Переполненная впечатлениями, Юлия Павловна снова вышла на шумную улицу и решила немного пройтись, потому что на ходу лучше думается, а подумать ей было о чем. Солнце всё так же лениво просачивалось сквозь тонкие облака, погода не предвещала никаких перемен. Она шла, наслаждаясь погожим днём и свежим ветром, уже не зимним, колючим, а ласковым и мягким, который освежает лицо. Сегодня она была рада даже несметным толпам туристов и праздношатающихся жителей города, как и она соскучившимся по пешим прогулкам после долгой зимы. Весеннее солнце отражалось на лицах прохожих улыбками, людской гомон смешивался с птичьим, даже светофоры всюду предпочитали зелёный свет красному.

И тут внезапно потемнело, показалось, что во всём городе кто-то разом выключил свет, улицы и дома как в воду погрузились в тень. Вероятно скоро пойдет дождь или ливень, а может и того хуже – мокрый снег. Как известно, весна в Питере – непредсказуемая смена погодных явлений, стремительная по времени и переменчивая по сути. Юлия Павловна быстро нырнула в какое-то кафе в цокольном этаже жилого дома, пока эта надвигающаяся стихия не поглотила её и не стёрла тот налёт радости, который появился внутри от сегодняшнего дня.

В кафе было тепло, пахло кофе и выпечкой, несмотря на многолюдье она без труда нашла свободное место в уголке. Заказав большую чашку чая и пирожное, Юлия Павловна выглянула в маленькое окно на уровне тротуара. А за окном разразился настоящий шторм, ветер яростно трепал деревья, их метущиеся неясные силуэты проступали сквозь стекающую плёнку влаги на оконном стекле. Казалось, она смотрит не в окно, а в корабельный иллюминатор, в который мерно бьёт набегающая волна.

Какие-то две молоденькие девчонки, прикрывая сумочками причёски, с визгом вбежали в кафе, за ними ввалилась немолодая пара. Со всех ручьями стекала вода. Женщина в возрасте была не в духе и метала молнии в своего спутника. Конечно, это он во всём виноват – не догадался прихватить на прогулку зонт, а теперь она простудится, практически новые сапожки её, конечно, испорчены, а кофточку сразу можно выбросить. И так водил её пешком как Иван Сусанин два часа, ни разу нигде не присели, а теперь ещё и решил уморить под дождём, а неё слабые лёгкие, и вообще она склонна к простудам…

Всё это женщина сообщала залу громким рассерженным шёпотом, ясно различимым даже на кухне. Посетители кафе притихли, невольно выслушивая этот ядовитый монолог, неудержимый и беспощадный, как стихия за окном.

Зацепившись взглядом за эту пару, Юлия Павловна пыталась понять, как будет дальше проходить их день, помирятся ли они, и если да, то когда. Сможет ли успокоить пожилой мужчина свою разбушевавшуюся фурию или ему останется лишь подать на развод. Но мужчина, внешне нисколько не смутившись поведением своей спутницы, аккуратно взял её под локоток, нашёл взглядом в зале свободные места и направил туда женщину, которая всё продолжала и продолжала словесное извержение. Потом с тем же непроницаемым видом усадил подругу на место и сел напротив неё, взял в свои руки озябшую ее ладонь.

Когда подошёл официант, он заказал кофе и какое-то немыслимое пирожное с ягодами и взбитыми сливками. Принявшись за угощение, женщина, начала успокаиваться, и разговор немолодой пары далее проходил тихо, без привлечения стороннего внимания. Юлия Павловна не могла слышать, о чем они говорили, но этот разговор, это угощение сделали свое дело – напряжение спало с лица женщины, взгляд потеплел, на щеках появился румянец. Буря кончилась.

«А ведь он любит её такой, какая она есть, – поняла Юлия Павловна, – жаль, но вероятно, в моей жизни любви уже не будет. На горизонте пенсия и одиночество». «А если я выберу однокомнатную квартиру в старой «хрущевке»? – перепрыгнули её мысли на привычную тему, – отгорожусь от мира, забьюсь, как мышка в нору, закрою единственную дверцу? Не пропаду, конечно, но разве это жизнь? Да, та еще перспектива. А комната? Во-первых – квартира в центре. Вся жизнь, бьющая ключом, рядом, только выйди за дверь. Во-вторых – квартира большая, удобная. Вот только соседка… Еще неизвестно, как мы с ней поладим. А если взглянуть с другой стороны. Соседка, разумеется, не друг, но всё же близкий человек. Какое-никакое, но общение с ней будет в любом случае. Даже если представить самое худшее – разговор на повышенных тонах, ссоры…»

При мысли о возможных ссорах Юлии Павловне стало не по себе, но общее приятное ощущение от сегодняшнего дня, от увиденного в доме Никиты и Людмилы Сергеевны позволило ей взглянуть на ситуацию с юмором: «Ну, до драки вряд ли дойдет, Никита говорил, что она бывший медик. Представитель интеллигентной профессии не должен опускаться до рукоприкладства. Да и вообще, она так дорожит своей кухней – это я к тому, что ссориться лучше там, а не в коридоре. Из-за опасения за целостность убранства биться предпочтет на словах, а не на кулаках».

Как всегда, шторм закончился так же стремительно, как и начался. К этому времени Юлия Павловна решила сделать свой последний на сегодня марш-бросок и посетить дом любимой подружки Олечки Николаевой. Ей подумалось, что предпринять столь ответственный шаг как покупка нового жилья без совета подруги, наверное, глупо. А времени до отхода ко сну ещё много, вечер только начинается.

Олечка и её муж Максим жили в новостройке на севере города. Дорога к ним от центра занимала не более часа.

Дверь Юлии Павловне, разумеется, открыла Олечка. Она всегда первой оказывалась у двери, будто всё время ждала кого-то. Олечкой её звали и подруги, и дети подруг, и их родители. Ей действительно очень шло это имя – Олечка. Миниатюрная, неопределенного возраста женщина, настоящая перпетуум-мобиле, всегда в движении, вечно в каких-то хлопотах, которые никак не перерастают в дела. Постоянно в курсе всех событий, вся в светлых кудряшках и рюшечках – Олечка и никак иначе.

– Привет, дорогая, как дела? Ну, что, посмотрела варианты, расскажешь сейчас? А фото сделала? Что, под ливень попала? У нас тут так поливало! А что это у тебя? Сумочка новая? – затараторила подруга, стоя в дверях и загораживая проход, но не осознавая это.

– Да дай ты хоть раздеться человеку, – перебил Максим, который всегда возникал в прихожей словно из ниоткуда, как только там начинал звучать голосок его жены. – Чего налетела с порога, вечно торопишься куда-то. Остынь, дорогая, потерпи пару минут. Проходи, Юля.

Максим освободил проход для Юлии Павловны, одним движением снял с неё плащ, а потом картинно сгреб в охапку свою Олечку и, не слушая её возражения, как ребёнка уволок на кухню. Затем вернулся за Юлией Павловной, успевшей к тому времени снять обувь, и галантно предложил ей руку. Максим на людях отличался подчёркнуто рыцарским поведением, они с Олечкой стоили друг друга.

На кухне друзья долго пили чай, но вместо обсуждения насущной для Юлии Павловны темы, завели разговор о всякой ерунде. О покупках, о работе, о погоде, о детях и о политике. Но когда Юлия Павловна смогла вставить, что склоняется к покупке комнаты в коммунальной квартире, супруги в один голос воскликнули – только не это! Никакие аргументы на них не действовали. «Разве ты не в курсе, что коммуналка – это диагноз, это патология, это то, чего в природе быть не должно?! В общем, даже убитая хрущёвка – это отдельная жилплощадь, а любая отдельная жилплощадь лучше самой золотой комнаты с подселением», – хором вынесли супруги свой безапелляционный вердикт.

Расстроенная, что вместо спокойного обсуждения она получила поток негативных, по большей части, эмоций, Юлия Павловна поспешила откланяться, вовремя «вспомнив», что завтра ей рано вставать. Даже когда она шла к лифту, Олечка, стоя в дверях, напутствовала её из приоткрытой двери: «Юлька, не будь дурой, не вздумай купить комнату. Всю жизнь потом жалеть будешь!»

Ночью Юлии Павловне приснился умерший муж Саша. В последнее время он все чаще посещал ее во сне. Она встала утром, тщетно пытаясь удержать в сознании стремительно тающий обрывок сновидения. Но чем светлее становился ум, тем сложнее было вспомнить то, что она увидела ночью. В итоге, после чашечки выпитого кофе, в памяти Юлии Павловны осталась только одна фраза, произнесённая во сне Сашиным голосом: «Нам туда, где красный свет». Что бы это могло значить?