– А у меня ревматизм был, – рассудительно закивал старичок по ту сторону костра. – Да так привязался, что сил нет, кости ломило каждый божий день. Док нашего лагеря только руками разводил. А стоило глотнуть того средства… – Вместо слов он вскочил и лихо сплясал джигу.

Рассказы повторялись не в одном лагере, а в двух десятках, и везде звучали одинаково: раз – и готово, встал и пошел, как бабки отшептали.

Еще один, говорил себе Эмби. Еще один творец магии, человек, в совершенстве овладевший искусством врачевания. И спрашивал себя, чем же все это закончится.

А потом встретил целителя.

Вскоре после сумерек Эмби вошел в опустевший лагерь. Был тот час, когда ужин уже съеден, посуда вымыта и все собираются, чтобы посидеть и поговорить. Но вокруг трейлеров не было ни души – разве что пара собачонок у мусорных баков, – и гулкая пустота эхом рикошетила от трейлерных стенок.

Он стал посреди лагеря и задумался, не стоит ли крикнуть, чтобы привлечь внимание, но кричать побоялся. Медленно двинулся вперед, зыркая по сторонам, высматривая любое шевеление, любой тревожный признак. Тогда-то и увидел яркое пламя на южной границе лагеря.

Осторожно приблизился и еще издали услышал ропот толпы. На мгновение застыл, не уверенный, что ему будут рады, а потом неторопливо двинулся вперед.

Толпа собралась возле рощицы сразу за лагерем. Люди тесно сбились перед одиноким трейлером. Собрание освещали шесть воткнутых в землю факелов.

На ступеньках, ведущих к двери трейлера, стоял мужчина, и его голос долетал до Эмби, но едва-едва. Хотя слов было не разобрать, в речи мужчины было что-то знакомое. Эмби стоял и вспоминал детство, вспоминал городок, о котором забыл уже много-много лет назад, вспоминал звуки банджо и столпотворение на улицах. Это было так волнующе, что потом только об этом и говорили. Старушка Адамс поклялась на купленном снадобье, что никогда себя так хорошо не чувствовала, и годами терпеливо ждала, когда в город вернется странствующий лекарь, чтобы приобрести у него еще бутылочку. Но лекарь так и не вернулся.

Эмби подошел к толпе. Какая-то женщина оглянулась, прошептала горячо: «Это он!» – словно перед толпой выступал сам Господь Всемогущий, и снова обратилась в слух.

К тому времени человек на ступеньках трейлера разошелся не на шутку. Говорил он негромко, но голос разносился над публикой – спокойный и в то же время энергичный, властный и в то же время задушевный.

– Друзья мои, – говорил человек, – я ничем не отличаюсь от остальных, ни в коем случае не подумайте иначе. Не хочу дурачить вас и делать вид, будто я что-то из себя представляю, ведь на самом деле это не так. Я и говорить-то не умею толком, и с грамматикой не в ладах. Но вы, наверное, тоже не великие грамотеи, так что смысл слов будет вам понятен и ничего не произойдет страшного. Я бы хотел спуститься и побеседовать с каждым из вас наедине, но вам будет лучше слышно, если я останусь здесь. Поверьте, я забрался на эти высокие ступеньки вовсе не для того, чтобы важничать. Я залез сюда вовсе не для того, чтобы возвыситься над вами.

Вы уже слышали, что я не собираюсь морочить вам голову, не буду вас дурачить ни единой минутки, лучше вырву свой язык и брошу его свиньям, чем совру хоть единым словом. Поэтому не стану делать высокопарных заявлений об этом моем лекарстве, а начну с того, что буду с вами честен. Имейте же в виду: никакой я не врач, я никогда не учился медицинскому делу и ничегошеньки о нем не знаю, но считаю себя посланником и гонцом, несущим благую весть.

За этим снадобьем стоит целая история; и если вы готовы слушать, я ее поведаю. Началась она давным-давно, и бывали в ней самые невероятные повороты, но, поверьте, нисколечко не погрешу я против истины. Для начала расскажу о своей бабушке, которой уже много лет нет с нами, упокой Господь ее душу. Свет не видывал женщины добрее, а когда я был совсем мальчишка…

Эмби отошел от толпы и безвольно опустился на землю.

Ну и наглец, думал он, наглый самозванец!

Когда все закончилось, когда последняя бутылочка перешла из рук в руки, когда люди возвратились в лагерь, а мужчина стал тушить факелы, Эмби встал, подошел к нему и сказал:

– Ну здравствуй, Джейк.

– Док, ну говорю же вам, – не унимался Джейк, – меня судьба к стенке приперла. Ничего у нас не осталось, ни на бензин, ни на харчи. Даже побираться пробовали, да безуспешно. В общем, впал я в отчаяние, задумался и решил, что, если человек пробыл честным всю свою жизнь, необязательно ему оставаться честным до самой смерти. Но не мог придумать, как бы подзаработать нечестным путем, разве что воровать, а воровать опасно. Хоть я и был готов почти на все…

– Охотно верю, – поддакнул Эмби.

– Ох, док, – взмолился Джейк, – ну что вы масла в огонь подливаете? Незачем вам на меня обижаться. Мы, как вас бросили, сразу стали об этом жалеть; хотели развернуться и забрать вас, но я забоялся. Да вы гляньте, как все хорошо получилось. – Он крутанул баранку, чтобы объехать лежавший на дороге камень, и продолжил рассказ: – Эх, сэр, иной раз и поверить сложно, каким боком жизнь поворачивается. Только подумаешь: «Ну все, кранты», как тут же дела идут на лад. В общем, остановились мы у той речки, сели рыбачить, а ребятишки нашли старую свалку и давай по ней рыскать – ну, вы знаете, ребятишки любят по свалкам гулять, – и нашли пузырьки, штук пятьдесят-шестьдесят, и все одинаковые. Наверное, кто-то вывез давным-давно те склянки да выбросил на свалку. Значит, сижу я и смотрю на пузырьки, потому что других дел у меня тогда не имелось, и думаю, как бы пустить их в пользу, ведь попусту возить с собой – только место зря занимать. И тут меня осенило. В них полно было грязи, а некоторые были надколотые, но мы их отмыли и…

– Скажи-ка, что ты разлил по этим пузырькам?

– Док, я вам честно отвечу: не припоминаю, что было в первой партии.

– Ничего лекарственного, так?

– Док, я же ни малейшего понятия не имею, что надобно класть во всякие там лекарства. Главное, отравы не положить, а не то клиент захворает и копыта отбросит. Но нужно, чтоб было невкусно, – если будет вкусно, люди не поверят, что это лекарство. Мирт поначалу противилась, но теперь угомонилась – особенно когда люди стали говорить, что эта бурда им помогает. Хотя как она помогает – ума не приложу. Вот скажите мне, док, как эта бурда может людям помогать?

– Никак.

– Но говорят же, что помогает. Был один старый пень…

– Это кредит доверия, – объяснил Эмби. – Они живут в мире магии и готовы поверить во что угодно. Ну, почти. Они напрашиваются на чудо.

– То есть сами себе все придумали?

– От начала и до конца. Люди утратили способность к критической оценке, иначе бы эта затея тебе с рук не сошла. Они верят в твои пузырьки. Глотают твою мешанину и верят, что она поможет. Вот она и помогает. Они же ни разу в жизни не становились жертвами рекламных кампаний, их не дурачили объявлениями о непревзойденных свойствах того или иного товара. Их не обкрадывали, не обманывали, не умасливали, не запугивали. Вот они и готовы поверить во все на свете.

– Так вот оно как, значит, – сказал Джейк. – Ну, спасибо, что объяснили. А то я слегка переживал.

На заднем сиденье завозились дети, Джейк прикрикнул на них, но на него не обратили внимания. Все как в старые времена.

Поудобнее устроившись на сиденье, Эмби разглядывал проплывающие мимо пейзажи.

– Точно знаешь, где тот лагерь?

– Док, я его помню так, словно только вчера там был. Помню, как мне подумалось: с чего бы этим ребятам понадобился инженер-ракетчик? – Джейк искоса глянул на Эмби. – А почему вам так надо найти тот лагерь?

– Мысль есть, – сказал Эмби.

– Знаете, док, раз уж вы вернулись… Может, объединим усилия? Вы с вашими сединами да заумными словечками…

– Даже не думай, – ответил Эмби.

– Ну, вреда-то никакого не будет, – возразил Джейк. – Устроим для них представление. Они же поначалу ради представления собирались. Теперь все не так, как до гэ-ка, когда было кино, бейсбол, телевизор и все такое прочее. Развлечений маловато, вот и приходят хотя бы для того, чтобы просто послушать.