В тот самый день, когда он вернулся в Холм из столь необычного путешествия, и встал с каменного кресла будто пелена упала с его глаз, и все несоответствия места где он побывал обрушились на его мозг. Не прошло и часа как уже не скованный странным затмением разума Дримм многое осознал, но все равно продолжал надеяться до конца. Так что еще до того как он активировал первую метку, где-то в глубине души он подозревал, что что-то подобное и должно произойти, но гнал, ГНАЛ эти мысли от себя и надеялся на счастливый исход, особенно когда смог открыть портал и сумел по нему пройти. Не судьба — фейри так и не удалось воссоединиться со своей огромной и счастливой семьей. Да и была ли она его большая фейрийская семья или с генерированная игрой локация мгновенно исчезла, когда в ней исчезла нужда? От осознания последнего Дримм едва не выл и, если бы это могло помочь, никогда бы не отступил, вызвал бы весь клан, скупил всех заготовок во всех игровых кварталах и перебил бы все население болот, но уничтожение туземцев ничего не могло изменить, и Дримм, отозвав Ворошилова, отступил вместе со спецназовцами сквозь портал, закрыв его за собой. Провал едва не убил бессмертного игрока — фейри реально не хотелось жить, но он справился тогда и все его переживания не то чтобы остались в прошлом и были забыты, но у него был его клан, была Василиса, другие спутники, была цель в жизни, так что ему было ради чего дышать и двигаться дальше.

И вот предчувствие вновь посетило его, и как и тогда Дримм гнал его от себя и, уже совершенно не контролируя свое поведение, вглядывался в корабли, пытаясь как ману небесную увидеть на носу одного из них позолоченного вставшего на дыбы единорога.

Так и не увидел… и умер в тот же миг…! Дримм остался стоять на ногах, неподвижный как манекен, но сердце его разрывалось на куски. Он еще ничего не знал — то что не пришел корабль с единорогом на борту могло значить что угодно: задержка в пути или ветреная пиратка могла нарушить данное слово, но наконец-то прислушавшийся к свой внутренней сути фейри знал, ЗНАЛ — Дайтана мертва.

Боль довольно быстро сменилась опустошением, однако никто не заметил в нем каких-то перемен и редких унесенных ветром слез, лишь только Дочка знала, как тяжело ее отцу, и не отходила от него ни на шаг, а после, отставив все свои дела, всю ночь сидела у его постели, сжимала его руку своей рукой, вытирала слезы, что выступали у отца во сне, и как могла тушила кошмары в его воспаленной от горя голове.

В тот самый день, день возвращения победоносного флота, Дримм сумел собраться и не стал портить остальным праздник: выслушал доклад Халлона, равнодушно кивнул, услышав просьбу адмирала о детях, которых почему-то не нужно продавать, а наоборот следует взять на кошт клана, поблагодарил капитанов и команды кораблей, сказал положенную в таком случае речь и даже, как ни тошно ему было, открыл традиционный победный пир в Греческом зале цитадели.

Халлон весьма удивился такому пассивному поведению Главы и обрадовался тому, что не пришлось использовать домашние заготовки-объяснения наспех состряпанные по пути. Но удивился больше чем обрадовался — насколько он успел узнать Дримма за время их знакомства, тот отличался редким вниманием к мелочам, а тут полное равнодушие, и еще взгляд адмирала царапнуло встревоженное лицо Дочки, когда питомица смотрела на своего''отца''. Но как бы то ни было, по крайней мере половина дела осталась позади, да и не смог Халлон долго приглядываться к Главе — адмирала отвлекли многочисленные друзья и общий праздничный водоворот.

Дримм выполнил обязанности Главы до конца и, высидев положенное время, ушел, сославшись на дела. Уже в коридоре его окликнул Халлон, и фейри, собрав в кулак последние силы, с прежним радушным выражением повернулся к нему, а вот Дочка почти с неприязнью взглянула на веселого и пьяного адмирала — питомица знала, как тяжело сейчас отцу и как ему хочется остаться одному.

— Чуть не забыл, — улыбнулся Главе довольный жизнью адмирал (Русалочка была права, и как оказалось все-таки не калькулятор, а женское сердце билось в груди Анариэль — подруга была счастлива, а значит счастлив был и адмирал). — Вот здесь, — Халлон торопливо сунул в руки фейри покрытый рунами пенал, — какие-то карты и бумаги на фейрийском языке, так что посмотри на досуге что там и как и если дело стоящее, то я готов. -

— Хорошо, — Дримм не особо понимал смысл слов адмирала и выдал дежурно-инстинктивный ответ. Воспоминания о Дайтане смешивались с еще свежей раной от потери оставленной неизвестно где семьи и усугублялись пониманием того, что если в первом случае от него не так уж и много зависело, то во втором, произошедшее полностью его вина.

— Ну вроде все, больше ничего не забыл, — задумался Халлон. — Да, ладно, пойду, — и адмирал уже начал поворачиваться чтобы вернуться в зал, где он был героем торжества, где за его здоровье поднимали тосты и где его ждала самая любимая и самая желанная женщина на свете, но неожиданно спросил: — А ты че такой квелый, будто не живой? Расстраиваешься из-за той пиратши? Да, хороша была девка, но это судьба — любой мог быть на ее месте. —

Только Дочка знала, как тяжело отцу было сдержаться и не впечатать в сочувствующее лицо один единственный удар, после которого Халлон немедленно отправился бы на респаун и заодно обиделся бы на Дримма навсегда.

— Так что не переживай, — между тем хлопнул фейри по плечу Халлон, все еще не понимая, что жизнь его висит на волоске.

— Отец, дай я понесу, — вмешалась в разговор Дочка, забирая из пальцев фейри пенал и обращаясь к Халлону сказала: — Он посмотрит с утра, а тебе пора — Русалочка ждет. — Легкий и аккуратный ментальный посыл придал веса ее словам и спохватившийся Халлон тут же ринулся обратно в зал, ну а Дочка, закинув руку внешне все такого же равнодушного отца себе на плечо, повела его в личные покои, надеясь что сон хоть в какой-то степени притушит терзавшую его боль, от которой самой Дочке, что чувствовала все не слабее него, хотелось плакать навзрыд и забыв обо всем свернуться клубком.

Утро следующего дня.

Сулмендир, Альдарон.

— Есть разговор, — Сулмендир с самого раннего утра заявился прямиком в личные покои Альдарона. Впрочем тот уже встал и как раз собирался сходить позавтракать в ''столовку'', но увидев серьезное выражение лица коллеги, отложил планы, запер дверь и активировал защитные чары от прослушки. Папаша (Альдарон) не знал, чем собирается поделиться с ним Суллмендир, но не сомневался, что чем-то серьезным — не зря же он прервал свою важнейшую и уже принесшую клану дивиденды миссию в Кю-зи и простым воином рейда отправился в морской поход.

— Присаживайся, — Альдарон указал гостю на кресло и сам присел, привычно постаравшись расслабиться, для того чтобы лучше воспринимать информацию, и даже слегка полуприкрыл глаза. — Давай делись и с самого начала. —

Альдарон ожидал чего угодно, но не того, о чем ему рассказал Сулмендир. Какие полуприкрытые глаза!? Какое к черту расслабление?! Альдарон как хищник подался вперед и едва-едва не сломал ручки кресла!

— Ты уверен в своих выводах? — Альдарон понимал, что может обидеть таким вопросом старого друга, но не мог не спросить — уж больно закручивались интересные и смертельно-опасные дела, прямо как в его прошлой земной жизни, да и враг был тот же что и тогда.

— Уверен, — понимающе усмехнулся Сулмендир. — Я больше месяца с ним общаюсь, 24 часа в сутки, в мирной жизни, в бою — мы в одном рейде, на учениях, на отдыхе, за едой, за картами, везде, только что в сортире в разных кабинках сидим. Так что уверен на все 100 — ошибки быть не может. —

— Это плохо, — озвучил очевидное Альдарон, в то же время лихорадочно листая дневник интерфейса. Вот он нашел нужную запись и облегченно вздохнул: — Плохо, но не смертельно — в клан его уже приняли, — Альдарон сверился с записью в дневнике и уточнил, — два месяца назад, но про ПРОЕКТ еще не успели рассказать. —

— Все-таки сомневаюсь, что он шпион, — напомнил о своем выводе Сулмендир.