А голос у Алекса ничего такой, приятный. Интересно, мог ли стать таким голос того, кого я знала в детстве? Кажется, из всех одноклассников именно голос Рощина напоминает его тембр больше всего. Или мне кажется так, потому что Алекс симпатичный?

Немного поболтав о прошедшем лете Марья Ивановна диктует расписание уроков на завтра, одноклассники начинают записывать его в телефоны, я тоже достаю из кармана юбки свой айфон.

– О, последняя модель, – с интересом отмечает мой сосед по парте. – И правда мажорка.

После звонка с единственного в этот день урока я быстро прощаюсь с Марьей Ивановной, и не задерживаясь для знакомства с явно желающим поболтать Алексом спешу домой. Впереди целый учебный год, успею ещё познакомиться.

Придя домой, открываю шкаф с привезёнными с собой к бабуле вещами, и в гневе хлопаю дверцей. Ближе к сентябрю месяцу со мной приключилось горе. Даже не горе – трагедия! Я выяснила, что большинство шмоток стали мне малы.

Кажется, куда уже расти, возраст прошёл, но нет, за лето я вымахала на пару сантиметров и немного раздалась в ширь, так что гардероб явно придётся обновлять. Это в шестнадцать-то лет! Кроме тех блузки и юбки, в которых я ходила на первое сентября и одеть-то особо нечего. Почти всё кроме колготок можно смело нести на помойку!

– Ничего, возьмём мою пенсию, сходим с тобой в торговый центр, – успокаивает меня моя жизнерадостная бабуля. А мне разрыдаться хочется. Не думала, что придётся наряжаться в ширпотреб, чёрт бы побрал мой грёбаный рост, упорно стремящийся к ста семидесяти. Как у мамы.

– Хорошо, – киваю я бабуле. – Купим самое основное – джинсы, пару футболок, постараюсь сильно тебя не напрягать.

– Какая скромная у меня внучка растёт, – улыбается бабуля, доставая из шкафчика свою пенсию. А я грустно улыбаюсь – знала бы бабуля, как ещё полгода назад я транжирила папины деньги.

Что ж, пришла пора стать ещё чуточку ближе к моим новым одноклассникам. И я как на повинность плетусь вслед за бабулей на шоппинг в торговый центр.

Когда мы проходим мимо новостройки, ещё не заселённой жильцами, меня снова накрывает воспоминаниями. Тогда, пять лет назад, на месте этой аккуратненькой высотки был мрачный четырёхэтажный долгострой, в котором тусили местные подростки.

Именно на этом месте я и познакомилась с ним. С мальчиком в капюшоне.

Когда пять лет назад вместо запланированного отдыха в Дубаях меня спровадили на лето к бабушке, я негодовала. Да что там негодовала – просто в бешенстве была!

– Как вы могли! – рыдала я в трубку телефона, а папа говорил что-то обтекаемое о том, что так сложились обстоятельства, и одиннадцатилетняя я в гневе бросала трубку. Я чувствовала себя покинутой, представляя, как родители нежатся без меня на песочке и купаются в море. Предатели. Я тоже хочу отдыхать на море, а не в скучной квартире без нормального плазменного телека!

Свою злость я срывала на ни в чём не повинной бабуле – хамила ей, огрызалась, убегала вечерами из дома. До сих пор стыдно за своё тогдашнее поведение.

Чаще всего, убежав в истерике после очередной ссоры, я отправлялась в заброшку-долгострой, находившуюся в пяти минутах ходьбы от бабушкиной хрущёвки. Поднималась по недоделанной лестнице без перил на самый верхний этаж, бесстрашно садилась на край, свесив ноги вниз, и смотрела, как зажигаются огни ночного района.

Так как ругалась я с бабушкой часто, то и в заброшку ходила почти каждый вечер. В один из таких вечеров я и произошло знакомство, повлиявшее на меня и на всю мою последующую жизнь.

Однажды, как обычно свесив ноги над пустотой, я почувствовала, что нахожусь здесь не одна. Испуганно вскочила, отбежала от края крыши. И впервые увидела его. Мальчика в белой толстовке, примерно моих лет, так же как обычно я сидящего свесив ноги вниз.

– Ты кто такой? Ты давно здесь? – громко спросила я, стараясь скрыть свой испуг. Ещё бы, это же я, Стася Белецкая, мне море по колено, я ничего не боюсь! А если боюсь, то не подаю вида и наступаю первой.

Мальчик ничего не ответил, только утвердительно качнул головой в низко надвинутом капюшоне. Я успокоилась, села на привычное место, немного поболтала ногами, и мне стало любопытно.

– Ты где-то недалеко здесь живёшь, да? – спросила я, исподтишка поглядывая в его сторону.

Мальчик снова ничего не ответил, и только его капюшон утвердительно качнулся.

Я больше ничего не стала спрашивать, и оставшиеся полчаса, иди даже час мы просидели в полном молчании. Потом я услышала лёгкий шорох, повернула голову – и увидела удаляющуюся в сторону лестницы без перил фигурку.

– Какой невоспитанный! Даже не попрощался! – возмущённо крикнула я ему вслед, но он снова ничего не ответил.

– Стася, где ты была? – взволнованно спросила бабуля, когда я наконец вернулась домой.

– Сидела на крыше заброшки! – с восторгом сообщила я. – Оттуда такой классный вид! Весь наш район видно!

Бабуля, разумеется, перепугалась, заохала, заахала, и взяла с меня клятвенное обещание больше никогда туда не ходить. Я пообещала, но после первой же ссоры снова сбежала на край любимой крыши.

Он уже был там. Так же как в прошлый раз сидел, надвинув капюшон, и опустив голову вниз.

– Привет, – негромко поздоровалась я.

Мальчик в капюшоне ничего не ответил. Я присела на край крыши, свесив ноги вниз, пару минут посидела молча. Надоело.

– Я с бабушкой поругалась, – нерешительно сказала я.

В ответ вновь молчание.

– Она меня так бесит! Заставляет есть свою дурацкую кашу, а ещё заставила пойти умыться, когда я губы накрасила красной помадой – говорит, я ещё маленькая. Ну какая же я маленькая, мне уже одиннадцать! И я могу красить губы, когда захочу!

– Мне тоже одиннадцать, – глухо раздалось из-под капюшона.

Я вздрогнула, и чуть было не упала с крыши, слишком сильно наклонившись вперёд – настолько неожиданной для меня стала реакция до этого полностью безмолвного мальчишки.

– Блин, напугал! – возмущённо вскрикнула я, отодвинувшись подальше от края. – Я уже не ожидала, что ты со мной заговоришь!

– А меня отец бесит, – мальчик проигнорировал мои возмущения, как будто был на какой-то своей волне. – Толкнул меня сегодня, когда пьяный домой пришёл, я упал, ударился виском об угол стола, фингал теперь на весь глаз.

– Покажешь? – с надеждой в голосе спросила я. Не то чтобы разглядывание синяков было моим любимым занятием, просто мне было очень интересно, кто скрывается под капюшоном, вот я и уцепилась за первую представившуюся возможность.

– Нет, стесняюсь, – капюшон замотался из стороны в сторону, усиливая отрицательный ответ. – Давай лучше просто поговорим о чём-нибудь.

– О чём, например? – я пододвинулась ближе к своему собеседнику.

– О чём-нибудь хорошем. Ты была на море?

– Ага, – кивнула я. – А ты?

– А я нет. Вообще никогда не выезжал из нашего города. Расскажешь, как там, на море? – с надеждой в голосе спросил мальчик.

– Хорошо, – удивлённо согласилась я.

И под постепенно стихающий шум темнеющего под нами района начала рассказывать о том, как мы с родителями ездили в Турцию, в Дубай, в Египет… Мальчик слушал меня молча, и только его белеющий в темноте капюшон иногда покачивался на особенно интересных моментах.

– Ещё поедешь куда-нибудь? – спросил он меня, когда мой поток историй иссяк.

– Не знаю, – грустно ответила я. – Родители этим летом меня бросили, к бабушке отправили. Ненавижу их за это!

– Не стоит, они же тебя любят. Вон во сколько разных стран возили. Меня вот мои никуда не возят, – вздохнул мальчик.

Я осеклась, понимая, что моя злость на родителей выглядит неуместно рядом с этим парнишкой, которого практически бьёт выпивающий отец, и закусила губу.

– А мы раньше летом к бабушке в деревню ездили, – даже несмотря на скрывающий лицо моего собеседника капюшон я чувствовала, что он улыбается. – Там было хорошо. Малину собирали, смородину, крыжовник, бабушка варенье варила…