– Пять секунд, – отрубил Джордж.

Теперь рычаг был поднят. В молочной дымке полусферы показался чудовищно искаженный пейзаж. Свет стал резким, колючим, шипение превратилось в визг. Машина равномерно грохотала, производя впечатление чудовищно мощного устройства.

– Время!

Высокий мужчина шагнул вперед. Его нога ступила на диск. Второй шаг – и его окутал голубой свет, третий – и человек исчез. Маленький кокни последовал за ним.

Чувствуя, что вот-вот сдадут нервы, Генри двинулся следом за четвертым мужчиной. Ему было смертельно страшно, хотелось выскочить из очереди и убежать куда глаза глядят – подальше от этого холодного, равнодушного света. На его глазах три человека вошли в перекрестье голубых снопов, замерцали – и словно испарились. На диск ступил четвертый.

На лбу у Вудса выступил холодный пот. Словно робот, он поставил ногу на диск. Номера четвертого уже и след простыл.

– Давай живей, приятель, – рявкнул за его спиной следующий доброволец.

Генри шагнул, споткнулся о край диска и полетел головой вперед в колонну света.

Его объял жгучий жар, в следующий же миг сменившийся столь же обжигающим холодом. Словно чья-то великанская рука вдруг на секунду придавила Вудса к диску, а потом ему показалось, что тело расширяется, взрывается и, разлетаясь на части, уносится в разные стороны…

Он ощутил твердую почву под ногами, широко раскрыл глаза и увидел чужую землю – окрашенный в мрачные тона край безбрежных серых пустошей и нависающих черных утесов. В раскинувшемся перед ним пейзаже было что-то неправильное – нечто неосязаемое, трудноопределимое.

Он огляделся вокруг, ожидая увидеть остальных. Никого! Он был совершенно один в этом унылом, безрадостном краю. Случилось что-то ужасное! Неужели только он благополучно добрался из третьего измерения? Неужели произошла какая-то жуткая авария? И он теперь один?

Его охватила внезапная паника. Если что-то случилось, если все остальные где-то в другом месте, не получится ли так, что машина не сможет вернуть его обратно, в его собственное измерение? Что, если теперь он обречен вечно торчать на этом ужасном четвертом уровне?

Он взглянул на свое тело и смятенно вскрикнул.

Нет, эта нелепая карикатура, кошмарный, омерзительный комок плоти, нечто вроде фантасмагорического чудища, подсмотренного в снах умалишенного, не могла быть его телом!

Однако это уродство существовало наяву. Руки – хотя на самом деле появившиеся на их месте придатки были лишь чем-то сродни рукам, служили для тех же целей, что и руки в третьем измерении, – сказали ему то же самое. Он стал существом четвертого измерения, но его четырехмерный мозг еще не перестроился полностью на четырехмерные мысли и продолжал цепляться за непокорные остатки прежнего, трехмерного мышления. Он пока что не владел своими четырехмерными глазами и видел все, что его окружало, сквозь мутную призму миллионов эр трехмерного существования. Да, картина была намного отчетливее, чем в полусфере в лаборатории доктора Уайта, но он не сможет ясно разглядеть ее, пока разум окончательно не избавится от влияния третьего измерения. А на это, вероятно, потребуется время.

Он ощупал свое непривычное тело придатками-руками и обнаружил бугры перекатывающихся мускулов, мощные сухожилия, крепкую, упругую плоть. Ощущение здоровья нахлынуло на него, и он заурчал, как животное – как животное с этого кошмарного четвертого уровня.

Но ужасные звуки, сорвавшиеся со слюнявых губ, издавал не он, а голоса множества людей.

И только тогда до него наконец дошло, что он вовсе не один. Здесь, в этом уродливом теле, сосредоточились тела, разумы, сила и дух всех остальных девяноста восьми участников эксперимента. В четвертом измерении все миллионы трехмерных объектов составляли единое целое. Возможно, часть третьего измерения, называемая Землей, развилась – или выродилась? – из какого-то фрагмента распадающегося четвертого измерения. Вернувшись на четвертый уровень, третье измерение автоматически подчинилось загадочным законам эволюции и приняло форму уровня-прародителя, невообразимо далекого от расы его потомков. Он больше не журналист Генри Вудс, а сущность, которая в незапамятные времена произвела на свет третье измерение. И он не один, ибо заключает в себе тела и души других сынов этой древней сущности.

Он почувствовал, что растет, ощутил, как тело увеличивается в размерах и наполняется жизненной силой тех, кто бросился в колонну света в лаборатории, чтобы вернуться сюда и слиться с ним воедино.

Впрочем, тело не принадлежало единолично ему. Разум был не только его разумом. Отныне это местоимение относилось к общей сумме всех добровольцев, согласившихся на эксперимент доктора Уайта.

Внезапно его охватило новое чувство – ощущение завершенности, превосходной физической формы. Он понял, что последний из девяноста восьми человек ступил на диск и все они сейчас собрались здесь, в этом исполинском теле.

Теперь его зрение прояснилось. Подробности пейзажа, ускользнувшие от его внимания прежде, теперь стали узнаваемыми. Ужасные мысли мелькали в мозгу – тяжелые, мрачные, черные мысли. Пейзаж начал казаться ему знакомым, уже когда-то виденным, родным. Явления, представившиеся бы немыслимыми разуму из третьего измерения, воспринимались как самые обычные. Он наконец-то обрел четырехмерное зрение, в мозгу роились четырехмерные мысли.

В сознание просочились воспоминания, и его наполнили видения: мрачные пещеры, озаренные адским пламенем, безбрежные моря, безжалостно швыряющие волны высотой в милю, на утесы что вздымаются к нависшим небесам. Он вспомнил бурую пустыню, усеянную алыми валунами, серебристые скалы из поблескивающего, как металл, камня. И где-то в глубинах памяти возникло вдруг что-то еще – смутно знакомое ощущение, в котором смешались ненависть, всепоглощающая страсть и жгучая жажда крови какого-то другого существа.

Он больше не был составным организмом, сложенным из обитателей третьего измерения, а превратился в существо с другого уровня, снедаемое страстной ненавистью и непреодолимым желанием отомстить. И внезапно он понял, кто и почему всколыхнул в его душе эти чувства. Осознал и то, что существо, на которое они направлены, где-то рядом. Громадные кулачищи сжались и вновь расправились.

Каким образом это стало ему понятно? Быть может, благодаря некой способности, присущей обитателям высшего уровня, но совершенно не свойственной землянам? Впоследствии он не раз задавался этим вопросом, однако в тот миг знал лишь, что где-то совсем рядом бродит заклятый враг, и не пытался отыскать источник этой уверенности.

Бормоча что-то на наречии, которое существо из третьего измерения сочло бы полной бессмыслицей, пылая яростью, которая красной пеленой застилала сознание, он зашагал по склону к бесплодной равнине, и от великанских шагов, неуклонно приближавших его к цели, содрогалась земля.

У подножия холма он остановился, и из горла вырвался вызывающий рык, заставивший покачнуться утесы вокруг пустоши. Скалы, словно передразнивая, эхом отразили угрожающий рев.

И снова он взревел, изливая в этом звуке жгучее презрение к врагу, который рыскал где-то поблизости.

И снова скалы отразили его вызов, но на этот раз эхо, огласившее пустошь, утонуло в другом устрашающем вопле…

В дальнем конце пустоши появилась исполинская фигура. С гневным рычанием существо двинулось ему навстречу, неуклюже переставляя уродливые, бесформенные ноги. Несмотря на ковыляющую походку, оно стремительно приближалось и одну за другой изрыгало чудовищные угрозы.

Совсем немного не дойдя до противника, великан остановился, и лишь тогда в его глазах забрезжило осознание.

– Ты Мал-Шафф? – проревел он на своем гортанном языке, и на безобразном лице отразились изумление и испуг.

– Да, я Мал-Шафф, – пророкотал незваный гость. – Вспомни, Оуглат, тот день, когда ты уничтожил меня и мой уровень. Я вернулся, чтобы отомстить. Разгадал загадку, о которой ты даже не подозревал, и пришел. Ты, глупец, и вообразить не мог, что, послав своих приспешников кормиться на другой уровень, снова напал на меня. И я здесь затем, чтобы убить тебя.