Роман и Иван ушли наверх, выбирать место для груши среди заставленного тренажерами спортзала и сейчас слышен был их веселый спор: «давай в углу, там и дырка есть уже, потом остынешь когда, хоть спотыкаться не будем», – это, конечно, благоразумный Иван, храни его силы, уговаривает Романа. «Ты в меня не веришь, да? Думаешь, брошу, как лыжи? Нет, бокс – это не лыжи! Бокс сделает меня сильным, я смогу драться. И на улицу ради этого рано вставать не надо!», – «Ах, ты, лентяй».
Шэнь вдруг подумал, что с ним сын никогда не бывает таким задорным и откровенным. В их диалогах всегда ощущалась некая напряженность. Шэнь стремился указать сыну правильный путь, а Роман стремился ему соответствовать, порой придавливая свои чувства, порой откровенно привирая, лишь бы в глазах отца не вспыхнул презрительный огонек. Рома хорошо запомнил, как этот огонек вспыхнул. Долгое время в школе он не мог привыкнуть к тому, что нужно все делать по часам. Отец никогда не заставлял Романа следовать времени, и тот просто не мог управиться со всеми пятиминутками, сорокаминутками и большими переменами. В очередной раз, когда он опоздал на урок, получив справедливый нагоняй от учительницы, душа не выдержала. Он пересел на заднюю парту и начал разрисовывать ее ручкой, скрывая за этим дрожащую губу и страстное желание расплакаться.
– Э, ты рисовать будешь, а мне стирать? – услышал он возмущенный шепот спереди.
Это был Ильдар, самый высокий из его одноклассников парень. Форму по размеру ему еще не пошили, и он носил белую рубашку с брюками, выгодно отличаясь от остальных. Роман завидовал его длинным волосам, которые он собирал в гульку на голове. Учительница, правда, несколько раз уже предложила сбрить, но отец Ильдара был против. А его папа любит короткие стрижки…
Мальчишеская дружба завязывается быстро и накрепко, поэтому уже через пару дней Ильдар гонял Романа, чтобы тот успевал вовремя. Ивану оставалось только ухмыляться, видя, как его воспитанник выбегает из машины, стремясь на встречу рослому не по годам, чернявому парню. Они быстро обнаружили общие интересы – «Linkin Park», «Call of duty» и, неделю пробившись по онлайну, решили, что надо уже объединиться. Привыкший к свободе, Роман позвал друга в гости, и Иван с поварихой только посмеивались на возгласы мальчишек, в которых они ругали друг друга за нерасторопность. А потом пришел отец. Он вошел в комнату, как обычно, без звука. Два мальчишки в креслах-мешках склонились, каждый – к своему ноутбуку и щебетали на им лишь понятном языке. Но готовая улыбка радости за сына вспорхнула испуганной птицей. Он разглядел, С КЕМ его сын.
– Папа, Ильдар такой классный! Только он тебя стесняется! Почему ты не настоял, чтобы он остался у нас поужинать? Сегодня же утиные шейки! – сыпал вопросами Роман, перебивая сам себя. Он был еще слишком мал, чтобы почувствовать в молчании отца опасную нотку.
– Роман, я не могу настаивать, но прошу: не приглашай этого мальчика к нам в дом.
Шэнь произнес эти слова, и увидел, как вспыхнул сын.
– Почему? Почему так? Он же тебе ничего плохого не сделал!
– Этот мальчик – иной веры. Веры, которая недостойна существования. Он мусульманин, Роман.
Роме стало обидно за друга – разве он выбирал веру и родителей! Причем здесь вообще мусульманство, если он классный? И со всем пылом первой дружеской привязанности он стал защищать Ильдара. Отец молчал, складывая в четырехугольник салфетку. А потом перевел взгляд на Рому, и тот впервые увидел этот страшный огонек презрения. Презрения к глупости своего ребенка, который не понимает простых вещей о том, что такие, как Ильдар, недостойны дружбы. Адское пламя, в котором погиб Крэбб10 и то опалило бы Рому меньше. Он прервал сам себя и вышел из-за стола. Больше об Ильдаре он с отцом не заговаривал.
У него вошло в привычку советоваться с Иваном о своих планах и намерениях. Так было спокойнее. Иван никогда не осуждал, не спорил с ним. Мог только задуматься, пожевывая губу, а потом мягко сказать: «Давай господину Шэню скажем, что ты поехал на тренировки по актерскому мастерству. В конце концов, просмотр спектакля – те же тренировки». Иван знал, что сколь быстро появляется у Ромы интерес к чему-то, также он и исчезает. К примеру, горные лыжи. Собирался в Инсбруке катать, заказал экипировку именную, Иван нашел учителя с десятилетним стажем. В итоге сразу после поездки Роман спрятал лыжи подальше. Сказал, что муторно это – вставать пораньше, успевать на склон до толпы. Иван-то понял, что мальчик больше всего опасался расстроить отца неидеальными прокатами. Иных у него и не получалось, ведь только опыт здесь поможет. Рому это не убедило, и лыжи продолжали тоскливо гнить в подвале. Шэнь больше всего опасался, что мать передала сыну страсть к непостоянству. Из кувшина в чашку можно налить лишь то, что в нем было…. Сейчас, оглядываясь на недолго прожитое, он удивлялся – что толкнуло их друг к другу? Он – одинокий, замкнутый, немного тоскующий и она – бурная река, для которой остановка подобна болоту. Их расставание слишком уж предрешено было, жаль, что он не выпросил у нее еще одного ребенка. Вздохнув, Шэнь вынул смарт и нажал вызов.
– Это я. Загляни в почту, там для тебя задание. Узнай все. Через два часа я жду информацию.
Голоса наверху стихли. Наверное, Роман делает домашние задания. Теперь, пожалуй, можно позвонить ЕМУ. Надо же, забыть о самом главном празднике. У поварихи в кухне громко работал телевизор. Шли вечерние новости. До того, как услышать в трубке решительное «Вээй!», Шэнь успел вздохнуть. Снова будут менять брусчатку в центре. Надо поручить Ивану снова арендовать вертолет.
Из дневника И.Б.
Сегодня в городе большое событие! У Некрасовых провели свет! Они вторые уже из домов, где свет будет, до этого только Телегины хвастали этим, а теперь вот и у Некрасовых. Нас с Зиной пригласили посмотреть, сын их у нее учится. Это, конечно, будущее во всей красе. В комнатах светло, только щелкни. Никакой мороки со свечами, кончились – не кончились, а светло – где душа пожелает. Только вот недоставало мне у них в доме запаха свечного. С ним как-то благороднее. Телегины тоже были, поздравили их. Хозяйка-то радехонька, небось! Теперь глаза не испортишь, а не то как Зина моя вечно щурится тетрадкам.
Растет город наш, хорошеет. Нет лучшего ничего, чем чувствовать себя его частью. Одно плохо только – все раскольнее в нашей партии, нет единства. Мы с Зиной часто говорить стали об этом, что жестоки непартийцы, но и свои не менее жестоки. Закололи вот недавно вилами одну большевичку крестьяне, мол, предала она их, коров вывела к «своим». А мы чем лучше? Мы этих крестьян всех… Даже упоминать не хочется. Не будем о грустном, что это я. Праздник, свет!
Глава 4
– Да не собираюсь я тратить свое время на глупости, – раздраженно говорил Денис, вышагивая в сторону супермаркета, – итак получил от главреда за опоздание. Ты понимаешь, что для меня важна характеристика в резюме? Иначе меня не возьмут на PROBA, а это – моя главная цель. Что я должен, по – твоему, полдня потратить на незнакомую девчонку, выискивать для нее ошибки, чтоб она вшивую пятерочку получила?
Толстомордая тетка с усиками под губой зыркнула на них и отошла в сторону.
– Товарищ Дэн, а у вас еще остались заведения для душевнобольных? Лечебницы, – поинтересовался Илья, семеня рядом, – а то, если будешь так бормотать себе под нос, сдадут, куда положено. Или, чего доброго, решат, что ты с собакой разговариваешь!
Денис буркнул:
– В этом как раз ничего удивительного и нет! Разговаривает человек по гарнитуре или с собакой – чье дело? Это там в ваши, коммунистические времена было принято соваться в чужие дела, а у нас свобода, понимаешь ли.
– Свобода… И дурацкие собаки.
Денис смотрел под ноги, стараясь, чтобы Илья не заметил, как его душит смех. «Тэлэфон нада, купи, да», – послышался позади южный говор. «Быстро чешем, пока не всучил барахло», – шепнул Денис Илье, и рванул что есть мочи, не оглядываясь. Он терпеть не мог этих барыг и старался обходить радиорынок за километр, но сейчас был рад его появлению. Вчера вечером Ветров все-таки навестил их еще раз, тяга к курению возобладала над страхом, а девки его не явились. Он тихо поскребся в дверь, побоявшись звонить и просунул голову в щелку, выглядывая Илью. Пока Денис доставал пачку, он робко и почти шепотом сказал: