонстрировать наш достаток друзьям и родным, она все время пыталась соответствовать чьим-то стандартам, мои же её не устраивали. А когда Советский Союз распался, супругу было уже не остановить – понадобились железные двери, пластиковые окна, потом импортная мебель и конца этому не было. Однажды меня просто порвало, и я ей всё высказал. Сказал, что устал постоянно откладывать жизнь на потом, что хочу хоть раз в год дышать запахом хвои, а не краски. И так далее…

– И что она ответила вам на это?

– О, жена не осталась в долгу и тоже вывалила мне кучу претензий. Оказалось – меня нашли на помойке, и я должен её всю жизнь благодарить, за то что меня подобрали и отмыли, человеком сделали. И вообще, столько всего в меня вложили, ценник зашкаливает, а я, неблагодарный… В общем, не расплатиться мне с ней вовек. И нечего кочевряжиться, надо соответствовать статусу, который она же для меня и выбила, буквально выгрызла. Однажды чуть до драки у нас не дошло. Я даже вещи собирать начал. После этого жена, кажется, поняла, что я могу сорваться у неё с крючка и быстренько вторую дочку родила. Понятно, пока девочки не подросли, я уйти не мог. Но за это время будто озверел. Представляете, однажды ездили к друзьям на дачу, и я пошел один за грибами, никто не захотел идти со мной, якобы в этом лесу грибов нет. А я пошел, мне было все равно – есть грибы, нет. Долго бродил по исхоженному дачниками лесочку, вышел на какую-то полянку, сел на поваленное дерево. Солнце светило, было тепло и тихо, пели птицы, в траве тоже что-то жужжало и стрекотало. Я закрыл глаза, сидел так неподвижно какое-то время и с ужасом понял, что не могу расслабиться, не могу преодолеть въевшийся в моё естество, в мою голову долг перед семьей. Даже находясь на поляне, в одиночестве, не могу наслаждаться тем, к чему стремился все эти годы. Сидел и чувствовал напряжение в каждом члене. Сидел и знал, еще два-три часа, и снова окунусь в бесконечное давление: надо, должен, обязан, плохой отец, мало зарабатываю, ни на что не гожусь… Ощущение было таким явным, что я, сам того не осознавая, открыл глаза, но не увидел лес, природу, а только лицо жены с пристальным, сверлящим меня взглядом. Я жил и нежил одновременно. И вот тогда, на этой поляне, я решил, мне нужно уйти из семьи, пока меня не сожрали окончательно. Пока ещё могу, если не расслабиться, то хоть увидеть, как все плохо. Если не уйду, то останется только глушить свою проклятую жизнь водкой. Ну и ещё работа спасала, я все силы туда направил, а любовью только с дочерьми делился. Да, что говорить, – Вадим Олегович махнул рукой, потянулся к бутылке, налил себе до краев рюмку и медленными глотками выпил ее до дна.