Девушка сощурилась. Так же как Кнэф по её разговорному «врёшь» опознал в ней простолюдинку, так и она по его фразам распознала человека с образованием. И это её настораживало: люди благородные в эту дыру заходят только ради тёмных делишек.

– Я просто уйду, – повторил Кнэф. – И сюда не вернусь.

Ему не хотелось использовать спрятанные в рукавах козыри или звать на помощь.

Поколебавшись, девушка отступила:

– Уходи.

Просачиваясь в зал, Кнэф следил за ней, хотя в темноте зала, окна которого плотно закрывали ставни, могла таиться угроза. Девушка стояла в дверях, и её тёмный силуэт слабо очерчивался тусклым светом.

Готовый в любой момент обороняться, Кнэф пятился. Память услужливо подсказывала ему положение столов, лавок и табуреток, так что он шёл, практически их не касаясь. Тихо шелестел плащ, с улицы доносилось шуршание голосов.

Нога Кнэфа ступила на что-то мягкое, он дёрнулся, девчонка в дверном проёме подняла руку с ножом.

Кнэф ногой ощупал внезапное препятствие и сглотнул. Стал обходить, но наткнулся на перевёрнутый стул. Стопа Кнэфа заскользила по мокрому. Качнувшись, он ухватился за стол. Кувшин звонко разбился об пол.

За грохотом настала тошнотворная тишина.

– Придурок, – прошипела девушка. – Ты… ты… ты его разбудишь.

– Не думаю, – сипло прошептал Кнэф и вцепился в край засаленного стола. – Не думаю…

Воздух наполнился грохотом. Перепуганные Кнэф и девушка не сразу поняли, что кто-то настойчиво стучал во входную дверь таверны.

Акробатический этюд Ёфура почти удался – в том смысле, что он и впрямь оказался внизу и ничего не сломал. Только ободрал кожу о щепки ящиков под овощи и неровности стены.

Приземлился Ёфур на вонючее покрывало. Бездомная псина рычала. Ссадины, колени и копчик Ёфура ныли, но не боль, а глупость ситуации бесила его неимоверно.

– Уйди, – он замахнулся на псину.

Та наскочила и вонзилась клыками в его ладонь. Взревев, Ёфур с силой отшвырнул собаку, та ударился хребтом о стену и, поскуливая, рванула из переулка. На улице она метнулась под копыта вола, и его владелец смачно выругался.

Ёфур добавил к его ругательствам пару своих и налитыми кровью глазами уставился на прокушенную ладонь. Ярость притупила боль, магическая составляющая подсветила вены зелёным, плоть по краям ран дрогнула, стягиваясь.

Костеря шавок четвероногих и двуногих, из-за которых приходится в окна прыгать, Ёфур дождался, пока дырки от зубов затянулись, и вытер руку о стену. Затем отряхнулся, оправил одежду и с видом победителя вышел из подворотни на улицу.

Он собирался явиться к живущему на первом этаже смотрителю многоквартирного дома и, намёками дав понять, что оставил ключ у прекрасной Амизи, попросить копию ключа от своей комнаты.

Входя во внутренний дворик, Ёфур прокручивал в голове фразы, выражения лица и многозначительные похмыкивания. Он так увлёкся, что не заметил сидевшего у крыльца смуглого мужчины в тёмной чалме и зелёных, в цвет лука на грядках перед ним, шароварах.

Обычно светлые глаза Ластрэфа потемнели от гнева, петля-цепочка на жилетке, расстегнулась, пока он её теребил, и Ластрэф даже не подумал её застегнуть. Он сразу поднялся, но Ёфур заметил его только после грубоватого окрика:

– Стой.

В первый миг в глазах Ёфура мелькнул страх, но узнав гостя, он незаметно выдохнул и шире расправил плечи. На его лицо опять наползало самодовольное выражение.

Перемахнув через грядки, Ластрэф с ходу врезал ему. Ёфур успел отшатнуться, костяшки жгуче мазнули по его скуле, разрывая капилляры. Кожа вспыхнула зелёными всполохами. Ёфур ушёл в оборону, на его руки и ноги посыпались хлёсткие удары. Стремительные движения Ластрэфа напоминали удары хлыста. Змеиная гибкость тела делала его опасным противником.

Ёфур моментально собрался, вспоминая спарринги с Ластрэфом, его сильные и слабые стороны, особенности. Ни на секунду он не задумался о возможном примирении – только о своей победе. У обоих вены подсвечивались, по мышцам пробегали вспышки, придавая им силу, плотность, взрывную скорость.

Ластрэф хмуро смотрел на противника из-под густых широких бровей, от отвращения его почти передёргивало, верхняя губа приподнималась в оскале, обнажая белоснежные зубы. Кровь сына пустыни кипела. Он ринулся в атаку.

Обманное движение кулаком Ёфур пропустил, блокировал мощный пинок и ушёл в сторону, целя в печень, но Ластрэф увернулся, отскочил на тропку между грядками. Противники закружились по огородику смотрителя, приминая лук и петрушку, сверля друг друга ненавидящими взглядами.

Первым не выдержал Ластрэф, процедил:

– Ублюдок.

Ёфур перескочил разделявшую их гряду. Уворачиваясь, Ластрэф сумел достать его коленом по боку. Ёфур пошатнулся, но следующий удар блокировал скрещёнными руками и тоже пнул в ответ. Они обменялись несколькими хитрыми ударами с подсечками. Заметив за спиной Ёфура ведро, Ластрэф стал лупить его кулаками, заставляя отступать. Миг – и Ёфур зацепился за ведро, качнулся.

Точно обезьяна Ластрэф взвился и обрушился на него, придавил к земле и ударил по лицу. Ответный удар под рёбра выбил из него воздух, но Ластрэф удержался верхом на извивавшемся Ёфуре, крепче обхватил его гибкими сильными ногами, придавил его горло ладонью и несколько раз ударил, разбивая нос, губы. Скалящийся, выпучивший голубые глаза Ластрэф казался обезумевшим, но каждый его удар, как и задумано, наносил максимальное повреждение внешности Ёфура.

Когда лицо того стало кровавой кашей, расцвеченной зеленоватыми бликами влитых в кровь всех стражей чар, Ластрэф поднялся и отступил от застонавшего Ёфура.

– Предатель, – Ластрэф сплюнул на поверженного врага. – Ещё раз обидишь Беру – убью.

Вытащив из-за пояса платок, Ластрэф вычистил с лица брызги крови, обтёр мозолистые из-за долгих тренировок руки, поправил предусмотрительно тёмную чалму.

Уходя из дворика многоквартирного дома, он понимал, что из-за чар раны Ёфура скоро затянутся, не оставив и следа, что в общем-то сведёт на нет его старания, но всё равно чувствовал удовлетворение. И совсем чуть-чуть – тревогу, ведь Ёфур не из тех, кто прощает обиды.

Но спустить оскорбление соратницы Ластрэф не мог.

***

– Глор, открывай! – посетитель продолжал колотить в дверь таверны.

Девушка встревожено зашептала:

– Он его разбудит, разбудит… – Отшатнувшись, она налетела на стол.

Скрежет ножек утонул в грохоте стука. Кнэф подбежал к девушке, но не настолько близко, чтобы она могла ударить ножом, и прошипел:

– Тихо.

Она зажала рот ладонью. Оглянулась на дверь. Даже в полумраке было видно, что она побелела. Кнэф кивнул на выход на задний двор, и девушка вышла в коридорчик. Она явно хотела посмотреть, нет ли кого во дворе, но боялась повернуться к Кнэфу спиной. Так они и стояли, пока мужчина бил кулаками по двери и обещал Глору вырвать ноги, если тот немедленно не откроет.

Через десять мучительных минут мужчине наконец опостылело стучать, и, напоследок пообещав отвернуть хозяину голову, он ушёл.

Выдохнув, Кнэф прислонился к дверному косяку. Расслабленностью позы он надеялся внушить девушке, что не собирается делать резких движений. Та не двигалась, направив на него стиснутый в руках нож.

– Я не причиню тебе вреда, – пообещал Кнэф. Он уже почти не верил, что девушка пришла к хозяину таверны для любовных утех, и это улучшило его отношение к ней. Правда, не настолько, чтобы не опасаться удара. – Я подожду немного и уйду… Очень жаль, что ты скинула верёвку со стены, мы могли бы выбраться.

– Я не собиралась уходить, – сипло прошептала она.

– Так ты здесь живёшь? – протянул Кнэф: показываться на глаза кому-нибудь из местных в его планы не входило. Конечно, его лицо скрыто плащом, но голос, фигура…

– Нет.

– Аа, – протянул Кнэф.