Караван передвигался довольно быстро. Даже верблюды, на удивление, шли, не отставая от коней и повозки. «Может, оттого, что почти месяц лежали, жевали траву, вот и набрались сил», – подумала Турсун.

Примерно часов через шесть караван остановился отдохнуть. Мужчины тут же разгрузили скот, повели его к реке напоить и оставили пастись на берегу, где трава всё ещё оставалась зелёной и сочной. Пока скот пасся, путники поели мясо, хлеб, завёрнутые в дорогу Жанылай, и попили чай из самовара, приготовленный поваром китайцев. Муваза с Турсун поели отдельно, в повозке. У Мувазы разболелась голова, и она раз пять или шесть отправляла Турсун за очередной пиалой горячего чая.

Турсун прогулялась вдоль реки, собрала немного дикой переспелой ежевики, росшей в обилии на берегу, и вернулась назад. Все уже было готово к отправке.

Она села на свое место. Настроение было подавленное. Все говорили на непонятном ей языке, никто не обращал на неё внимания. От этого девочка почувствовала себя одинокой. Сердце ныло. Она была растеряна и только теперь поняла, что теряет самых дорогих для неё людей – родителей, братьев, бабушку, с которыми никогда не расставалась прежде. Поняла, что прошло детство. Вспомнила отца и слова, сказанные на прощание: «Прости меня и не осуждай, дочка. Надеюсь, поймешь меня когда-нибудь потом. Помни, у тебя всегда есть мы, твоя семья. Будь счастлива. Юсуф тебя в обиду не даст». Отец, конечно, не заплакал, как мама, но он все это сказал с дрожью в голосе, и у него были очень грустные глаза.

Караван обогнул озеро с запада и через некоторое время свернул в сторону гор, все больше удаляясь от него.

Слова Мувазы «Прощай, Иссык-Куль! Увижу ли тебя снова?» стали последней каплей для Турсун, она горько заплакала и долго не могла успокоиться.

«Бедная моя девочка! Как же помочь тебе?» – думал Юсуф, глядя на распухшие и, раскрасневшиеся от слез глаза и нос Турсун. Он надеялся, что Муваза успокоит её, но она сидела рядом, время от времени посматривая в её сторону, и ничего не говорила. Может быть, решила, что ей нужно выплакаться. Слезы облегчают душу, не раз говорила сестра раньше.

У дунган, как и у других народностей в Азии, не было принято, чтобы мужчины выражали какие-либо чувства к женщине при людях. Придерживаясь этого, Юсуф не мог заговорить с Турсун при сестре. К тому же он почему-то чувствовал себя неловко перед этой девочкой. Подъехав вплотную к сестре, сидевшей в повозке, спросил на дунганском:

– С ней все нормально?

– Успокоится. Любая девушка на её месте плакала бы. С завтрашнего дня начну учить нашу Турсун дунганскому. Может, это отвлечёт её от страданий разлуки с родителями. Ей нужно внимание… а так девочка хорошая, покладистая. Даст бог, будет хорошей женой… Ты говорил, что к нам присоединится человек русского начальника. Где мы с ним встретимся?

– Там, где остановимся на ночевку. Но туда мы прибудем очень поздно.

– Уже темнеет. Кругом горы. Провожатый хорошо знает дорогу? Дорога узкая, боюсь повозка перевернётся.

– Не переживайте. Я попрошу заменить вам извозчика. Дорога только здесь узкая, дальше будет шире и ровнее. Опустите ширму, а то холодает.

Он понимал переживания Мувазы и только для её успокоения предложил заменить извозчика. Проехав вперед, к началу каравана, сделал распоряжение об этом.

Воспоминания нахлынули на Юсуфа. Тяжелая жизнь была у них с Мувазой. Родители умерли, когда Мувазе было около двенадцати лет, как Турсун сейчас, а ему всего два года. Он, конечно, не помнит, но сестра не раз рассказывала, как погибли родители.

Родители жили в Семиречье, около Токмока, когда в 1875 году родился Юсуф. Жили они тогда, как и многие, бедно, и приглашение единственной сестры матери приехать в Китай из желания помочь им родители приняли сразу. Человек, который принёс весточку от сестры, сказал, что знает их, живут они хорошо, и у них есть собственное дело, связанное со строительством. Он объяснил, как найти их в Китае. Месяца через два после этого, в начале лета, продав небольшой участок собственной земли и домик, доставшийся им от родителей отца, они выехали в Китай. Но в дороге с ними случилось несчастье, произошло это, когда до Турпана было еще далеко.

Мать с Юсуфом на руках, Муваза и две женщины-попутчицы ехали в телеге по ущелью, а отец шёл рядом с телегой. Дорога была горной, и в одном месте из-за большого наклона телега внезапно перевернулась и придавила отца, а людей выбросило из телеги. Все, кроме отца, остались живы. Спасло людей то, что телега перевернулась один раз и застряла, ударившись о дерево, которое росло ниже. Может, и отец остался бы жив, если бы не ударился головой о камень. Чуть позже выяснилось, что мать при падении сломала ногу.

Люди, с которыми ехала семья, похоронили отца и через некоторое время двинулись дальше.

Вся остальная часть дороги до Турпана была сплошной мукой как для матери, так и для Мувазы. У матери были сильные боли, нога распухла, а Муваза была занята Юсуфом, который без конца плакал и просился к маме.

В Турпане нашли лекаря, он осмотрел ногу, сказал, что кость сломана в нескольких местах, наложил жгут и дал ей для обезболивания опиум. Мать положили в постель в одной комнате с другим больным. Мувазу с Юсуфом приютила кыргызская семья, снимавшая у богатого уйгура коровник, приспособленный под жилье, куда был перенесён весь скарб, который везли с собой в Китай.

Первые дни мать все время спала. Муваза почти не отходила от неё, кормила жиденькой смесью из жареной в топленом масле муки, которую готовила приютившая их семья.

На третий день у матери поднялся жар, и она начала бредить. Иногда казалось, сознание возвращалось к ней, и она без конца повторяла адрес тёти в Китае, кого найти, что спросить, и говорить, что они не дунгане, а китайцы из Хэбэя. Потом она потеряла сознание. Через несколько дней нога стала почти фиолетового цвета и начала издавать запах гнили.

Пролежав у лекаря около трех недель, она умерла, не приходя в сознание.

Муваза дала лекарю часть денег, которые нашла у мамы, еще какую-то часть потратила на похороны.

Через неделю после похорон она решила ехать в Китай и найти тётю, которую никогда в жизни не видела. Приютившая их семья договорилась с людьми из каравана, направлявшегося в Пекин. Муваза поблагодарила главу семьи, дала деньги, но он категорически отказался. «Когда-нибудь, может, и мне понадобится помощь, и мне встретятся бескорыстные люди. Тогда и сочтется Аллахом мое добро, сделанное для вас. Береги Юсуфа», – сказал он.

Дорогу от Турпана до Пекина преодолели без больших трудностей. Юсуф не капризничал, как будто чувствовал, что наступили трудные времена, и он теперь сирота.

Приехав в Пекин, Муваза поняла, что весь груз, который был у неё, одной с ребенком на руках нести тяжело, поэтому она решила первым делом избавиться от ненужных вещей. Так как место прибытия каравана было очень людным, она разложила тут же на земле вещи, в основном одеяла, кое-что из посуды, одежду отца и мамы для продажи. Коротко проконсультировавшись о возможной цене с мужчиной, который взял её в свою повозку в Турпане, она начала продавать вещи ровно за половину от предполагаемой стоимости, а некоторые вещи еще дешевле. Через час она распродала почти все, за исключением старого маминого платья. Но оно ей пригодилось. В подол платья она завернула Юсуфа, подняла на спину, а концы платья перекинула через плечи и завязала рукава крест-накрест в районе живота. У нее сразу освободились руки от Юсуфа, и она смогла нести оставшиеся вещи в обеих руках. Несколько раз кули[23] в жалких лохмотьях предлагали свои услуги, но она боялась их.

Как наказывала мать в бреду, в первую очередь, надо было найти на рынке, что был на окраине татарского квартала, мясника по имени Жакуп. Расспрашивая прохожих, Муваза через несколько часов нашла рынок и без проблем отыскала там Жакупа.