— Она ушла, — послышался голос откуда-то сбоку.

Годжо резко открыл глаза и подтянулся на руках, отрывая лицо от подушки.

— Ты что здесь забыл, Фушигуро? — спросил он хриплым спросонья голосом.

— И тебе доброе утро, — сказал Тоджи.

Он вальяжно расположился в кресле, которое стояло в углу комнаты. Годжо по дурной привычке туда часто вещи бросал, а если говорить точнее, складировал. Но сейчас половину дорогого шмотья Тоджи скинул, чтобы нормально сесть. Годжо раздражённо фыркнул, сонно проморгавшись. Не такой он компании сутра ожидал. Откинул одеяло и встал босыми ступнями на пол.

— Прикройся, — кинул Тоджи, поморщившись.

— Неужели мой член будоражит твою тонкую душевную организацию? — спросил Годжо, приподняв светлую бровь.

— Скорее оскорбляет моё чувство прекрасного, — фыркнул Тоджи.

— Завидуй молча, — усмехнулся Годжо

— Было бы чему, — скривил губы Тоджи.

— Так есть, чему. Неужели ослеп на старости лет? — спросил Годжо.

— Нет, к твоим причиндалам всегда надо было приглядываться через микроскоп, а лучше из прицела снайперской винтовки.

— Ба, у кого-то голос прорезался. Как ты сам от своего яда ещё не помер?

— Не дождёшься, у меня иммунитет. Предлагаю закончить наш обмен любезностями.

— И развеять то сексуальное напряжение, что витает между нами? — усмехнулся Годжо.

— Не забывайся, малыш Сатору. Я тебе не клиент, — посмотрел на него Тоджи.

— А хотел бы им стать? — вызывающе улыбнулся Годжо.

— Сучонок, — сказал Тоджи, но беззлобно, и кинул в Сатору домашними, спортивными штанами, что валялись в ворохе скинутой на пол одежды.

Годжо тихо рассмеялся, зная, что первый раунд за ним. Сколько ещё предстоит выстоять, пока не ясно. Но это будет хорошей компенсацией за испорченное утро.

— Так что ты здесь забыл? — уже без игривости в голосе спросил Годжо.

— Ты не брал трубку весь вечер, а потом и ночь. И изрядно напряг Нанами, — пояснил Тоджи.

— Я был занят, — коротко сказал Годжо.

— Я заметил, — улыбнулся Тоджи. — И давно ты клиенток к себе на дом водишь?

— Не твоё дело, — бросил Годжо, натягивая штаны на голое тело.

— Хотя… может, она и не клиентка вовсе, — протянул нараспев Тоджи своим бархатным, прокуренным голосом.

Что ж, привычки старого мартовского кота никогда не выветриваются, а остаются на всю жизнь, чуть ли не до гробовой доски.

— Я же сказал, не твоё дело, — поморщился Сатору, медленно беря курс в сторону кухни. — Кофе будешь?

— Буду, если в кружку не плюнешь, — Тоджи встал и пошёл за ним, внимательно разглядывая широкую спину в чужих отметинах.

— Не плюну, если бесить прекратишь, — отозвался Сатору.

— Ничего обещать не могу, — сказал Тоджи.

Они прошли на просторную кухню. Годжо тут же безошибочно, по отработанному маршруту привычными движениями принялся готовить кофе: турка, молотые зёрна, вода, плита. Тоджи видел, что здесь, в этом слишком большом, полном воздуха и света месте редко ели, ещё реже что-то готовили, кроме ароматного, вызывающего зависимость напитка из кофеина. Он уселся на стул и достал из кармана джинсов пачку сигарет. Прихватил губами одну. Годжо подошёл к нему и без вопросов подцепил пальцами вторую. Наклонился, когда Тоджи достал зажигалку, и прикурил.

— На голодный желудок, — осуждающе протянул Тоджи.

— А сам-то, — фыркнул Сатору. — И давно ты включил папочку? Жизнь с сыном на тебя дурно влияет.

— Разве дурно? — спросил Тоджи.

— Ты размяк. Непривычно видеть, — прокомментировал Сатору.

— А ты как будто не рад.

— Рад. Если Мегуми рад, то и я тоже.

— С ним пока всё сложно, — отозвался Тоджи.

Нехотя. Он всегда не любил поднимать тему семьи. Как тогда, когда бессмысленно и опасно дрейфовал на волнах жизни этой непростой, так и сейчас, когда вернулся в тёплую гавань к жене и сыну.

— Ещё бы, — усмехнулся Годжо и сделал затяжку.

— Ты б навестил его. Скучает, — сказал Тоджи. — Со своими собаками только и возится, а слушает лишь мать. Меня через пень колоду.

— А ты как хотел? — спросил Сатору. — И вообще, просишь меня навестить сына, а сам не переживаешь, что он со шлюхой будет общаться?

Тоджи невесело усмехнулся.

— И давно ты словосочетание «элитный эскорт» так ёмко упаковал?

— Вещи надо называть своими именами, — сказал Сатору, стряхнув пепел в пепельницу и очень вовремя подхватил турку, чтобы содержимое в ней не пролилось на плоский, тёмный сенсор.

— Тогда завязывай с этим, — сказал Тоджи.

— Ты мне морали читать пришёл, папочка? — спросил Сатору, достав из шкафчика две кружки.

— Добавь больше яда в голос, а то фальшиво звучишь, — усмехнулся Тоджи.

Сатору посмотрел на него из-за плеча с зажатой в зубах сигаретой и показал средний палец. Тоджи закатил глаза. Ну что с пацана взять? Весь исходится отравой, шипы наружу выставляет. Правду говорят, чем ярче окраска, тем особь ядовитей. Но в природе и обманки существуют. Некоторые хитрецы настолько преисполнились в познании жизни, что начали косить под своих опасных собратьев, хотя в теории и мухи не обидят. Лишь бы их не трогали, не тыкали пальцем да палкой, не пытались разодрать мягкое нутро когтями, зубами или клювом. Годжо балансировал где-то на грани между двумя крайностями одной сущности.

— Перезвони Нанами, — сказал Тоджи, решив сменить тему.

— Перезвоню, — Сатору поставил перед ним кружку ароматного кофе. — Хотя, ты наверное уже доложил.

— Не без этого, — бросил Тоджи. — Не смотри на меня так. Я как раз по телефону с ним разговаривал, когда твоя девка из квартиры выходила.

— Сама, значит, ушла, — задумчиво протянул Сатору.

— А ты думал, я спровадил? — удивился Тоджи.

— Да кто тебя знает, — раздражённо фыркнул Годжо. — Ничего не сказала? Вы с ней вообще говорили?

— Парой фраз перекинулись, — ответил Тоджи, облокотившись на спинку стула.

Его взгляд Годжо не понравился.

— И какими же? — спросил он медленно.

— Ты мне лучше скажи: она знала, кем ты работаешь?

— Нет.

— Теперь знает.

— Чёртов ублюдок, — выдохнул Годжо слишком спокойно.

— А ты её посвящать не планировал? — улыбнулся Тоджи, сделав глоток горячего кофе и даже не поморщившись от высокой температуры.

— Знаешь ли, я не говорю, что трахаюсь за деньги, каждому встреченному мной человеку, особенно, если он мне действительно понравился, — сказал Годжо.

— А она тебе понравилась?

— Представь себе.

— Или понравилась её схожесть с кое-кем?

Годжо поднял на Тоджи тяжёлый взгляд. В такие минуты его обычно ясные, красивые глаза становились пасмурными, в них с треском, воем ломались льды, покрывающие холодные, северные моря. Тихая ярость тлела синим пламенем.

— Да брось ты отрицать, — кинул Тоджи. — Высокая, ноги от ушей, темноволосая, темноглазая лисица. Почти он, только изящнее.

— Зря я тебе в кофе не плюнул, — мгновенно изменился в лице Годжо. — Или яду не подсыпал.

— Тогда бы Мегуми расстроится, — сказал Тоджи.

— К сожалению, да, — посмотрел на него Годжо.

— А ты давай, завязывай чудить. Или малыш Нанами до пенсии не доживёт, потому что до седых волос ты его уже довёл, — Тоджи поднялся со стула, собираясь уходить. Сигарета тлела у него в зубах.

— Так пусть и не беспокоится за меня. С моста сигать я пока не собираюсь. Обслуживать компанию на десять человек с коксом и тоннами бухла тоже, — сказал Годжо.

— Вот уж не надо. Ты нас тогда знатно напугал, — кинул Тоджи. — Мы решили, что совсем с башкой беда. Кто ж знал, что малышу Сатору не острых ощущений захотелось, а очередного проблемного подростка из беды выручить.

— Я периодически чищу карму, знаешь ли, — улыбнулся Годжо. — Хотя, идея быть оттраха…

Он не закончил. Тоджи подошёл к нему близко-близко, посмотрел прямо в глаза тёмным, немигающим взглядом раскосых глаз и тихо, холодно произнёс, туша сигарету в пепельнице:

— Знаешь что, чудо-мальчик, за тебя незаслуженно много людей волнуется. Незаслуженно много людей готовы жопу рвать. Сам виноват. Спас, приручил, с рук некоторых кормил, привязал к себе, а теперь медленно тихим самоубийством занимаешься прямо у них на глазах. Ладно на блядство твоё сквозь пальцы терпеливо смотрят, надеясь, что одумаешься, но ты же не одумаешься, не остепенишься…