– Да ладно, Дженни, – Кевин отхлебнул воды, – давай без ссор. Тем более, что твоему фанатству кто угодно позавидует. Ты самая лучшая.
Дженни вжала голову в плечи, загорелые щёки вмиг зарумянились. От неловкости Эйден округлил глаза и сбежал от разговора. Ленни поддался вперёд:
– Вы сейчас домой? – спросил он, глядя на Андреа и Эйдена.
– Хотелось бы, но я тут допоздна. Надо разобраться с документами, задвинуть инструменты за шторы и подготовиться к инвентаризации… дел много.
– А я, пожалуй, пойду спать, – широко зевнул Эйден, но осёкся, поймав строгий взгляд напротив. – Что?
– …Я думала, ты не прохлаждаться пришёл.
– Я всё ещё отмечаю стукнувшие двадцать два.
– Второй месяц?
– Так это на всё лето, – Эйден, самодовольно хмыкнув, резко отвернулся, надеясь утаить вспыхнувшее беспокойство.
Дженни потянула за рукав Кевина, и тот, попрощавшись, скрылся за входной дверью вместе с подругой. Андреа, пробурчав под нос очередные возмущения, ушла на кухню, а Ленни предпочёл вернуться к методичному протиранию стойки. Эйден минуту-другую наблюдал, как Кейси, отвлечённый мыслями, болтал ногами, и поплёлся между столами к выходу – подышать свежим воздухом и сдержаться от неловких разговоров.
Ленты света тянулись от заката, со стороны холма, к усеянным вдоль песчаного берега домикам. Эйден, облокотившись о забор, уставился на плещущееся под дуновением ветра море. Его отпустила недавняя тревога; хотелось поскорее лечь на кровать и утонуть в ней. След эйфории исчез, и Эйден понял по изнеможению в теле, что потерял сноровку. В прошлом ему удавалось держаться на ногах круглые сутки, одновременно предаваясь развлечениям. Кроме того, в воображении назревал разговор с Андреа о постыдных событиях и просьбах: и смутные объяснения ситуации в Канерберге с потерей денег и здоровья, и факт того, что он задержится в Лоушере дольше, чем планировалось, хотя не раз намекал о переезде в столицу или ещё дальше . Клубок вопросов в голове скрутился и ударил по черепу.
– О чём задумался?
Тихий голос выдернул из раздумий. Кейси бесшумно очутился рядом.
– О взрослых делах, – не поворачиваясь, ответил Эйден. – Прости, что влез в ваш разговор. Сморозил какую-то глупость.
– Ты поддержал меня в начале. Остальное не важно.
Эйден с этим фактом не спорил, хотя наивность начинающего музыканта и лёгкость, с которой тот относился к словам, вызывала смутные подозрения. Он молчал, и с ним молчал юноша. Они прислушивались к южным звукам природы. Эйден, прикрыв ладонью лицо, сквозь пальцы глянул на собеседника – искоса, из любопытства. Природа даровала парню мягкую внешность и чудный голос; к подобным людям невольно присматривались. Профиль Кейси – почти белый, без солнечных следов, и пока молодой, даже детский, по меркам быстро возмужавшего Эйдена. В длинных ресницах и янтарных радужках спутались блики, переливаясь белым золотом. Опустив взгляд чуть ниже, увидел стекающую по ключицам каплю пота, убегающую под ворот футболки…
Фантазии лопнули от короткого смешка. Эйден в момент выпрямился, и взгляды встретились. Неловко. Кейси со странным интересом, без намёка на отвращение, смотрел в ответ; на лице застыла вопрошающая улыбка. «Когда Ленни говорил про прекрасное, он имел ввиду это?» – проскочила мысль от осознания, что иногда человек приковывает к себе внимание не хуже расписанного холста.
– Что-то пить захотелось, – отпрянув от забора, пробормотал Эйден, и размашистыми шагами полетел внутрь кафе.
На безопасном расстоянии он украдкой глянул через плечо – Кейси не пошёл следом. Выдохнув напряжение, ноги сами понесли к бару. Он одёрнул официантку и нервно буркнул просьбу – принести на ужин что-то из остатков на кухне. С замешательством, но девушка всё-таки ушла оформлять заказ, а Ленни склонился над столом, с любопытством ожидая подробностей столкновения на веранде.
– Что-нибудь знаешь об этих парнях-музыкантах? – спросил Эйден, нахмурившись. – Ну, чем занимаются, кроме музыки?
– Ничего особенного, – Ленни пожал плечами и на секунду обратил внимание на стоящего снаружи подростка. – Старшеклассники, живут неподалёку, но часто гуляют тут. Тот светловолосый более общительный, в отличие от своего приятеля.
– И всё?
– По-твоему, я их друг? Да, это всё, – в недоумении, он вскинул брови. – Сам бы пошёл да познакомился поближе.
– О, вот и вкусняшки – Эйден отвлёкся на принесённую порцию разогретой рыбы с грибами. – Мне кажется, у нас разные… ну, взгляды на жизнь, и всё такое. Ты же их видел? Мальчики-одуванчики какие-то.
– Одув?.. А, ты думаешь, они паиньки?
– Когда я учился в школе, таких ребят интересовала только учёба. Ни вечеринок, ни пива, ни секса.
– Да, и, по-моему, ты говорил, что все они уехали в столицу. То, о чём ты мечтал всю жизнь – уехать из Лоушера.
– Ну, – Эйден обдумывал ответ, второпях жуя, – они уехали в крутые университеты. А это скукота. Как же путешествия, азарт, новые знакомства?! Столицы мне мало.
– В таком случае, почему вернулся?
Металлические приборы в беспокойных руках невольно скрипнули по тарелке. С шумным выдохом, Эйден покосился в сторону, разглядывая извивающиеся древесные полосы барной стойки.
– Передышка, – он ответил вполголоса, нахмурившись так, что вены на лбу взбухли, а на веки опустилась мрачная тень. – Но я надолго не задержусь. Мне здесь не место.
***
К закрытию зал опустел, музыка стихла, работники скрылись из виду. Уставшая, с сонным взглядом Андреа, погасив свет, сделала последние усилие – закрыла кафе на ключ, и побрела с Эйденом домой по прохладной тропе. На усеянное космическими кристаллами небо снизошла луна в полном сиянии и осветила молчаливое море, верхушки маленьких домов и силуэты бродящих в поздний час туристов и подростков.
– И так каждый день? – идя медленным шагом, поинтересовался Эйден.
– Нет. – Андреа скрестила руки, пряча ладони в шерстяные складки кофты. – Периодически. Иногда же я вообще не засиживаюсь, только проверяю утром и вечером, как дела у ребят.
– И тебя… всё устраивает? – Эйден не смотрел на её лицо, скрытое в ночной темноте, а пересчитывал камешки, попадающие под сандалии.
– Вполне. – Тон смягчился, словно сказано было с улыбкой. – Не мечта, конечно, но мне нравится. Люди, еда, музыка, а под боком море… я люблю это.
Хотелось расспросить, почему одно и то же место, один и тот же распорядок дня не поглощает обыденностью, не угнетает тоской и чувством, что жизнь замкнулась. Непонимание росло, а с ним и смутная тревога – пока бесцветным сгустком и почти неосязаемо. Не то агрессия, не то печаль… «За себя? За сестру?» – проносились в голове вопросы.
Минуя расстояние, Эйден и Андреа, наконец, шагнули на родную землю. Крона яблони бодро колыхалась, между листьями насвистывал ветер. Дом встретил покоем.
– Я в душ и спать, – отозвалась Андреа, шаркая по лестнице.
Эйден бросил ей в ответ пожелание на ночь и, отыскав зубную щётку и пасту в закромах чемодана, задержался у раковины на кухне. Хлопок по переключателю зажёг старый светильник – в детстве его единственным назначением было освещение шкафа, откуда тащили свежие яблоки, пока родители дремали. Через пару дней под лампой прикрепили рамку с фотографией, сделанную тоже тайком, но уже отцом. На ней – спящие мальчик и девочка, держащие в маленьких ручках наливные сокровища, надкусанные и с желтеющей мякотью. Эйдена проняла ностальгия. Тогда ему и сестре наказали следить за зубами, а потом это стало не важно – пропали наставления вместе с покладистым характером, и в той же неизвестности затерялись детские шалости и мечты.
Мечты… между пальцами стекали капли, падая на металл так же скоротечно, как исчезали цели и стремления. Для кого-то взросление – новый этап к свершению задумок, а для кого-то – внезапный груз ответственности. Эйден отказался от обоих вариантов: веселье для него никогда не заканчивалось.
Он приободрился, озарившись идеей, второпях закончил умываться и через минуту оказался у компьютера – перед тем, как заняться поисками, он смахнул брошенной утром футболкой пыль с монитора и повозился с Интернетом и прочими мелочами после долгого застоя.