Более того, до настоящего времени понятие «человек разумный» (Homo sapiens) тоже отсутствует, в результате чего складывается объективная тенденция деградации «знаний» (?) естественных «точных» (?) наук, социальных наук и истории, которые, казалось бы, как они утверждают, оперируют фактологическим материалом, строят свои научные знания на фактах. В действительности знания всех наук и истории, в том числе, строятся на субъективной интерпретации «фактов», случайно полученных в результате опытов, или исследований, или найденных археологических артефактов[2], исходя из собственного ограниченного частичного представления мира. Причем эти объяснения никак не верифицируются[3], потому что критерия истинности — Абсолютной истины — нет, да и быть не может, т. к. собственно истина понятие сугубо относительное и переменчивое вследствие постоянного расширения круга знаний о мире и соответственно изменения истины. В связи с тем, что системное мышление у человечества до сих пор отсутствует в принципе, поэтому все выводы и умозаключения, так называемые законы и закономерности, предлагаемые учеными в качестве научных теоретических знаний другим людям, и другим ученым в том числе, принимаются на веру, как и любые другие «ненаучные» мифологические, эзотерические и прочие религиозные и идеологические «вероучения». Парадоксальность «расширения» объема знаний о мире, как ни странно, неизбежно приводит к примитивизации знаний и, как следствие, к дебилизации и деградации Человечества, потому что человек уже не способен воспринимать этот огромный объем бессистемной информации и происходит ее неизбежная симплификация. Не случайно антигуманное и антисоциальное неравноправное общественное устройство, вульгарная монетаристская экономика, основанная на частной собственности и власти денег, безнравственных методах, не воспринимаются обществом как угроза существованию Человечества, а уничтожение экосистемы, ради получения прибыли и эфемерных богатств на основе аморальных безнравственных принципов, тоже не рассматривается как тенденция к уничтожению экосистемы планеты Земля, а реализуется как норма.
В связи с тем, что подлинно гуманистические нравственные и моральные устои человеческого общества в настоящее время, по существу, утрачены, а точнее, до сих пор даже корректно не сформулированы, и заменены вульгарной идеологией индивидуального потребительства и наживы, вопросы о смысле жизни человека в обществе не поднимаются, т. к. предельно просты и «ясны»: «богатство и нажива — это все». Никто даже не воспринимает, что материальное богатство, а тем более измеряемое в мифической стоимости пустых денег — это фикция, мираж, химера. Принятая повсеместно «жизненная» парадигма безрассудного животного материального существования на основе безмерного потребления и наживы предопределяет «смысл» бытия, который заменяется вульгарной ценой самого «человека», т. е. определяется размером «кошелька» — накопленного эфемерного капитала, измеряемого в фантомной денежной стоимости. При этом подавляющая часть населения, включая и трудящихся, которые собственно и создают все материальные и духовные блага общества, вообще не имеет оценки жизни. То есть их жизнь бесценна в том смысле, что не имеет вообще никакой стоимости и ценности, потому что заработная плата трудящегося и размер социальных пособий различным категориям нетрудоспособного населения, устанавливаются безо всяких обоснований власть имущими и собственниками частного капитала, исходя из узких частнособственнических интересов, в размере достаточном только для физиологического существования организма. Проблему бессмысленности такого существования человека в современных условиях можно было бы не поднимать и не заострять, если бы это не создавало угрозу самоуничтожения Человечества и тенденцию разрушения человеком экосистемы планеты Земля.
Для меня все, или почти все, повернулось с ног на голову после того, как я просмотрел книгу Николая Никулина «Воспоминания о войне». Именно просмотрел, потому что читать эту книгу невозможно: настолько все ужасно, что становится противно, прежде всего, за самого себя, стыдно за то, что ты живой. Возникает такое чувство, что ты тоже виновен в этом свинстве, варварстве и дикости, которые у нас в стране и в мире творились и творятся до сих пор. У меня такое же впечатление гадливости после прочтения первой повести А. Солженицына «Один день Ивана Денисовича» — настолько все бессмысленно унизительно и противно — неужели все люди такие подлые, неужели можно настолько потерять все человеческое из-за куска хлеба, и, прежде всего, я относил все на себя. Но утешало то, что я все-таки, надеюсь, наверно, не такой плохой.
Эта книга Н. Никулина для меня поставила все точки над i, поставила все на место, перевернув мои представления о мире. Эта книга для меня откровение и открыла мне глаза на правду о жизни. Я и раньше не до конца верил тому, что писалось о войне. Тем более, что все книги были героического плана. Но и тогда уже появились книги-раздумья В. Распутина «Живи и помни», В. Быкова «Сотников», «Дожить до рассвета», Г. Владимова «Верный Руслан» и др. Появилась целая плеяда писателей-деревенщиков: В. Белов, Ф. Абрамов, В. Распутин, В. Астафьев, Е. Носов, В. Шукшин, С. Залыгин, Б. Можаев и др. с критическим и тоскующим взглядом на уходящую жизнь деревни. Однако меня потрясла книга Н. Никулина своей простотой и искренностью непосредственного рядового участника обычных «будничных событий» каждодневной многолетней войны[4]. Для меня она оказалась единственной книгой, где говорится голая истинная правда о войне, и не только о войне, но и вообще о нашей истории, истории нашей, моей Родины. Я собственно вот так впервые сопоставил все факты собственной жизни и его описания и понял насколько все в жизни лживо. Все остальное — художественный вымысел и украшательство.
У меня перед глазами послевоенные годы в г. Ленинграде, когда на всех углах ездили на тележках с подшипниками покалеченные без ног инвалиды, а потом куда-то все разом пропали. Уже к концу жизни, лишь недавно, я узнал, почему так случилось, когда прочел, что их всех увезли просто умирать в дома престарелых, некоторых посадили на баржи и свезли на о. Валаам, чтобы не мозолили глаза в крупных городах. И у меня перед глазами два человека, прошедшие всю войну: мой тесть подполковник Путяков Константин Петрович, который всю войну провел в блокадном Ленинграде (у меня есть его фотография того времени — живой труп) на Невской Дубровке, на Ладоге — «дороге жизни». Он начал войну майором и закончил ее в том же звании, потому что его несколько раз понижали в звании, т. к. он был честный человек, ничего не боялся, остер на язык и всегда говорил правду. Он после войны восстанавливал г. Севастополь, строил там причалы, а потом город и порт Находку, руководил крупнейшим в то время строительным трестом в Приморье. После окончания строительства порта ему должны были дать Государственную премию и даже хотели поставить памятник в г. Находка, но вместо этого сослали в г. Саратов строить завод техстекла и авиационный завод, а потом еще дальше в г. Армавир строить какие-то заводы, перерабатывающие сельхозпродукцию. В то время в г. Находке он иногда напивался как свинья и его приносили домой, я думаю это просто от воспоминаний об ужасах войны, потому что это невозможно выкинуть из памяти. Он никогда и ничего не рассказывал о войне. А в г. Находке провинился он за то, что на замечание Министра строительства СССР о невысоком качестве бетона в морской воде (Путяков К. П. перед этим защитил кандидатскую диссертацию о качестве бетона в морской воде, потому что он был по специальности фортификатор и начал писать свою кандидатскую работу еще до войны). Он сказал министру: «Если вы так хорошо разбираетесь в составах бетона, то вставайте на мое место, а я на ваше». Так и закончилась его карьера. Он всегда был мрачный. Никогда не ругался матом, но настолько был справедливым и едким, что многие говорили: «Лучше бы обматерил». Он был очень честный, никогда не пользовался своим положением, жил очень скромно, его так уважали и любили и рабочие и инженеры, что просто ездили за ним толпой на стройки, чтобы работать вместе. Второй пример. Когда я работал в институте «Южгипронисельстрой», там работал начальником отдела к. т. н. Фильченков И. Ф. Он всю войну прошел без ранений, а был летчиком-истребителем. Я к нему очень часто приставал с вопросами как так, всю войну и так удачно. Что он думал, когда летал, думал о том, что у немца тоже есть семья, дети, что может он и не фашист вовсе, а такой же человек, как и все, кричал ли за Родину, за Сталина??. Однажды он не выдержал и грубо мне ответил: «Ни о чем таком я не думал. Мысль была только одна: кто первым поймает цель, потому что от этого зависела твоя собственная жизнь! Кто первым убьет. И больше ничего». То есть на войне человек перед угрозой смерти теряет свой человеческий облик и никаких нравственных сомнений, угрызений совести ничего нет — один животный инстинкт — выжить любой ценой. Я хоть и удивился, но воспринял это просто как его особенность, потому что в литературе все по-другому. Правда и тогда уже были произведения В. Быкова, заставлявшие задуматься. Но это все было как бы, без масштабно. Все-таки идеологическая пропаганда и пафос художественной литературы делали свое дело: я гордился своей страной и нашими людьми. Даже книга «В окопах Сталинграда» В. Некрасова воспринимались как победные реляции. Настораживал тот факт, что такая историческая великая победа, а литературы о ней мизер, кроме победных странных «военных» песен типа «Темная ночь», «В землянке», «О друзьях-товарищах». Были отдельные горькие стихи поэтов-комсомольцев (вышел один сборник). Немного рассказывал о солдатах К. Симонов, но слишком далеко от правды. Почему же до сих пор нет правды ни о революции, ни о войне?[5] А потому, что уцелевшие в этих битвах ничего о войне не рассказывали и не писали. Не писали не потому, что они не были ни писателями, ни летописцами, а потому, что писать или рассказать о том, что было на самом деле, нужна отвага, смелость и мужество, после того как сам выжил среди тысяч и миллионов убиенных, в смерти которых ты вольно или невольно принимал непосредственное участие — вспоминать страшно и лучше вообще молчать, носить в себе. Любое убийство другого человека, тем более умышленное, — это преступление против человека и человечества и, прежде всего, для твоей собственной души, и не каждый может от этого абстрагироваться. Да и как это сделать, если ты сам убивал. Как это оправдать даже в своих собственных глазах, а тем более в глазах кого-то другого? От этого не отмыться и не оправдаться никакими словами.