Гудков усмехнулся.

– Легко сказать…

– Да не расскажет она никому!

– Скажет – домогался.

– Я буду свидетелем защиты.

– Ага! Херню не городи.

– Ну тогда… хорошего тебе вечера.

Гудков грустно улыбнулся и отбил пятёрку товарищу.

Он пробросил лонг чуть вперед, разбежался и вскочил на доску. Движение унимало дурацкие мысли. Да и мысли вообще. До парковки Гудков добрался быстро. Он убрал доску в багажник, плюхнулся на сидение и открыл все окна – после солнечного дня в салоне было душно. Несколько минут он сидел закрыв глаза, наслаждаясь тишиной, темнотой и бездвижьем. Гудков думал о том, как придёт домой, скинет просоленную одежду, смоет липкую плёнку пыли и пота прохладной водой и душистым ментоловым гелем, выпьет сладкого чаю, наденет чистое бельё и ляжет. Сейчас счастьем казалось просто растянуться на кровати и наслаждаться тем, как расслабляясь, тело растворяется в воздухе. И обязательно на свежем постельном белье. Гудков тряхнул головой. Нужно было ехать. Не дай бог Лиза припрётся раньше.

Гудков завёл машину, и та старчески завизжала – то ли ремень ослаб, то ли генератор издыхает. Гудков покраснел. Было неловко за то, что ездит на старье. Денег на ремонт вечно не оставалось. Он мысленно пожурил себя за слишком дорогие кеды. С другой стороны, тачка всегда находилась на грани поломки, так что он привык. Даже если починить и заменить всё, что можно, приличной машина все равно не станет. Двигатель прогрелся, визг шкивов затих.

Каждый раз, задумываясь о деньгах, не копейках за разнос еды или занятия, а серьёзных деньгах, казалось, что все вокруг зарабатывают больше. Даже Олег. Для него ученики – не заработок. Просто фан.

Олегу повезло. Он рано начал фотографировать, потом переключился на видео и теперь работает оператором на фрилансе. Ничего постоянного, скачет с проекта на проект, и не парится. И имеет втрое больше Гудкова. Гудков ничего не умел. Можно было бы, наверное, подтянуть спецуху, маткад и пойти по диплому инженерить, но одна эта мысль навевала скуку. Но что дальше? Всю жизнь горбатиться, протирая столы? Работай он инженером, у него был бы хоть какой-то рост. Можно было бы освоить новую профессию, но было поздно. Или не поздно. Гудкова ничего не интересовало настолько, чтобы броситься в это дело с головой. Может, он просто неудачник? Человек с покалеченным кругозором? То есть, в самом деле неспособный чем-то глубоко интересоваться, любить? Ведь буквально все вокруг находили что-то, в чём были хороши.

Глаза закололи придорожные баннеры. Реклама Острова с улыбающимися куклами «Все ваши желания для нас – закон», «Остров осуществит ваши самые смелые фантазии». Они перемежались рекламой новых микрорайонов и весенними сэйлами славиков к старту дачного сезона. Гудков вздохнул. Все это для каких-то других людей. Они зарабатывают, покупают вещи и путешествуют… Чёрт! Ведь он хороший человек! И всю жизнь он выживает. Это нечестно. Так быть не должно. Распорядитель мира просто готовит для него нечто фантастическое. За всё, что с ним произошло, должна быть награда? Нет, возможность. Да, возможность всё изменить. От этих мыслей Гудкова охватила привычная тоска, ощущение безысходности и нарастающая паника. Гудков стал снова думать о прохладном душе и о том, как после разляжется перед телевизором.

Гудков любил возвращаться домой, когда за окнами было темно. Квартира была его частью. Вечером это ощущалось острее. Темнота на улице и желтый свет люстр делали ее совершенно отрезанной от мира. Когда соседи и прохожие не сильно шумели, можно было представить, что ты в космическом корабле, один на один со вселенной – ты, немногочисленные мысли и призраки. Последних в этом доме хватало. Родители, бабушка. Пожалуй, они и делали это место особенным. Все здесь Гудков давно переделал, и дом не походил на то место, где он вырос. Убрал перегородку в кухне и большой комнате, сделав современную гостиную, постелил ламинат, вставил стеклопакеты – в общем, постарался осовременить ее. Материалы были недорогие, и лоск быстро исчез, но Гудков был доволен тем, что появился вектор развития. Единственное, что осталось нетронутым – обои на большой стене в гостиной. Отец решил оживить тусклые дешевые обои, и нарисовал на стене ночной пейзаж, с лесом на переднем плане и огромной горой сзади; с вершины горы вниз струилась тонкая тропинка, она приближалась и плавно расширялась, своим началом упираясь в пол комнаты. Гудкова завораживала сказочность этого рисунка. Когда родители умерли, бабушка поставила на вершине горы две точки. Тогда он назвал все это глупостью, наговорил обидных слов. Но потом сам пририсовал еще одну точку. Он мечтал, что во сне часть его отделяется от тела, встает на эту тропинку, бежит до самого верха, где его ждут.

Из-за этого ему часто было неловко ходить по дому голым и водить домой женщин. Но избавиться от нее Гудкову и в голову бы не пришло.

– Ну что, ещё раунд напоследок?

Лиза встала на четвереньки, оттопырила зад и потрясла им.

– Сил нет.

Гудков рухнул на кровать, нашарил под подушкой пульт и включил телевизор.

– … подсудимому вменяется…

– Ой, переключи!

– Мне нравится.

Лиза хмыкнула.

– Хотя бы звук выключи. Терпеть не могу эту мерзость.

– Почему?

– Потому, – отрезала Лиза. Она встала с постели и стала шарить по тёмному полу в поисках одежды.

– Свет?

– Нашла, – огрызнулась она. Успокаивать её всплеск Гудкову не хотелось, он пожал плечами и уставился в телек. Выключенный звук ничего не менял. Говорили всегда приблизительно одно и то же. Все доказательства демонстрировали зрителям; разобрать, что на фото и без звука было несложно.

– А почему ты просто не купишь себе славика? Сделала бы из него куклу…

Лиза натянула лямки лифчика на плечи и заправила грудь в чашечки.

– А зачем?

– Да вот за этим, – Гудков махнул рукой на измятую постель.

– Зачем? Я и так справляюсь.

– Это было бы проще.

– Миша бы ему сразу член отрезал, – рассмеялась Лиза. – Плюс неинтересно, если тебе не могут отказать.

– Неужели?

– Детка, если бы ты действительно не хотел, меня бы здесь не было. Ты просто как маленький. Дуешь губки и винишь всех вокруг, но на самом деле рад, когда за тебя всё решают.

Гудков хотел начать оправдываться, но Лиза его остановила.

– Антош, мне ещё не хватало на отдыхе мозг разборками и «серьезными разговорами» грузить.

Гудков натянул трусы и прислонившись к косяку смотрел, как Лиза обувается и правит причёску и макияж.

– Ну всё, детка. Я готова! До скорой встречи, – девушка поцеловала его в губы и оттянула трусы. – И тебе пока, красавчик!

Гудкову не терпелось закрыть за ней дверь и завалиться на час перед телеком, но на пороге Лиза остановилась и вернулась в квартиру.

– Я ж за занятие не отдала, – она полезла в сумку и выложила на полку для ключей две пятитысячные бумажки.

– Эм… Хочешь абонемент взять?

– Это за сегодня, малыш, – рассмеялась она.

– Лиз, это много! Я не…

– Считай это взносом на ремонт жилища. А то пора уже избавиться от этой нелепой мазни, – Лиза кивнула на стену гостиной.

Девушка уже спускалась по лестнице. Бежать за ней по подъезду в неглиже Гудков не собирался. Он вздохнул и закрыл дверь.

– Я ей шлюха, что ли?! – зло посмотрел на деньги Гудков. Трогать их не хотелось. Он прошёл в комнату, но скоро снова вернулся в коридор. Закрыл входную дверь на щеколду, погасил свет, долго смотрел на деньги и в конце концов брезгливо взял и убрал в лежавший рядом бумажник.

Гудкова снова охватило неприятное чувство, будто родители сейчас отвлеклись от своих призрачных дел и стоят здесь, невидимые, и смотрят на него. По спине прокатилась волна мурашек. Стало не по себе и стыдно. Гудков включил свет. Постояв немного, он зажмурился и выдохнул.

– К чёрту, – он бросил бумажник на место, щелкнул выключателем и пошёл в комнату.

Измятая простынь вызывала отвращение. Гудков поднял с пола подушки и одеяло, и набросил на большое влажное пятно в середине кровати. Пора было ложиться, но спать не хотелось, к тому же, лучше подождать, пока одеяло немного просушит лужу. Гудков отодвинул штору. За окном через дорогу стоял дом. Это была элитная постройка с кичливым гранитным фасадом, собственным фитнес-центром, СПА и небольшим околодомовым сквером, огороженная от простых смертных высоким кованым забором с пиками. Дорога была узкой, двухполосной, поэтому в окнах можно было разглядеть лица людей. Окна квартиры, интересовавшей Гудкова, горели тихим оранжевым светом ночников. Гудков не удивился – хозяйка частенько ложилась поздно.