– Bu akşam ölürüm beni kimse tutamaz
Sen bile tutamazsın yıldızlar tutamaz
Bir uçurum gibi düşerim gözlerinden
Gözlerin beni tutamaz17! – Исполняет Окан строчки грустного турецкого хита.
У него получается вполне талантливо. Мы хихикаем. Окану подпевает какой-то крепкий авторитетный киргиз. Он тоже накачен вином. Они обнимаются и продолжают петь. Крепкий киргиз, который в будущем станет моим другом, пытается вырвать çekpas у Окана, мол, дай мне тоже выступить на сцене. Им весело. Нам тоже.
Я быстро разгрузил свою тачку и хотел было улизнуть от посудомойщицы. Но не тут – то было! Она снова орёт, как резаная и смотрит на меня взбешёнными глазами.
Ноги мокрые. Я хлюпаю ими по Büyük Teras, оставляя следы воды. Народу становится чуть меньше.
Я отправляюсь в четвёртый рейс. Темп немного снизился. Киргизы лениво попивают воду, соки, а кто и пиво, виски с колой, водку. Я дисциплинирован, всё-таки первый день. Ничего не ем, ничего не пью. Айбек красный как помидор. Он уже под мухой. Он пытается смотреть на меня со злобой, но у него не получается. Я улыбаюсь, он тоже.
Айкал-шеф озирается на background с сигаретой в зубах – я понимаю, что порядок здесь далеко не железный. В приличном бишкекском отеле так делать нельзя.
Возвращаюсь в зал, он почти пуст. Веду тачку на background в пятый раз. Узкий закулисный коридор забит брошенными неразгруженными тачками. Киргизы прячутся от самой сложной работы под названием araba boşal18.
21:30
Появилось время отдышаться. Я ошеломлён темпом и объёмом работы. Начальство даёт задание протирать ножки столов. Всюду темно, свет в залах выключили. О качестве работы не может быть и речи. Я тороплю время. Хочется присесть.
Получаем новое задание. Переливаем недопитое вино, заполняя бутылки. С водой поступаем также. Это работа называется коротко: su, şarap19.
Курды работают отдельными группами, киргизы тоже.
Айбек сдружился с Жеңишом, спокойным парнем из Оша. Я лучше запомнил его кличку, Джекуля. Улыбчивый, рыжеватый Жеңиш предлагает мне глотнуть вина. Не думая, соглашаюсь. Айбек это одобряет. Его лицо от алкоголя распухло так, словно его избили до полусмерти. Время идёт медленно. Мы упаковываем в большие пакеты пустые бутылки из-под вина – их чуть меньше сотни. Нас заставили их подсчитать. Потом пластиковые – из-под воды. Относим всё это за несколько рейсов в наружные мусорные баки. Отчитываемся перед начальниками о количестве выброшенных бутылок – им не особо интересно. Они заняты распределением между собой сигарет из подаренной русскими пачки.
1 – (англ. – Какого х…!)
2 – (тур. – Принеси два бокала белого вина!)
3 – (англ. – Два бокала белого вина! Быстро!)
4 – (тур. – Работай!)
5 – (тур. – Увози тачку!)
6 – (тур. – Хорошо, понял, OK)
7 – (тур. – приборы)
8 – (тур. – ножи, вилки)
9 – (тур. – мусорщик)
10 – (тур. – официант)
11 – (кирг. – Пошевеливайтесь)
12 – (кирг. – Здесь)
13 – (тур. – машина)
14 – (тур. – Ешь, ешь)
15 – (кирг. – Нет)
16 – (тур. – швабра)
17 – (тур. – Этим вечером я умру, никто меня не удержит,
Даже ты не остановишь, звёзды не остановят
Сорвусь я с утёса у тебя на глазах,
И даже глаза твои меня не удержат!)
18 – (тур. – освобождение тачек)
19 – (тур. – вода, вино)
***
22:30.
Митинг! Митинг! – Звучат голоса.
Выходим из закулисья в Ara Koridor. Ночной митинг проходит в смежной части между Ara Koridor и İç Teras. Все устали, митинг проходит сидя.
Девушки-киргизки сидят отдельной кучкой.
– Background bitti mi1? – Обращается к киргизам Erdal şef.
Это был низкорослый, невероятно подвижный и амбициозный парень. За глаза мы называли его сперматозоидом, я так придумал. Ему было двадцать четыре. Но выглядел Эрдал-шеф старо, на все тридцать три.
– Evet2, – отвечает крепкий авторитетный киргиз.
– Su, şarap bitti mi? – продолжает расспрос Эрдал-шеф.
– Evet, – отвечает Джекуля.
Начальство раздаёт задания для каждого и объявляет mola – on beş dakika3. Я иду пить крепкий кофе, так как курить бросил два года назад.
Мне дали задание привести в порядок шкафы во всех залах. Я никуда не тороплюсь. Спокойно дорабатываю смену.
00:00.
Конец смены. Мы столпились вокруг начальников в Ara Koridor. Они придирчиво оглядываются по сторонам, не желая отпускать нас.
– Git4! – Командует Эрдал-шеф.
Мы быстрым шагом спускаемся на первый этаж. Проходя мимо прачечной, многие с трудом снимают прилипшие к телу потные футболки и скидывают их в огромную деревянную коробку.
– Жумуш жактыбы5? – Спрашивает Айбек.
– Средне, – отвечаю я на русском, – сагачы6?
– Жок, нах…!
1 – (тур. – закончили?)
2 – (тур. – да)
3 – (тур. – перерыв – пятнадцать минут)
4 – (тур. – идите!)
5 – (кирг. – Работа понравилась?)
6 – (кирг. – а тебе?)
***
В точно таком же темпе прошёл и следующий рабочий день. А потом и третий, четвёртый. Каждый день происходило почти одно и то же: стычки киргизов между собой, но чаще с курдами, пьянки, знакомства с туристами и так далее.
Как всегда, наводить порядок на background отправляли только киргизов. Это было самое паршивое место: влага, помои, горы грязной посуды, битое стекло и грозный Окан. Посудомойщица-курдянка продолжала орать на меня, я так и не узнал причины, и не узнал её имени. Я делал то же, что и остальные, но она словно поджидала меня одного.
Свободное от работы время я тратил на страницы Ремарка, переживал за его героев. Это помогало мне жить. Затем погружался в таинственный восточный мир Османской Империи, следил за ходом истории Турции, её отношениями с Англией, Францией, Австрией, за войнами с Россией. История была для меня безграничным океаном, в котором я свободно плавал на любом судне и при любой погоде, будучи капитаном.
В Кемере я покупал книги у старой русской женщины по смешной цене. Тётя Лариса работала на почте и добывала книги на русском языке, потом продавала туристам, накидывая на них по две-три лиры. Для меня тётя Лариса была сокровищем. С её помощью я отправлял домой открытки. Это было по-старому, романтично:
Привет, мои дорогие!
Это Нурик. Тут очень жарко и влажно. Народ очень милый, я завёл прекрасных друзей. Работа тяжёлая, но мне кажется, я справлюсь. Люблю вас и обнимаю!
Ваш сын.
– Немцы, например, по десять-пятнадцать открыток отправляют, – говорила Тётя Лариса, – это у них сейчас модно.
– Десять – это слишком пошло, – говорю я, – одну раз в месяц можно отправить.
– Слушай, ты вообще, откуда родом? И по-русски хорошо говоришь, и читающий.
– Из Кыргызстана.
– А где ты язык выучил?
– В Бишкеке окончил русскую школу. Мать всю жизнь русский язык и литературу преподавала. Оттуда любовь к книгам.
– Прелесть!
– Мне говорят, что я должен был родиться в девятнадцатом веке, когда мужчины стреляли друг в друга ради женщин, а иногда и сами в себя стреляли. Они считают меня не таким. Каким-то другим. Один товарищ назвал меня поэтом, но я не поэт.
– Врут они. Ты их не слушай! Это они родились не такими. А девушка-то есть?
– Нет.
– Не верю, знаешь, не верю. Ведь общаешься же с кем-нибудь!
– Нет, не общаюсь. Есть одна, которая мне нравится, но она меня избегает.
– Вот дура! – Тётя Лариса угрожающе потрясла грубым кулаком.
***
00:00.
Салима меня избегает.
Кончилась очередная смена. Я нарочно не захожу в столовую, так как знаю, что Салима после работы не ест. Иду за ней. До ложмана идти минут двадцать. Она с подругой, Айдай. Я пытаюсь заговорить с Салимой, но Айдай, этот бдительный сторожевой пёс, охраняет её. Я отстаю шагов на десять. До меня доносится их болтовня.
