Олег катался поодаль и подкатил к Гудкову.

– Пиндец!.. – сказал Гудков, когда Даня отошел подальше. – Такое ощущение, что ему мозжечок удалили. И ведь видно – старается.

Олег рассмеялся.

– А кукла ничего такая… – мечтательно вздохнул Гудков.

Олег хмыкнул. Оба смотрели вслед удаляющейся парочке – мальчик ехал на доске, женщина семенила рядом

– Я бы от такой не отказался, – сказал Гудков. – Был бы с ней милым и добрым. Как думаешь, за что её?

Олег пожал плечами.

– За что и всех остальных смазливых девчонок…

Олег был против славиков и закрытия тюрем, точнее – против хозяев и плантаторов. Он даже несколько раз участвовал в митингах, но в последний раз ретивые полицейские уложили его в больницу – буквально отбили желание участвовать в протестах. И как многие «тюремщики» он считал, что новая система развязала руки работорговле, и половина славиков ничего не сделала – просто понравились какому-то толстосуму.

– Не нагнетай. Кто-то сочинил все это, какой-нибудь любитель теории заговора, а вы разносите…

Олег с сочувствием посмотрел на друга. Снова спорить с Гудковым ему не хотелось.

– Поехали. Посветишь кедосами, пока не стыдно ещё, – усмехнулся он.

Олег частенько поддевал Гудкова за его потребность во внимании. Родители погибли, когда Гудкову было пятнадцать. Выпивший отец сел за руль и угробил себя и мать. Гудков давно перестал винить его. Папа был отличным мужиком – художником, да и вообще мастеровитым, – но плохо справлялся с трудностями. А они пошли непрерывным товарным составом – сначала заболела мама, потом кризис, съел все сбережения, следом закрыли завод, – запил. Денег всегда не хватало. И чем сильнее, тем больше отец пил. А потом родители умерли. Гудков остался с бабушкой. Пенсии не хватало, пришлось после школы и в выходные подрабатывать – курьером, грузчиком, помощником мастера в автосервисе. Бабушка заболела, когда Гудков учился в институте. Атеросклероз сосудов сердца. Хотелось положить в хорошую клинику, но нужно было продавать квартиру. Но Гудков был несовершеннолетним, а бабушка отказалась: «Я все равно скоро помру, а тебе еще жить». Шунтирование прошло неудачно.

С тех пор бедность для Гудкова стала синонимом смерти. И Гудков всеми силами старался выглядеть с иголочки и не переставать зарабатывать. Чтобы если эта старуха вдруг посмотрит на него – увидела хорошо одетого загорелого парня, а не блеклого нищего мужичка без возраста, и прошла мимо. И когда нужно было решать, идти работать по специальности и пахать там несколько лет за копейки или остаться официантом, но с зарплатой втрое выше, Гудков без колебаний выбрал последнее. В душе он надеялся, что когда-нибудь сама жизнь подкинет ему козырную карту, и он избавится от своей никчемной работы. Но быстро осаживал себя – выглядело так, что судьба его ненавидит и, если ничего не происходит, скорее она готовит ему очередную яму с дерьмом, чем подарок. Олег все это знал, и, кажется, даже понимал. Но продолжал периодически подкалывать Гудкова, называя это «терапевтической постановкой мозгов на место» и «прививкой нормальных ценностей».

Гудков посмотрел на часы. До следующего занятия времени было полно. Он кивнул. Конец весны – самое лучшее время. Запахи яркие, приторные, но дышалось этой густой смесью приятно и жадно; жара днем легче, а вечера свежие; музыка и толпы еще не раздражают, а создают ощущение общности и праздника. Гудков знал, что продлится это всего пару недель, и не хотел упустить ни дня.

К приезду Лизы Гудков расшиб себе локоть и стёр колено.

– Какой ты красавчик! Тебя ограбили? – рассмеялась девушка,

– Привет, Олежек!

Олег кивнул и отъехал в другой конец площадки.

Девушка попыталась поцеловать Гудкова в губы, но отстранился и осмотрелся.

– Не здесь.

Лиза рассмеялась.

– Трусишка.

– Ну, чего сегодня поделаем?

– Есть у меня одна идея…

– Лиз, хватит.

– Ты же у нас инструктор…

Лиза занималась у него второй год. Не то что бы она стремилась чему-то научиться, просто нравилось тусоваться в парке, есть пончики сидя на траве после и делать вид, что она чуть младше, чем есть. На занятия она всегда приезжала в мини-юбках и весьма откровенных топах.

Они заехали в отдаленную часть парка. Лиза соскочила с доски и набросилась на Гудкова. Доска из-под Гудкова вылетела, а сам он едва удержался на ногах.

– Лиз! Бллин! Ты что творишь?

Не обращая внимания на брюзжание, Лиза потянула Гудкова с дороги в негустой лесок.

– Лиз, нет! Хорош!

– Ну что ты такой трусишка?

– Я сто раз объяснял, что это моё рабочее место.

– Тогда поехали к тебе.

– У меня ещё два занятия сегодня.

– Отмени.

– Не могу.

– Я оплачу, – она засунула руку в штаны Гудкова. Он отпрыгнул.

– Прекрати! Не в деньгах дело!..

– Попроси Олега.

– Я не могу каждый раз его просить.

– Мой срочно улетел… Вернётся завтра. У меня нельзя, но у тебя можно. На ночь.

– Ты слышишь меня вообще? У меня два занятия ещё.

– До скольки?

– Лиз, я не хочу… Если муж узнает? Он же меня прибьет.

– А если будешь мне отказывать, я ему сама скажу. Что приставал ко мне.

Гудков побелел. За домогательства и так можно было попасть в куклы на годик. А Лизин муж был какой-то ещё ко всему шишкой в ФСБ.

– Ты всех своих любовников так удерживаешь?

– А кроме тебя никто от халявного секса не отказывается… – рассмеялась девушка. – Ну что ты скис? Я же пошутила. Не скажу я ему, не волнуйся.

Она снова кинулась на шею Гудкову, но он отстранился.

– К одиннадцати буду дома, – Гудков поплёлся за доской. – Только у меня ни еды, ни алкоголя… Вчера лень было. И не на ночь. Мне вставать рано.

Они вернулись на площадку. Олег всё так же тренировался в дальнем конце.

– Ну что, ровно в полночь?

– У нас ещё полчаса с тобой…

– Вот приеду и дозанимаемся, – подмигнула Лиза. Она посмотрела за плечо Гудкова, на Олега.

– Делает вид, что не с нами. – хихикнула Лиза. – Мне кажется, твой друг меня недолюбливает…

– Ну что ты! С чего бы это?! – мрачно хмыкнул Гудков.

– Не паясничай, – строго отрезала Лиза. И Гудков внутренне съежился. Но тут же она снова невинно улыбнулась. – Я по магазинам пока. Всё. До встречи.

Она чмокнула его в щёку.

– Олежек, пока!

Олег сделал вид, что не слышит.

– Ну всё, сладкий. Не задерживайся. И успей принять душ. У меня на тебя большие планы, и не хочется тратить время…

– Опять? – Олег подъехал, когда Лиза уже скрылась из виду.

– Я её боюсь… – признался Гудков.

Олег пожал плечами.

– Сказала, что если откажу, расскажет мужу.

– Не расскажет, – Олег пританцовывал на доске, поднимая и опуская нос лонгборда. – Тебе, конечно, ноги выдернут. Но её лафа тоже закончится. Она не настолько дурная.

– Хорошо хоть красивая.

– Вот смотришь на твоих баб и кажется, что «красивая» – синоним «отбитой». Может, тебе сменить парадигму? Порой дешевые кеды и удобнее, и живут дольше.

– Надо стремиться к лучшему. Живёшь не по средствам, и это стимулирует тебя к переменам.

– Или загоняет в угол, – Олег улыбнулся.

– Может, и так. Надоело всё. Решать, волноваться. В углу проще. Там уже ничего не решаешь.

Олег удивленно смотрел на товарища.

– Такой ты странный, Антох…

– А кто нет?

Было тепло, но сумеречное небо отдавало чем-то зимним и при взгляде на него у Гудкова по спине пробежали мурашки озноба. Зажглась иллюминация, фонари. Теперь стала слышна игравшая в парке музыка: то ли её тоже только включили, то ли в темноте обострился слух. От трескотни проснувшихся цикад всех мастей уши словно чесались. Уезжать не хотелось. Вечер был таким гармоничным, ненавязчивым и уютным, а дома – вынужденность с Лизой.

– Так не едь, – спокойно резюмировал Олег.